положение. Комендантский час, общая настороженность, поиск врагов со шпионами и прочие прелести… Короче говоря, для пришлых теперь в поселении может быть небезопасно.
Вскоре миновали узкое ответвление – тесную, темную щель, края которой покрывали бугристые наросты, с виду мягкие и слизистые. Рапалыч, не останавливаясь, прошагал мимо, а Калуга посветил в нее фонариком. Луч озарил уходящие в глухую подземную тьму стенки, между которыми болотный охотник протиснуться бы точно не смог, да и я вряд ли. Состояли они из непонятного пористого вещества, и на них подрагивали радужные пузыри, будто сквозь стены просачивалась какая-то подземная смола.
– Ох, гадость, – Калуга пошел дальше. – Старый, и много здесь такого? Куда оно ведет, ты хоть раз пытался поглубже забраться?
– Вот, опять! – наш провожатый вдруг остановился, с кряхтением лег и прижался ухом к полу, то есть к темной сморщенной корке, покрытой, будто жесткой шерстью, короткими сухими отростками.
– Что такое? – удивился Калуга. – Ты чего распластался?
– Молчи, молодой! Слухай!
Пожав плечами, я улегся рядом, приложил ухо к мягковатой поверхности. Калуга последовал моему примеру, положив фонарик. Ничего такого слышно не было, и я уже собрался встать, выругав старика за дурость, но в этот момент действительно услышал – мелкий, быстрый, слабый стук. Непонятный звук, сопровождаемый к тому же едва уловимым шелестом, от которого меня пробрал озноб. Он усилился, будто кто-то бежал под нами, и тут Калуга произнес гробовым голосом:
– Ножки стучат.
Рапалыч испуганно шевельнулся, покосился на нас, щуря мутные глаза, скрипнул:
– Не каркай, молодой!
– Ворон каркает, а я говорю. Ножки стучат, такая толпа мелких ножек. А шелест – это хвосты по полу метут.
– Какие еще ножки с хвостами? – спросил я.
Он пожал плечами:
– Не знаю, брат. Может, тех белых безглазых крыс, помнишь, я рассказывал? Бежит стая таких сейчас прямо под нами… А может, это тринадцать гребаных мутантов там маршируют? А, брателла, как тебе картина? Ха! Все, ушли, больше ничего не слышу.
Я сел, поковырял пальцем в ухе и спросил:
– А интересно, что там внизу? Я думал, корень идет сквозь сплошную землю, но получается, вокруг есть еще пустоты?
– Они, – закивал Рапалыч, с трудом выпрямляясь. – Их тут много, пустот этих, цельный лабиринт внутри холма. И кто-то в нем живет. Ходит, бродит, стучит. Щелкает. То тихо всю дорогу, а то скребется, как сволочь. И всякие другие звуки… Дивные такие, закопай их аномалия. Все молодые, идем, недалеко осталось.
Подняв фонарь, Калуга зашагал позади старика, и я последовал за ними. Теперь нам почти не приходилось нагибаться – труба еще расширилась, но идти легче не стало, потому что наклон увеличился. Хорошо что ноги не скользили на сухой корке и смахивающих на шерсть отростках, но я все равно то и дело придерживался за стенки.
– А может, проковырять дырку в этой корке да посмотреть, что снаружи? – озвучил Калуга мысль, которая и мне пришла в голову.
– Не вздумай тут ничего ковырять! – заскрипел Рапалыч. – Вы, молодые, совсем дурные, все бы вам ковырять… Доковырялись уже – Лес попер, все вокруг заполонил, а им снова ковырять охота! Ковыряльщики!
– А что будет? – спросил я.
– Что будет, что будет… А откуда ты знаешь, что на тебя оттуда прыгнет? К тому ж там, в этих полостях, газ бывает.
– Тот, горючий, который у чумовцев горит в фонарях?
– Горючка, ага. Так и зовем. Он в Чуме иногда с трещин выходит. Где посильнее, ставят заглушку, трубу подводят… Так и живем. Дышать горючкой нельзя, она вроде угарного газа, который от пожаров бывает. Шумит в голове, после блевать охота, можно и скочуриться.
– А давно ты этот лаз нашел? – спросил Калуга.
– Да уже много годков как. Еще в силе был, чаще за хабаром ходил… У меня в Чуме халабудка есть, я там ночевал. С теми двумя предателями еще не знался, ноги крепче были, сам ходил.
– И пил, наверное, меньше, – заметил Калуга. – Вон как от тебя перегаром несет.
– Водка следопыту не помеха, водка токмо в помощь! Не бухти, молодой, о чем не знаешь, а то больше не буду рассказывать.
Шагая позади Калуги, я ткнул его кулаком в спину, чтобы не сбивал старика.
– Ладно, чего ты обиделся, – охотник отвел в сторону сухое мочало, свешивающееся со свода, прошел под ним, затем я проделал то же самое при помощи ствола. – Не сердись, старый, говори дальше. Так что, нашел ты этот ход… ну, и зачем он тебе понадобился?
– Как – зачем? Хорошему старателю все в помощь, все сгодится. Это ж какое полезное дело – собственный лаз прям под стеной, под всем Чумом… важное дело! Ты, молодой, не разумеешь еще, такое токмо старость разумеет, мудрость моя.
– А кого-то еще встречал здесь когда-нибудь, мудрость?
– Да Лес с тобой! – замахал руками старик. – Слыхать – слыхал, но не видел никого. Только раз один, самый первый… Напился, понимаешь, да и бродил вокруг Чума. В ров упал. Заснул. А как проснулся, ночью уже, слышу – идет. Глаза протер: ба! Прям с-под земли вылезает мужик. Отряхнулся и пошел прочь от холма. Ну, я заинтересовался, стал смотреть: чего это он, откуда вылез… И нашел этот ход.
– Значит, по крайней мере, еще один человек про лаз знает.
– Так выходит, – согласился Рапалыч. – Хотя после еще разок я его видел тут, пару лет спустя. Навстречу он шел, хорошо, я издалека услыхал – в нишу забился, впереди там есть ниша, да фонарик погасил. Он мимо прошел, не заметил.
Рапалыч замолчал, перебираясь через горб, образованный на нашем пути изгибом корки. Старик все громче кряхтел и сопел – корень стал уже почти вертикальным, теперь мы не шли, а ползли, будто по очень крутому склону. Хорошо что корка была не гладкой, а вся в складках и трещинах, к тому же удобно хвататься за отростки. Они, правда, кололись, но меня спасали перчатки.
– А что в стволе? – спросил я. – В смысле, в том обрубке на вершине. Он тоже полый?
– Тюряга там, – пояснил Рапалыч. – Называется та штука Башней, и внутри у ней – тюряга. А на втором этажу оружейный складец. И еще, грят, в Башне наверху тайная резиденция самого Хозяина.
– Какого Хозяина?
– Чумака так в городе называют. Хозяин Чума. Он в Башне останавливается, когда сюда приезжает. Хотя Чумак редко тута бывает, но иногда вместе с караваном прикатывает, тем, что газ с города возит. Там большие махины, цистерны такие… А у самого Чумака – черный джипище. Во-о! – старик развел руки, показывая размеры чумаковского джипа. – Огромный – страх. Черный, как душа мутанта. Так я о чем… Башня, значит, стоит прям на верхушке Чума, а вокруг – лысо.
– Чего вокруг? – не понял Калуга.
– Лысо, говорю, как у тебя на лбу. Пусто. По склонам стоят дома, а на вершине – ничего нет, окромя Башни. Так Хозяин повелел, чтоб вокруг нее ничего не строили. То место огорожено, прямо за оградой стоит шпиталь Катьки, еще Управа городская, где наши полицаи базируются… ну, парни Чумака, которые улицы охраняют и на стенах патрулируют, и еще там у ограды развалинки всякие, и в одной из них мой схрон. А дальше уже по кругу обычные дома начинаются, улицы.
– Э, погоди, погоди! – сообразил Калуга. – Ох, ты говорун какой болтливый… Так это что выходит, мы сейчас ползем прямиком к Башне? К тюряге?
– Это почему так выходит, молодой? – проскрипел старик.
– Ну а как же… Корень-то идет от ствола, разве нет? Так в природе заведено даже у растительности из Леса. И мы сейчас туда ползем, тринадцать гребаных деревьев!
– Эх, молодость дурная, – уже привычно стал нудить старик. – Кто ж тебя прямо в тюрягу поведет? Да как бы я тогда пользовал этот лаз, если б он от Башни шел? Ты старость слушай, мудрость мою, а не дурню болтай. И сюда свети, свети лучше, а то навернется Рапалыч, и вы тут одни запропадете.
Лаз неожиданно изогнулся, стал почти горизонтальным – мы очутились на широкой площадке овальной формы, напоминающей пещеру. Свод тут был выше, в дальнем конце виднелся круглый ход, ведущий дальше.
– Нарост, что ли, в этом месте какой-то на корне был, – пробормотал Рапалыч. – Так, молодые, осторожно теперь. Идти прям по центру до той дырищи впереди. Не люблю это место.
– Почему? – спросил Калуга, шагая след в след за стариком, который осторожно ковылял по прямой через середину земляной пещеры.
– Шатко тут.
– Как это? Ничего не чувствую такого…
– Если в сторону податься – шатко.
Калуга, конечно, тут же шагнул вбок, прошел немного и вернулся на прежний курс.
– И вправду, под ногами дрожит, – сказал он мне. – Под нами вроде как более твердая полоса, а по сторонам – мягче, и ощущение, будто там можно провалиться. Ты лучше туда не ходи.
– Я и не собирался, – ответил я.
После пещеры снова начался крутой участок, а потом Калуга спросил:
– Это что тут? Гляди, брат, еще одно ответвление… И впереди вон тоже, только влево. Да здесь и вправду вроде лабиринта, тринадцать гребаных Минотавров! Причем из этого рукава, кажется, газом несет…
– Быстрее ходите, – велел старик. – А то надышитесь. Слышите?
Из расселины, откуда пахло газом, доносились глухие ритмичные звуки, будто там колотили по камню.
– Да уж слышим, и чего это? – спросил Калуга опасливо. – Вроде такие… карлики подземные кирками стучат, золото добывают.
– Раньше не было такого звука, – сказал Рапалыч. – Я так смекаю, это местные новую газодобычу закладывают. Далеко где-то, а эхом через полости доносит.
Он шагнул на небольшую горизонтальную площадку и остановился. Вставший позади него охотник посветил фонариком вверх, потом вниз.
– Пришли, что ли? Ну, слава подземным богам, а то надоело мне.
Я протиснулся между ними, поглядел. Дальше ход рассекала широкая вертикальная трещина – будто великан прорубил землю топором. Высоко над нами расселину перекрывала решетка. Нормальная такая решетка, с толстыми прутьями и широкими просветами. Широкими настолько, чтобы в них все было видно, но не настолько, чтобы мог пролезть взрослый человек.