– Весь Норавейник, – процедил я, толкая цыганку обратно к двери.
– Умеешь ты подкрасться незаметно, охотник.
– Это был сарказм, да? Я так и понял.
Он обошел нас, шагнул в первую комнату и открыл ящик стола. Попадающий сюда из коридора свет был совсем тусклый, и Травника я видел как дымного бледно-зеленого призрака. Он повернулся – в руке чернела буква «г» со сглаженными очертаниями – и спросил:
– Нора, где сверток, который был у меня?
– Джа по кар, кханудо джюклы.
– Тогда я сам найду, – он снова начал копаться в столе, спросив напоследок: – Что дальше, Стас?
– Дальше вас разорвут на куски, – сказала Нора.
– Но только после того, как на куски разлетится твоя голова, – уточнил я. – Где у тебя тут оружие?
– Здесь нет оружия.
– Вай, врешь, красавица.
Травник выше поднял руку, и я разглядел, что он держит револьвер. Надо же, давно не видел такой машинки, разве что… разве что на рисунке в его схроне. Уж не этот ли револьвер там нарисован? Если он был у Травника с собой и цыгане его отобрали…
– Твоя пушка? – спросил я.
– Моя. Но в нем только три патрона. Хотя это такие патроны… Долго объяснять.
– Нора, где запасные к твоему двустволу?
– Ты думаешь, я тебе скажу?
– Не скажешь? – Я стукнул ее стволами по затылку. Голова цыганки дернулась, она переступила с ноги на ногу, тихо выругалась по-цыгански, потом сказала:
– Ну и что? Собрался вырубить меня и тащить на руках?
– Где патроны?
– Ищи, – пожала она плечами.
Чертова баба! Хотя выдержки не занимать – не всякий мужик смог бы так вести себя в этой ситуации.
– Травник, обыщи стол.
– Я и так его обыскиваю. Не суетись, Стас.
– Не суетись?! Твою мать, там батальон бешеных цыган за дверью! Быстрее шевелись!
Он громче застучал ящиками, зашуршал и заскрипел. Радостно что-то пробубнив, сунул в карман небольшой сверток, который нашел в нижнем ящике. Принялся выдвигать остальные. Я оттолкнул Нору в сторону от стола, поставил так, чтобы она находилась точно между мной и раскрытой дверью. Из коридора донеслись шаги, затем новый голос произнес:
– Нора, как ты?
Судя по тембру, говорил кто-то в возрасте, хотя не совсем еще старик.
– Маркус, я в порядке, – сказала она.
– Только нос разбит и ссадина на виске, – громко добавил я и произнес тише: – Кто это подтянулся?
– Маркус. Он мой… управитель, – пояснила Нора нехотя.
Травник шагнул ко мне, подняв руку, на ладони лежала небольшая коробочка.
– Патроны от двустволки там, – сказал он. – Их десять, кажется. Могу посчитать точнее.
– Не надо. Приставь свой револьвер ей к шее под затылком.
Он так и сделал. Я продолжал инструктировать:
– Близко не подходи, держи ствол в вытянутой руке. Вдавливай сильнее, чтобы если она резко присядет или отпрянет, ствол дернулся за ней. И не бойся стрелять.
– Я не боюсь, – спокойно сказал он. – Нора, ты предала меня, и я испытываю к тебе смешанные чувства: презрение, злость и агрессию.
Он всегда был таким. Озвучивал свои эмоции – будто не испытывал их на самом деле, а лишь проговаривал вслух, показывая другим, что испытывает. Я давно уже решил, что Травник экспериментирует с самим собой, пробует часть своих аномальных зелий и микстур, отчего мозги у него в черепе перевернулись вверх тормашками. Но все же психом он не был – только реагировал не совсем так, как обычные люди.
Отступив от Норы, я зарядил в огнестрел второй патрон, остальные сунул в карман. Заодно раскатал штанины, а то как мальчишка. За раскрытой дверью перемещались тени, доносились шепот и шарканье. Когда, снова приставив оружие к голове цыганки, я занял место Травника, он отступил в сторону и спросил:
– У тебя есть план отхода?
– Ну, Лес тебе в душу, какой тут может быть план? Отходим – и все тут, – я сказал это потому, что нас слышала Нора, на самом-то деле план был, хотя строился он из расчета, что, позарившись на деньги, цыгане выпустят нас с Травником из Норавейника. – Эй, там! Мы выходим! Але, в коридоре, как слышно?
– Слышим тебя хорошо, – откликнулся после паузы Маркус.
– Сейчас ты старший?
Помолчав, он ответил:
– Будем считать так.
Ага, рассудительный, вдумчивый мужик, привыкший семь раз отмерять прежде, чем один раз резать. По крайней мере, так чудится по интонациям. Ладно, если он и вправду такой – хорошо, не будет зазря рисковать головой хозяйки. Я сказал:
– Очистите место перед дверью, сейчас мы выйдем в коридор. Потом двигаемся к выходу, я веду Нору перед собой, оружие приставлено к ее голове. Чуть что – стреляю. Травник идет сзади, спиной к нам, пятится. У Травника тоже ствол, если кто пытается приблизиться к нам – стреляет он. Вопросы? Пожелания, предложения, претензии?
– У него не ствол, а детская перделка! – зло каркнули за дверью. Кажется, Шакал.
Травник промолчал. В коридоре раздался рассерженный шепот Маркуса, ответное шипение Шакала, другие голоса…
– Скажи им, чтобы слушались, – тихо проговорил я Норе на ухо. – Чем быстрее это все закончится, тем лучше для всех.
– Всем слушаться Маркуса! – велела она.
Голоса смолкли, Шакал еще пробубнил что-то, но быстро заткнулся, и тогда Маркус произнес:
– Мы отходим.
Донеслись шаги, потом наступила тишина.
– Ты все слышал, – сказал я Травнику. – Пристраивайся.
– Не уверен, что смогу пятиться всю дорогу, – заметил он и пошел за нами с Норой, когда я, подталкивая ее перед собой, направился к двери.
В коридоре было пусто. Мы двинулись в обратном направлении, Нора семенила передо мной, я крепко обхватил ее за шею левой рукой, правая согнута, стволы упираются ей под нижнюю челюсть. При таком захвате она вообще ничего не могла сделать – ни вырваться, ни рукой отбить оружие в сторону.
– У твоего огнестрела два спусковых крючка, – прошептал я ей на ухо, продвигаясь к изгибу коридора впереди. – Представь, что будет, если спущу оба… Ух! Дымящийся кратер на месте головы.
– Джа по кар! – бросила она.
– Спасибо, я тоже тебя уважаю, – откликнулся я.
Сзади раздался шум, и перед поворотом я оглянулся. Травник пятился, подняв револьвер. В конце туннеля возле раскрытой двери стоял седой коренастый мужчина – Маркус, скорее всего – и трое цыган помоложе, все со стволами. И Шакала среди них не было… Черт!
Я резко повернулся обратно, толкнув Нору за поворот, шагнул следом. Прямо перед нами на одном колене стоял, подняв длинное охотничье ружье, Шакал. Часть его шикарной шевелюры обгорела, но на лице ожога видно не было.
Нора сдавленно ахнула, впервые за время нашего знакомства показав свой страх. Я дернул двустволом, едва не содрав кожу с ее подбородка, и выстрелил одновременно с Шакалом. И в тот же миг присел позади цыганки.
Пуля из охотничьего ружья пролетела над ее плечом, точно через то место, где секунду назад была моя голова. Шакал закричал. Нора рванулась прочь, но моя рука лишь крепче сдавила ее шею. Рывком вернув двуствол на старое место, ей под челюсть, я выпрямился. Шакал катался по полу, орал от боли и дергал ногами.
– Будь ты проклят, охотник, – произнесла хозяйка Норавейника. – Ты мой кровник.
Тонкие ноздри ее раздувались, и я ощутил, как дрожит прижатое ко мне маленькое тело. Что-то много я себе в последнее время врагов завел. В Городище неизвестно еще, чем все закончилось, но если Птаха жив, он теперь мой личный враг. Майор Шульгин, если жив, мой враг. Про Химку можно и не говорить – мелочь, как и Выдра. Еще Палачу я враг. А теперь и Нора, хозяйка цыганского анклава. Какие-то враги крупнокалиберные пошли. Так всегда: если берешься за что-то стоящее, влезаешь в крупную игру, то и противники у тебя объявляются крутые.
– Он – мой брат, – сказала Нора. – Я убью тебя, клянусь своей душой.
Она не кричала и не ругалась больше, говорила почти спокойно, с тихой, яростной уверенностью.
– Твой брат жив, я попал ему в плечо, – возразил я. – Хотя ключица, скорее всего, раздроблена… ну так сам виноват.
Когда мы проходили мимо, Шакал, несмотря на зверскую боль, пылающую в его выпученных глазах, попытался дотянуться до моей ноги, и мне пришлось пинком отбросить его к стене. Нора скрежетнула зубами, он громко застонал, но тут же смолк – вырубился от болевого шока.
– Эй, там! – громко произнес Травник сзади. – Маркус, ты здесь самый разумный. Послушай: ваш человек ранен, но не убит. Пусть это послужит уроком. Оставайтесь в той части коридора. Если кто-то высунется из-за этого поворота – я сразу открою огонь.
– Они все равно пойдут за нами, – заметил я, толкая Нору дальше.
Коридор стал шире, и Травник, обойдя лужу крови, натекшую из Шакала, нагнал нас. Пошел рядом.
– По крайней мере, какое-то время они не будут приближаться, – заметил он. – А идти нам недалеко.
– Недалеко, но впереди нас все равно будут ждать. Есть же боковые коридоры, обходные пути… Мы поставили на уши весь Норавейник, не надейся уйти легко.
– Я ни на что никогда не надеюсь, охотник. Я только делаю и смотрю, что получается.
Я покосился на него. За время, прошедшее с тех пор, как мы виделись в последний раз, Травник не изменился: такой же худой, сутулый, такая же седая бородка клинышком, костистое лицо с умными глазами, бледная кожа. Он был человеком того типа, которых мой покойный напарник называл интеллигентами. Но, так сказать, интеллигент полевого образца: хоть и худой, но не хилый, хоть и умник, но подвижный, резкий, умеющий действовать. Револьвер он держал в левой руке. Ну да, Травник ведь левша, вспомнил я.
– На площадке нас ждут, – согласился он. – Если даже пройдем ее и поднимемся по лестнице, что дальше? Они побегут за нами, расползутся вокруг, будут следить из темноты и…
– Наверху все будет как надо, – перебил я и глазами показал ему на затылок Норы, которая наверняка внимательно слушала нас.
Мы прошли еще два поворота, никого не встретив по пути, хотя из ответвлений доносились тихие голоса, а в глубине скользили тени. Нора молчала, без сопротивления двигалась куда надо, но я не ослаблял хватку. Когда прошли земляную лестницу, сказал: