сли что – спускайся к воротам, попытайся выйти через них. Или заляг, если там не выпускают. Сними комнату в «Вершине», приведи девку, напейся вместе с ней и дрыхни до обеда.
– Тогда уходим? Слушай, мужик твой, по-моему, уже не дышит.
– Дышит, – я склонился над Травником, и вдруг он схватил меня за шиворот.
Хотя «схватил» – не самое подходящее слово. Рука приподнялась, пальцы вцепились в воротник, слабо потянули вниз. Соскользнули.
– Она была мягкая, – прошептал Травник.
– Что? – я нагнулся ниже, затаив дыхание.
– Мягкая, – его губы едва шевелились, грудь вздымалась тяжело, медленно, с большими паузами. – Тая. Моя жена. Я ее любил. Больше никого, никогда… За всю жизнь, только ее. Ушла в Лес. Давно, после рождения Зори. Просто ушла. Он ее принял. Как и Шамана потом.
– Где мой отец? – спросил я.
– Лесной угол. Там.
– Где это? Что за место?
– Сердце Леса. Еще говорят – Эдем. Шаман… он знает все.
– Как мне найти его?
– Катя – как Тая. И Зоря тоже. Чумак сживет их. Он твердый. Как камень. Гранит. Они мягкие, как их мать. Они умрут там. Спаси их.
– Я спасу их, Травник. Обещаю. Скажи – как мне найти отца?
– Меня зовут Георгий. Давно никто… не произносил мое имя. Ты спасешь их. Спасешь. – Взгляд его стал осмысленнее, он снова попытался взять меня за воротник. – Спасешь, потому что Катя знает, где лежит третий тоник. Примешь все три – сможешь дойти до Шамана. Третий… Антилес. Он спрятан. Вместе со второй частью дневника.
– Катя знает, где он? Но ты ведь тоже знаешь – скажи!
– Узнаешь у нее.
– Тоник и дневник лежат под твоей дворницкой? За железной дверью?
Он слабо улыбнулся посеревшими губами.
– Нет, там… аномальное оружие, – его рука поползла в сторону, пальцы коснулись револьвера, который я положил на землю рядом. – Вроде этого. Там… другие патроны. И еще… другое… возьмешь, пригодится. Экстраганы. Я делал опыты. Такого больше нет ни у кого… я сам их… Но… Не все испытал. Код от замка: «эдем». А Катя…
– На той двери не было замка, – перебил я.
– Был. Есть. Ты найдешь. Катя знает, где дневник, вторая половина. В нем показан путь к Эдему. Лесному углу. Рисунок, пометки. В том же месте лежит третий тоник. Только если вколешь его, сможешь идти Дорогой Леса. Идти к отцу.
– Так скажи мне, где они. Где дневник и тоник?
– Спасешь Катю – узнаешь все.
– Скажи мне сейчас! – я уже почти кричал.
– Тогда ты… У тебя не будет причины…
– Будет. Я клянусь тебе, что спасу твоих дочерей!
– Ты – охотник. Ты сам за себя.
– Травник, я могу хитрить, обманывать, но я не нарушаю своих обещаний. Ни разу не нарушал. Скажи, где спрятаны дневник с тоником.
– Ты, наверное, неплохой парень, охотник. Но… Все узнаешь от Кати. Сделай так, чтобы они с Зорей спаслись. Чтобы выжили. Помоги им. Тогда уйдешь отсюда. Уйдешь Дорогой Леса. А я…
Он произнес что-то совсем тихо. Я склонился над ним, почти прижав ухо к его губам. Они шевельнулись, и Травник шепнул:
– Я ухожу по ней сейчас.
И смолк – навсегда.
– Брат, по-моему, сюда идут, – тихо сказал Калуга. – Точно говорю: кто-то приближается. Поднимаем его и… Что? Он – все?..
– Все, – ответил я, прижимая пальцы к шее Травника. Его остекленевшие глаза уставились в ночное небо над нами.
– Здесь его нельзя оставлять. Будет такая непонятная улика, начнут рыскать вокруг, отыщут схрон, потом лаз… Ну, что ты застыл? – Калуга толкнул меня в бок и повторил: – Уходим.
Глава 20Главное оружие Леса
Спускаться через лаз с Травником на руках было тяжело, и еще сложнее оказалось втащить его в схрон, который я нашел в расселине под решеткой. Сначала туда пришлось слезть мне, потом Калуга положил мертвеца на краю, свесил вниз ноги… Спустя минут десять мы, тяжело дыша, уселись под стенкой земляного мешка и уставились на мертвеца, которого положили на матрасе у противоположной стены.
– Думаешь, хорошее место для могилы? – Калуга поставил фонарик рядом и огляделся в слабом свете. – Глухо тут, точно как в могиле. Самое оно для мертвеца, а? Ну что, сказал он тебе что-то важное?
– Сказал, что нужно спасти от Чумака его дочерей. Катя знает, где вторая половина дневника и третий тоник. В дневнике написано, как попасть к моему отцу, а тоники нужны, чтобы пройти в то место.
– Круто, брат. Загадка на загадке сидит и загадкой подгоняет. Слушай, это, может, странный вопрос, но ты уверен, что хочешь найти отца? Вы же, я так понимаю, лет пятнадцать не виделись? Больше? Зачем он тебе? Чужой же совсем человек.
– Дело не в этом. Я уверен, что он очень многое знает. То есть, возможно, он знает о причинах катастрофы, знает, что такое Лес… Сумел разобраться во всем. И еще, думаю, он был связан с Пандемией. По крайней мере, косвенно.
– Значит, нужно его найти во что бы то ни стало?
– Да.
Я достал сверток с тоником, развернул. Ногой пододвинул к себе стоящую неподалеку аптечку Травника.
– А еще, – продолжал Калуга, – нам надо выручить дочерей Травника.
– Конечно. Катя знает, где третий тоник.
– Но главное ведь не это?.. – он внимательно смотрел на меня.
– А что главное? – я раскрыл аптечку.
– Это ты мне скажи, брат.
Вытащив шприц, я покрутил его в руках, положил на колени. Калуга молча ждал. Я потер лицо, вздохнул и сказал:
– Не люблю я про такое говорить. В общем, есть вещи, которые если делаешь… или если, наоборот, не делаешь, то предаешь себя. Не знаю, как это объяснить, не умею толком. Короче говоря, так оно случается: когда человек предает самого себя, то потом… Блин, не знаю!
– То потом он деградирует, – сказал Калуга серьезно. – Деградирует из человека – в мышь.
– Почему в мышь? – удивился я.
– А вот так. Становится трусливой мышью в норе. Такие моменты в жизни случаются редко, но иногда все же случаются, и надо решать: мышь ты или человек. И если решаешь, что мышь, – лезешь в нору и сидишь в ней всю оставшуюся жизнь, трясешься. А если человек, то идешь и дерешься. Я знаю, у меня такое было.
– Ну, мышь так мышь. В конце концов, зачем эти разговоры? Мне третий тоник нужен обязательно, так что я в любом случае пойду вытаскивать Катю с Зорей.
– Это я для себя хотел прояснить, – ответил он. – Ты-то понятно, а вот я… В общем, я подумал и понял, что тоже пойду.
– Уверен? Чумак – он покруче майора Шульгина, Птахи и цыган. Это как к шатуну в берлогу лезть. Я не преувеличиваю.
– Знаю, что не преувеличиваешь. Только кто я, человек или мышь дрожащая? Если не помогу их освободить, значит – мышь. Поэтому пойдем к Чумаку вместе. Устроим ему танцы со стволами, а, брат?
– Посмотрим, – сорвав с бутылочки пробку, а со шприца – упаковку, я вставил иглу в горлышко и отжал клапан. Проверил, не осталось ли внутри воздуха, и стал закатывать рукав.
– Уверен, что сейчас подходящее время и место? – спросил Калуга, с некоторой опаской отодвигаясь от меня. – Слышишь, там стреляют вверху. И взрывается что-то, земля вон даже дрожит. А вокруг холма Палач рыщет, и Выдра с ним. Хотя я бы на месте Палача послал мохнатого за подмогой в Край… Может, их там уже целый отряд. Получается, нам отсюда ни туда ни сюда, а ты собрался колоться.
– Как раз самое время и самое место, – ответил я и улегся под стеной. Отстегнул от пояса сумку с деньгами, положил рядом. – Калуга, сейчас меня, насколько понимаю, начнет дергать. Я вырублюсь и какое-то время проваляюсь. Приду в себя, может, через час. Или через два. Ты пока… поспи, что ли.
– Ага, поспишь тут с вами двумя, один – труп, второй вообще не пойми что.
– Ну, не знаю. Выйди тогда, полазай вокруг, разведай обстановку. Я приду в себя – и решим, что делать. – Я несколько раз согнул-разогнул руку, похлопал по сгибу локтя. – У нас в планах экскурсия на ферму Чумака, и при этом надо избежать встречи с Палачом и краевцами. И не попасться снова ренегатам, если те еще в силе и если майор Шульгин жив. Вот и будем решать, как проскользнуть между ними всеми.
– По самому краешку ходим, брат. И кстати, на ферму Чумака просто так не заявишься. У него ж там крепость, туда с армией приходить надо.
Похлопав по лежащей рядом сумке, я ответил:
– Армию можем нанять. Или свою сколотить.
– Ага, мы теперь богатые, как Хан. Я вот что еще думаю… А ты уверен, брат, что действуешь сейчас по своей воле?
Я покосился на него.
– Ты о чем?
– Да я вот, понимаешь, не уверен. Ни про тебя, ни про себя. Что, если все вот это, – он развел руками, – все, что произошло за последние дни, кем-то направляется?
– Кем?
– Да ты сам понимаешь.
– Лесом, что ли?
– Им, ага. Мы думаем, что поступаем, как того сами хотим, у нас есть цели, мы к ним стремимся… А на самом деле все это время действуем по его воле. Он что-то хочет, глобально так хочет, и подталкивает события по-своему. Незаметно, не напрямую – косвенно. Влияет на людей, на поступки, на ситуации…
– Что же, по-твоему, он хочет?
– Э, брат, если б знать… Был бы я королем Мира Выживших, если бы это понимал. Может, вон, Хан знает? Или командование Армии Возрождения?
– Или мой отец, – я поразмыслил над словами Калуги и заключил: – Нет, я сам хозяин своей жизни. Конечно, на меня влияют обстоятельства, другие люди, их действия. Сильно влияют, и от этого в моей жизни многое зависит. Но как мне поступать, я решаю сам.
– Это можем быть иллюзией, – возразил он серьезно. – Слышал ведь: самая главная хитрость дьявола в том, чтобы убедить всех, что его нет.
– Ну, а это ты к чему?
– К тому, что хитрость может быть в том, чтобы люди считали, будто действуют по своей воле. И это главное оружие Леса.
Я пожал плечами:
– Калуга, я философией даже после бутылки водки не очень увлекаюсь. А что до Леса… По-моему, его цели не совпадают с моими. Но это и неважно, я все равно добьюсь своего, какое бы оружие он против меня ни направил. Все, не скучай тут без меня.