Всего за 1—2 недели до германской агрессии, когда ее неизбежность уже ясно осознавалась не только командованием РУ, но и разведывательными отделами армий западного направления, последние приступили к развертыванию внештатных РДФ. Создавались для них и пункты базирования с запасами оружия, продовольствия и снаряжения. На эти базы они направлялись непосредственно перед отходом наших войск из соответствующих районов. Однако в первые же дни войны связь практически со всеми наспех подготовленными внештатными РДФ оказалась утраченной, каждая вторая группа погибла.
Новые внештатные РДФ пришлось создавать в неимоверно трудных условиях отступления, когда оперативная инициатива полностью принадлежала врагу. Так, один только разведотдел штаба Западного фронта за июль-август 1941 года отправил в тыл противника 52 таких формирования. Но из-за отсутствия подготовленных офицерских кадров, способных правильно наладить эту работу, неудачной организационно-штатной структуры разведотделов штабов фронтов и армий, их слабого материально-технического оснащения, боевые возможности РДФ продолжали оставаться низкими (...)
Для руководства партизанскими соединениями, усиления их кадрами специалистов, организации материально-технического снабжения, постановлением Государственного комитета обороны от 30 мая 1942 года был создан Центральный штаб партизанского движения (ЦШПД) (...)
Как бы там ни было, к лету 1943 г. устойчивую радиосвязь с ЦШПД[51] имели партизанские отряды общей численностью свыше 120 тысяч человек. Они действовали в Белоруссии, на Украине, в Орловской и Брянской областях России, на северо-западе СССР. Это была большая сила. Несмотря на совершенно неправильное использование партизанских отрядов в войне (основная ставка была сделана на так называемую «рельсовую войну» вместо разрушения мостов и крушения поездов), они принесли значительный ущерб немцам в живой силе и отвлекли на себя значительную часть их армейских соединений — около 1 миллиона человек».
СОЗДАТЕЛИ ПОРОХА
В 1941 году начальник генштаба вермахта Гальдер записал в дневнике: «К 1.6 мы будем иметь 2 млн. химических снарядов для легких полевых гаубиц и 500 тысяч снарядов для тяжелых полевых гаубиц. Заряды различной окраски для химической войны имеются в достаточном количестве. Необходимо лишь наполнить ими снаряды, о чем дано распоряжение... Для ускорения подвоза в тылу каждой группы армий будет поставлено на запасные пути по три эшелона с химическими боеприпасами...»
Да, было в арсенале немцев еще одно оружие — химическое. В предвоенные годы и в годы войны Германия на 20 заводах наработала в общей сложности 180 000 тонн отравляющих веществ. Даже Соединенные Штаты с их развитой экономикой смогли выработать только 135 000 тонн. Запасы Великобритании составляли 35 000 тонн.
А каковыми были перед войной запасы СССР?
Да практически никакие.
Этот факт тем более любопытен, что в ответ на применение немцами отравляющих веществ царская Россия немедленно наладила выпуск значительного числа химических снарядов. В 1917-м каждый седьмой снаряд, выпущенный по немцам, был химическим.
23 июля 1941 года газета «Правда» опубликовала захваченные 15 июля 1941 года секретные документы 52-го химического минометного полка вермахта. Среди них была и инструкция о внезапном применении отравляющих веществ по кодовому слову «Индантрен».
По международному радио СССР предупредил о неминуемом и сокрушительном возмездии за подобные преступления.
Увы, это были пустые угрозы. Запасов отравляющих веществ у СССР практически не было, и в Германии это отлично знали. Другое дело, что при использовании химического оружия трудно наступать, так что смысл в применении этого оружия был невелик.
Но было одно место, где фронт стоял нерушимо. Вот именно там немцы в 1943-м и приготовились применить свои запасы. Это был Ленинград. Немцы планировали использовать газы против блокированного города, после чего, высвободив силы у Балтики, снова ринуться с двух направлений на Москву.
В середине 1943 года разведчики 55-й армии, что защищала Ленинград, захватили два новеньких немецких противогаза. Перед этим было замечено, что немцы усилили применение дымов по всему фронту. Немецкие противогазы тщательно изучили, и было найдено, что немцы изменили состав своих поглотительных фильтров, в два раза увеличив защиту против фосгена и введя новую защиту от никогда ранее не применявшегося нервно-паралитического газа типа «табун».
Однако газ применен не был. Сейчас трудно объяснить причину. То ли в результате того, что поражение на Курской дуге сделало бессмысленным штурм Ленинграда, то ли потому, что к 1943 году в СССР спешно было налажено производство отравляющих веществ, то ли по какой-то еще причине... Но факт есть факт — война прошла без применения отравляющих газов[52].
Но все-таки немцы могли этот газ применить, и в 1941 году Красная Армия не смогла бы практически ничем ответить. Почему?
В конце 1920-х годов производство боеприпасов подчинялось так называемому Военно-техническому тресту (Вохимтресту). Вохимтрест был очень большим и мощным предприятием, которое со своими 11 заводами уступало только Авиатресту (15 предприятий) и Орудартсу (13 предприятий). Управление столь обширным производством требовало больших усилий — но с этим вполне успешно справлялся весьма одаренный и трудолюбивый начальник Вохимтреста Д.Я. Котт.
Родился Дмитрий Яковлевич Котт в небольшой деревеньке Малые Пруссы в Белоруссии, но благодаря воле и способностям сумел получить высшее образование, а затем и возглавить одно из, по сути, отраслевых министерств, какими были тогда тресты.
«Военная тревога» 1927 года, когда многие считали столкновение с Англией возможным, поставило на повестку дня вопрос о способности в случае войны резко увеличить производство военной продукции на химических предприятиях. В соответствии с этим перед химической промышленностью в целом на первую пятилетку была поставлена задача — сильно не увеличивая продукцию, значительно нарастить промышленные мощности. К примеру, 45-й завод, производя в условиях мирного времени 30 тонн кристаллизованного тетрила в год, в военное время должен был обеспечить выпуск 400 тонн.
К сожалению, реальность не соответствовала планам. Производственные мощности наращивались с большим трудом. Особенно плохо дело обстояло с производством боевых отравляющих веществ. Приобретенная у немцев и ими же установленная система оказалась неудачной, и потому после их отъезда последовало переоборудование, после которого иприт стали получать по методу Левинштейна в реакторах конструкции профессора Шпитальского. Монтаж был закончен к осени 1929 года...
Но в это время начался процесс «Промпартии». Консультанты «Военпрома» — профессор Шпитальский, инженеры Разумовский и Зайков, а позже и опытный специалист по иприту Соболевский — попали в списки «вредителей». Пробный пуск производства иприта в мае 1930-го показал необходимость изменений в технологии. Но специалистов, обладающих должной подготовкой, уже не было. Промышленный выпуск иприта был перенесен на более поздний срок.
Еще в 1926 году немцами же была построена станция для снаряжения снарядов фосгеном, дифосгеном и ипритом. Станция работала неудовлетворительно, и все работы с немцами по военной химии начали сворачивать. В конце 1928 года станцию перепроектировали. Проектирование вела группа под руководством инженера Курагина. Проект утвердил Шпитальский, монтаж осуществлялся под началом Бутенина. Вскоре все перечисленные лица оказались в списках «вредителей». Монтаж закончили через год, без их участия. В начале 1930 года был произведен опытный пуск. Производительность составила всего 25— 30% от запланированной. В сентябре 1931 года рабочие получили сильные отравления. Вновь встал вопрос о необходимости проведения реконструкции — однако реконструировать производство было уже некому: специалисты были репрессированы. С февраля 1932 года станция перестала эксплуатироваться.
27 марта 1933 г. германский военный атташе в СССР фон Гартман докладывал в Берлин: «Промышленность страны еще не в состоянии удовлетворить самые необходимые массовые потребности. Совершенно исключается возможность полного или частичного удовлетворения всем необходимым мобилизованной армии... Я также не разделяю мнения, что Красная Армия в состоянии вести оборонительную войну против любого противника, потому что общее положение и состояние страны не позволяет армии развернуть все необходимые силы».
И он был прав...
Массовое производство отравляющих веществ было начато только в 1941 году. Это была целая героическая эпопея — к сожалению, забытая в наши дни. Работа велась в три смены. Поскольку специалистов было мало, в химические цехи направляли рабочих по трудовой мобилизации. Многие гибли от отравления. Только к концу 1943 года в СССР был создан потенциал отравляющих веществ, сравнимый с германским — 120 000 тонн. Создателю производства отравляющих веществ — профессору Шпитальскому — увидеть этого не пришлось. Арестованный в 1929 году, он погиб в тюрьме. На процесс «Промпартии» в 1930-м его не вывели — то ли он продолжал все отрицать, то ли перестарались следователи. Скорее всего второе, поскольку очень скоро профессор скончался. Это был серьезный удар по военной экономике, поскольку профессор Шпитальский, наряду с В.Н. Ипатьевым, были ведущими военными химиками страны.
После ареста Шпитальского Ипатьев немедленно покинул страну. Сейчас имя Ипатьева почти забыто — а именно он внес большой вклад в военное производство России во время Первой мировой войны.
В 1914 году, с началом Первой мировой войны, в России был установлен «сухой закон». «Сухой закон» был вызван вовсе не соображениями гуманности: мощности по производству спирта — а монополией на его производство обладало государство — можно было использовать для производства взрывчатых веществ. Для изготовления порохов требовалось массовое производство азотной кислоты, а для производства взрывчатых веществ — толуола, бензола и др.