Другой внезапно обмяк, и Каобер отбросил его с серебряным кинжалом в руке.
Гаунт встал. Почти сразу Белтайн наскочил на него и заставил вновь пригнуться.
Послышался пыхтящий рокот 30-го калибра, и затем свист огнемёта. Бул и Макен, в расчёте оружия поддержки, и Ниторри, огнемётчик отделения, наконец, прибыли со своих позиций в конце покоев и отразили штурм.
Левое плечо Ниторри брызнуло фонтаном крови, когда в него угодил прощальный выстрел. Он рухнул. Лайси, одна из вервунок, ветеран Вервунского корпуса гражданской обороны, побежала вперёд, опустилась на колени у содрогающегося тела Ниторри, и подняла огнемет. Она поводила им взад-вперёд по пролому, зажигая панели и воспламенив двух последних солдат Кровавого Пакта, посмевших задержаться.
Гаунт хотел бы, чтобы у него оставалось ещё немного трубчатых зарядов.
- Прикройте этот проем! – крикнул он расчёту 30-го калибра. – Ты тоже, рядовая Лайси. Хорошая работа.
- Сэр! Комиссар Гаунт, сэр!
- Белтайн?
Вокс-офицер немедленно протянул свою гарнитуру.
- Сэр, сказал он. – Это разведчик Бонин.
- Повторите, сэр! Едва слышу вас!
Бонин прижимал наушник к уху и глянул, с отчаянием пожав плечами, на Нирриама, который пытался настроить вокс-станцию.
Ещё один краткий обрывок голоса Гаунта.
- Оставайтесь на связи, сэр. Мы постараемся вызвать вас на другом канале.
Бонин прервал передачу.
- Можешь усилить? – спросил он Нирриама. Нирриам поднял брови, как человек, которого только что попросили ртом надуть дирижабль.
- Без понятия, - сказал вервунец.
Простой пехотинец, Нирриам, как-то окончил курсы по дополнительной специальности пользования воксом, что означало – он был оператором наилучшей квалификации, который имелся в распоряжении отделений Халлера и Домора. И это не говорило о многом.
Ниррам вытянул кресло оператора на металлической раме и уселся на него, пытаясь ознакомиться с вокс-установкой. Это был главный коммуникационный пульт операторной фабрики, настолько старый, что практически обветшал. От времени и частого использования все переключатели и надписи стерлись до нечитаемости. Это была какая-то дьявольская, непознаваемая головоломка.
Бонин нетерпеливо ждал и осматривал комнату. Камера представляла собой веерный свод на два этажа и давала рабочие места для тридцати техножрецов фабрики. Всё было отделано латунью, с покрытой блестящей эмалью кремового цвета протяжённой сетью трубопроводов, шедших вверх и вниз по стенам. Пол был замощён грязными зелёными керамическими плитками. В ней царила атмосфера увядшего изящества, реликт более утончённой индустриальной эпохи.
Здесь было четыре выхода: люк на верхнюю галерею, возвышающуюся над главной комнатой, и три на нижний уровень, включая старый обслуживающий вход, через который они попали сюда. Домор распределил отряды, чтобы прикрыть их все. Лилло, Эзлан и Майло стаскивали трупы в угол.
Здесь было пятеро адептов на дежурстве, вместе с двумя караульными из Кровавого Пакта и офицера в серебряном гротеске и с тлевшими тусклым золотым светом осколками разорвавшейся гранаты спереди его туники. Бонин и Макеллер были не в духе для нежностей. Большая часть стрельбы окончилась к моменту входа основной части отряда в комнату.
Коммандер Джагди с сомнением смотрела на мертвецов и кровь, украшавших плитку. Майло принял было это за отвращение, но она тоже была воином, и, несомненно, сталкивалась со смертью и раньше.
Её лицо побледнело от боли ранения, она злобно посмотрела на Бонина.
- Мы могли допросить их.
- Могли.
- Но вы убили их.
- Так было безопасней. – Бонин оставил эту тему и отошёл.
Теперь мудрость её замечаний раздражала его. Если бы они оставили адептов в живых – адепты, несомненно, были лояльными имперскими гражданами, работавшими по принуждению, - один из них мог бы управлять воск-установкой в операторной.
Нет смысла теперь сожалеть об этом, подумал Бонин. Он молча взмолился, чтобы его счастливая звезда всё ещё была с ним.
- Нирриам?
- Дай мне шанс, Бонин.
- Давай!
- Гак, сделай сам! – пожаловался вервунец, теперь находясь под панелью, выдёргивая кабели переключателей один за другим, чтобы продуть их.
Домор пришёл с другой стороны, задержавшись, чтобы проверить Дреммонда, Гутри и Ариллу, которые сидели на полу, опираясь о стену и отдыхая. Фейнер осматривал их раны.
- Есть что? – спросил Домор.
Бонин махнул рукой в направлении Нирриама.
- Он работает над этим, - сказал он.
- Попробуй! – фыркнул Нирриам. Бонин был уверен, что на самом деле предложение окончилось невысказанным «гакомордый».
Бонин вновь надел наушники и включил микрофон.
- Тридцать второй – первому. Тридцать второй – первому, вы слышите?
Нирриам потянулся из-за его спины и осторожно повернул рукоятку, будто бы это могло принести какую-то пользу.
Бонин с удивлением обнаружил, что принесло.
- …идцать-второму. Первый – тридцать второму. Сигнал слабый, но вас слышно. Вы слышите?
- Тридцать второй – первому. Слышим вас. Канал с помехами, но это лучшее, что мы смогли сделать.
- В куполе значительная активность пустотных щитов, блокирующих сигналы. Гарнитуры бесполезны. Вы пробились вашим главным воксом?
- Никак нет. Мы используем захваченную систему. Должно быть, достаточно мощная, чтобы пробиться через помехи.
Словно подтверждая, что это не так, внезапно взвыл шум помех, прежде чем голос Гаунта продолжил.
- …погибшими. Доложите о местонахождении.
- Повторите, первый.
- Мы считали вас погибшими. Мне сообщили, что ваше десантное судно сбили на подлёте. Какова у вас обстановка и местоположение?
- Долгая история, первый. Одно десантное судно погибло, но Халлер и Домор остались примерно с тридцатью солдатами. Минимальные потери среди выживших. Мы внутри…
Бонин остановился. Он внезапно осознал, что канал мог быть каким угодно, только не безопасным.
- Первый – тридцать второму. Повторите последнее.
Бонин вытащил свою смятую карту.
- Тридцать второй – первому. Мы… примерно возле отметки 6355.
Долгая пауза. Вокс-колонки подвывали и шипели.
- Первый – тридцать второму. Оставайтесь на связи.
Гаунт расстелил карту на поверхности повреждённого бокового стола. Его перчатки были в крови, и оставили бурые мазки на тонкой бумаге, когда он разгладил её.
Шесть три пять пять. Не было никакого фесового 6355 на карте. Но Бонин сказал «примерно возле»…
Гаунт переставил цифры. 5536. Что означало…
Фабрика. Главная операторная газовой фабрики.
Фес!
Гаунт глянул на Белтайна и взял у него микрофон.
- Первый – тридцать второму. Мы заблокированы внутри вражеской стеной щитов, зажжённой вдоль отметки 48:00. Она запитана от главного городского источника. Нам нужно перерезать этот канал, и побыстрее, если мы хотим выжить в следующие четверть часа. Как поняли?
- Тридцать второй – первому. Так точно, понял. Посмотрю, что сможем сделать. Оставайтесь на связи.
Гаунт мог чувствовать свой пульс. Совершили ли только что Призраки удачнейший в имперской военной истории фесов прорыв? Он понял, что настолько предался мыслям о поражении и смерти, что сама идея о том, что они всё ещё могли исправить положение, искренне потрясла его.
Он внезапно ощутил вкус победы. Он мог видеть её тень, чувствовать её жар.
Он вдруг вспомнил о бремени командования и тяготах службы в преданной Императору Гвардии, и осознал, что все оно того стоило.
Это был шанс. Мог ли он полагаться на него? Чтобы использовать шанс наилучшим образом, нужно было положиться на него, но если это доверие будет ошибочным, его людей убьют ещё быстрей и эффективней, чем прежде.
И затем он вспомнил Цвейла. Старый айятани, остановивший его на выходе из Часовни Благословения дирижабля «Нимб».
«Позволь мне посмотреть тебе в глаза, сказать убивать или быть убитым, и сотворить знак аквилы, наконец».
Гаунт почувствовал, как неожиданно у него засосало под ложечкой. Он понял, что это страх. Страх неизвестного и непознанного. Страх сверхъестественного, что рыскало за пределами известной ему галактики.
Цвейл сказал: «Доверяй Бонину».
Как он мог знать? Как он мог видеть…
Но слова старого священника раздавались эхом в его голове, поднимаясь из священных глубин, чтобы быть услышанными, невзирая на усталость после часов сражения, и заполонили его разум.
«Сама святая, Беати, сказала мне...ты должен доверять Бонину».
Он забыл об этом тогда. Он едва помнил это, когда они достигли зоны высадки, находясь в таком напряжении, что впору было кричать. Оно вылетело из головы в ходе спешной высадки и ещё более напряженной последующей схватки.
Но теперь оно было здесь. Цвейл. В его голове. Советовал ему. Давал ему ключ к победе.
Он должен был довериться этому.
Гаунт выхватил вокс-микрофон у своего ожидающего офицера связи и начал раздавать приказы о последовательности отступления, всем без исключения, всем отделениям, с которыми мог связаться. Встревоженные жалобы поступили от многих подразделений, в особенности от Корбека, Харка и Сорика. Гаунт переорал их, сознавая, что Белтайн уставился на него, как на сумасшедшего.
Он сверился с картой, осматривая пространства и комнаты, пока еще недоступные за стеной щита. Он приказал всем своим людям отступить к щиту, без возможности отойти, и быстро проинструктировал их о развёртывании, как только они вновь смогут двигаться.
Нечто в его тоне и уверенности заставило людей замолчать. Они слушали.
Более сотни командиров отделений неожиданно увидели шанс выжить и победить.
- Отступите, держитесь и молитесь. Когда я скажу, немедленно следуйте вашим приказам на развёртывание.
Звук взрывов прокатился по покоям. Чувствуя изменение в дислокации Призраков, Кровавый Пакт возобновил штурмы, подтягивая тяжёлое вооружение и забрасывая гранатами.