ндалевидные глаза, слегка заостренные уши, правда, скрытые густыми шевелюрами, стоило увидеть их невероятно стройные фигуры, каких никогда не встретишь среди людей, как все сомнения в происхождении этих всадников развеивались раз и навсегда.
По равнине Корхана скакали к неведомой никому другому цели девять Перворожденных, как часто называло себя это племя. А люди предпочитали называть их просто эльфами. Еще их порой нарекали Дивным Народом, в основном те, кто жил за Шангарским хребтом, но они просто не представляли, на какие дивности в действительности способен этот народ и на их счастье никогда не знали о знаменитых карательных рейдах эльфов, особо частых лет сто назад, когда еще не сложились окончательно границы нынешних государств.
Эльфы помимо своего изящества, столь редкого среди людей, отличались еще и изрядным ростом. Они были выше человека примерно на голову, и уж тем более выше гнома, из которых самые рослые достигали пяти с небольшим футов. Именно поэтому эльфы, точнее, мужчины-эльфы, бросались в глаза в любой толпе. Эльфийские женщины, будучи тоже весьма рослыми, по крайней мере, для человеческих глаз, все же не были так заметны. Но правду сказать, ни эльфа, ни эльфийку нечасто можно было видеть среди людей.
Сочетание несколько неестественной стройности и изрядного роста рождало ощущение какой-то хрупкости первых детей Творца, но любой, кто хоть раз видел эльфа в бою, знал, что они очень сильны и при этом невероятно стремительны, так что в схватке эльф становился опасным противником даже для опытного воина. Считается, что эльфы — прирожденные лучники, и это на самом деле так. Но мало кто живущий вдали от державы Перворожденных знает о том, что и в мастерстве владения клинком они могут дать фору многим человеческим воинам. Эльфы не так плодовиты, как другие народы, возможно потому, что их век гораздо более долог, чем жизнь человека или даже гнома. Но как бы то ни было, Перворожденных намного меньше, чем людей, которые расселяются по миру с огромной скоростью, мгновенно заполоняя любые земли, стоит только их прежним владельцам дать слабину. А раз эльфов не так уж много, то не под силу им выставлять на поле боя и многотысячные армии, что могут себе позволить все те же люди. Именно по это причине эльфы доводят мастерство своих воинов до невероятных высот, поскольку лишь таким образом у них появляется возможность успешно противостоять своим более многочисленным соседям.
Эльф, которого юная всадница называла Амиаром, был старшим телохранителем принцессы Мелианнэ, дочери правителя И’Лиара, которой был предан душой и сердцем. Сама принцесса казалась очень юной, совсем еще девочкой, от силы лет шестнадцати на вид, хотя, зная, что для эльфа и триста лет не предел, можно предположить, что Мелианнэ была старше большинства ныне живущих людей.
Именно защита Мелианнэ от любой опасности даже ценой собственных жизней на протяжении нескольких недель стала целью жизни Амиара и других воинов, сопровождавших наследницу Изумрудного Престола. Их было тринадцать, когда они покинули свою страну, тринадцать искусных воинов, отважных и беззаветно преданных своей госпоже. Ныне их осталось лишь восемь.
Принцесса и те воины, что следовали за ней, все, как один, были снаряжены для дальнего похода. Просторные плащи всадников скрывали простые охотничьи костюмы и высокие сапоги. Доспехов на них не было, поскольку жариться на солнце, несмотря на то, что уже была середина осени, немилосердно палившем, в железе — сомнительное удовольствие. Однако у всех эльфов в седельных сумках лежали легкие кольчуги тонкого плетения, способные выдержать скользящий удар сабли или пущенную с большого расстояния стрелу. На большее эти железные рубахи не были годны, но Перворожденные всегда, когда это было возможно, предпочитали свободу движений ложному ощущению неуязвимости, которое могли бы дать тяжелые латы.
Все всадники были вооружены мечами, лишенными любых украшений, причем двое воинов из этого отряда имели по два клинка. Оружие внешне выглядело как поделка простого кузнеца, рассчитанная на тощий кошелек наемника средней руки. Тем не менее, сталь, из которой были выкованы клинки, сама по себе была очень дорогой, и не каждый воин мог себе позволить ее. Мечи были дополнены кинжалами, также почти все всадники имели еще и засапожные ножи, которые использовались для хозяйственных нужд.
Шесть эльфов были вооружены короткими составными луками. Это оружие приходилось прямым родственником знаменитому эльфийскому длинному луку, дуга которого изготавливалась из нескольких сортов дерева и была усилена костяными накладками, оружию, обладавшему чудовищной мощью и поистине страшному, особенно в умелых руках. Однако большой лук, вполне удобный для пешего воина, всаднику создавал ненужные помехи своими размерами, к тому же он был слишком тугой, что сказывалось на скорострельности, особо важной в конном бою, когда противники сближаются очень быстро. В прочем, и короткий лук, будучи чуть менее мощным и не столь дальнобойным, в руках настоящего мастера являлся оружием грозным и эффективным, а уж в искусстве стрельбы с эльфами мало кто мог поспорить, что вынуждены были признать даже их заклятые враги.
Отсутствие большого количества оружия выдавало в восьмерке воинов настоящих мастеров, ибо большим количеством остро оточенного железа увешиваются тот, кто толком не знает, с какой стороны держать меч, но жаждет произвести на любого встречного огромное впечатление. Настоящий же мастер довольствуется немногим количеством оружия, которым владеет в совершенстве. А сопровождавшие Мелианнэ воины были именно мастерами, виртуозно владевшими разным оружием, но традиционно отдававшими предпочтение луку и мечу. И было бы странным, если бы принцессу И’Лиара в дальнем походе охраняли посредственные воины.
Среди своих спутников Мелианнэ, одетая и снаряженная, как и все остальные, выделялась разве что тонким серебряным браслетом на левом запястье и невзрачным на вид колечком из того же металла на среднем пальце правой руки. Серебро, издавна почитавшееся Перворожденными как священный металл, в отличие от золота, уравненного с грязью, которой не следует лишний раз касаться, было знаком принадлежности его владелицы к монаршей семье. Еще на шее принцессы висел медальон на тонкой серебряной цепочке, скрываемый под одеждой. Семиугольная пластинка все из того же серебра, украшенная хитрой вязью эльфийских письмен, тоже была знаком того, что в ее обладательнице течет кровь королей, хотя этим ее значение вовсе не исчерпывалось.
Мелианнэ, покачиваясь на спине могучего скакуна, мерно рысившего по степи, впала в какое-то оцепенение. Мыслей не было, как не было и особых желаний, если не считать мечты о горячей ванне и чистой одежде. Но такие мысли приходят всякому, кто провел в пути хоть несколько дней, продуваемый всеми ветрами, под не по-осеннему жарким солнцем, от лучей которого невозможно было укрыться в тени по причине отсутствия таковой на расстоянии, по меньшей мере, полусотни миль. Жаркое солнце днем и холодные ночи, когда пытаешься сберечь каждую крупицу тепла, кутаясь в плащ, вовсе не такой плотный, как хотелось, вот чем, пожалуй, запомнится этот поход, подумала вдруг эльфийка.
Порой Мелианнэ ловила себя на мысли, что с ней решительно ничего не происходило с того мгновения, как юная наследница Изумрудного Престола покинула отчий дом, если, конечно, не считать обычных дорожных неурядиц. Все оказалось просто и легко, намного проще, чем полагала сам она, равно как и те, по чьей воле покинула родные леса Мелианнэ. Конечно, большой мир явил ей свои опасности, но все же здесь оказалось не столь страшно, как сама принцесса считала прежде. Хотя, скорее всего, спокойствие ее объяснялось тем, что жизнь Мелианнэ ныне охраняли, пожалуй, лучшие из лучших бойцов во всем И’Лиаре.
Что ж, еще несколько дней, и она вновь ступит под сень вековых чащоб, что живой стеной высятся на границе населенных ее соплеменниками земель, словно защищая И’Лиар от незваных гостей. Вернется, доказав, что достойна зваться наследницей державы. И, возможно, когда-нибудь она будет вспоминать этот утомительный и скучный поход, быть может, рассказывая о нем как о чем-то малозначительном своим детям или даже внукам, хотя это явно случится не скоро.
— Дозорный возвращается, — произнес вдруг телохранитель принцессы, заставив Мелианнэ вздрогнуть от неожиданности. — И, похоже, он спешит, — добавил Амиар.
Эльфийка, обернувшись, увидела, что в голову колонны направился один из всадников, только недавно нагнавший отряд. Чуть раньше Амиар, который в походе командовал отрядом, отправил его назад, поскольку уже некоторое время ему казалось, что кто-то следует по пятам за маленьким отрядом. Беспокойство его основывалось на том, что на рассвете в виду отряда показались несколько всадников, не рискнувшие подобраться достаточно близко. После этого никого больше эльфы не заметили, но смутное беспокойство не оставило бывалого воина, чутье которого, за годы непрерывных стычек и рейдов обострилось, точно и дикого зверя, прежде никогда не подводило его. И после недолгих раздумий Амиар все же решил послать одного из своих спутников назад. Доклад вернувшегося разведчика его, да и принцессу, не обрадовал.
— Э’валле, — воин, сдерживая разгоряченного скачкой коня поравнялся с принцессой, которая, как считалось, командовала отрядом. — Я заметил около двадцати всадников позади нас, примерно в трех милях. Люди, — уточнил он, словно здесь, в сердце мтепи можно было встретить каких-то иных существ. — Они укрываются вон за той грядой, — эльф указал на тянувшуюся севернее цепь невысоких холмов, покрытых жесткой степной травой. — Я не рискнул приближаться к ним, поскольку в степи меня легко заметить, но, похоже, это местные жители.
Услышав это, Мелианнэ вопросительно взглянула на ехавшего слева от нее Амиара. Последний имел довольно мрачный вид, будучи, видимо, серьезно обеспокоенным такими известиями. Пожалуй, сегодня, как никогда прежде, воин желал, чтобы чутье обмануло его.