Это подсказка?
Как у Говорухина в его фильме "Место встречи изменить нельзя", где Шарапову наклеивают фотографию его невесты на той двери, за которой он сможет спрятаться от бандитов…
Так в чем разгадка?
И тут Саша-Шекспир проснулся.
Проснулся с уверенностью, что вместо порученного ему Заир-пашой трактата о парадигмах мирозданья, он напишет пьесу.
Причем на старо-английском языке.
Глава 8
1.
У Ходжахмета было много проблем.
Но одной из главных – был ступор в работе Центра.
Порою с ужасом он начинал осознавать, что без Пакистанца он ничего теперь не сможет.
Пакистанец бы, наверняка решил проблему Шанхая…
Это Шанхай поставил блок на половину разработок центра.
Для этого не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять это.
Ведь ни в Пекин, ни в Гонконг, ни в Гуанджоу – ни в один из китайских городов телепортировать группы террористов ни разу не удалось.
Более того, китайцы заблокировали так же почти всю юго-восточную Азию – весь регион, вместе с Японией, Кореей и Вьетнамом…
Значит, у китайцев получилось тоже самое, что однажды получилось у Пакистанца.
Они построили и наладили работу своей цепи!
Теперь у Ходжахмета нет монополии на сверх-оружие…
А это значит, что в любой момент его Центр может подвергнуться удару.
И более того, в любой момент может начаться война за передел зон влияния.
И тогда еще неизвестно будет – чей сын станет наследником Испанского престола?
Может это будет сын товарища Председателя Вэнь-джун Лао?
Алжирец зашел без спроса – как всегда.
Алжирец считал, что он всегда нужен и всегда кстати.
– Ассалям алейкум, Ходжахмет.
– Алейкум Ассалям…
Красноречиво и многозначаще помолчали.
– Может, кофе? – предложил Ходжахмет.
Алжирец кивнул.
Он по-турецки присел на ковер и теперь молчал, перебирая четки. Молчал, чтобы пауза сильнее сконцентрировалась.
Ходжахмет щелкнул пальцами и из-за отдернувшейся занавески появилась служанка в шелковых шароварах и коричневой кожаной безрукавке, открывавшей красивые округлые плечи и живот стройной молодой женщины.
– Подай нам хорошего крепкого кофе, – по русски приказал Ходжахмет.
Женщина тихо удалилась.
– Ты держишь русскую прислугу, – по-арабски сказал Алжирец.
– Ты меня упрекаешь? – вскинув брови спросил Ходжахмет.
– Как я могу тебя упрекать? – приложив руку к груди улыбнулся Алжирец, – но моя обязанность беречь тебя, мой господин.
– Беречь нужно не здесь, – добродушно сказал Ходжахмет, – здесь я сам разберусь.
Потом он вдруг сощурил один глаз и спросил, – тебе очень нравится эта моя русская служанка, разве не так?
Алжирец не ответил.
Он достал из нагрудного кармана своей неизменной американской куртки коробку с табаком и гильзами для голландских самокруток, до которых был очень охоч.
Ходжахмет много знал про Алжирца.
Знал, например. Что эту куртку морпеха с фамилией Дэвидсон на груди – Алжирец снял с убитого им майора – командира морских котиков… Теперь носил эту куртку на счастье, как индейцы носили на поясе скальпы убитых ими бледнолицых.
Много еще знал об Алжирце, много, но не все.
А не знать все до конца – в этом была опасность.
Опасность, что этот человек тебя убьет.
Как сам Ходжахмет убил Пакистанца.
– Русские просят о важной встрече, – сказал Алжирец.
– На каком уровне? – спросил Ходжахмет.
– Запрос пришел от первого лица их Резервной ставки.
– От Старцева? – спросил Ходжахмет.
– Нет, от Данилова, – ответил Алжирец.
Ходжахмет хмыкнул, – насколько мне известно, первое лицо в Резервной ставке русских – это генерал Алексей Старцев.
– Нет, – отрицательно покачав головой, сказал Алжирец, – запрос поступил от генерала Данилова…
В комнату снова вошла русская служанка.
Она тихо и ловко расставила чашечки с кофе и собралась было исчезнуть, но Ходжахмет вдруг остановил ее…
– Люда, ты носишь трусики под шароварами? – по русски спросил он.
– Да, мой господин, – смутившись и покраснев ответила Людмила.
– Тогда сними шаровары и сядь здесь перед моим гостем на шпагат, как ты это делала утром в бассейне…
Алжирец вдруг вспыхнул, взмахнул руками, выругался по арабски и в конце-концов опрокинул кофе на ковер…
– А ты, оказывается понимаешь по русски? – засмеявшись спросил Ходжахмет, и жестом приказав женщине удалиться, принялся успокаивать своего заместителя, – не сердись, не сердись, уважаемый, у каждого человека есть свои слабости…
– Ах, отдай мне эту служанку, Ходжахмет, отдай! – в сердцах воскликнул Алжирец.
– А ты расколи сперва замысел русской ставки, – сказал Ходжахмет, откидываясь на подушках, – я уверен, что русские что-то такое радикальное задумали. И ты сперва должен решить эту проблему. А уж награды будут потом.
И уже уходя. Алжирец сказал о главном, – у русских здесь в центре есть свой внедренный разведчик…
2.
– Кто наш разведчик в центре у Ходжахмета? – вот был главный вопрос, который Данилов не уставал задавать пока еще живому Цугаринову.
Без ответа на этот вопрос нечем было торговаться с Ходжахметом. И нечего было ему предложить. Предложить взамен на хорошую и красивую жизнь, которой так хотелось Данилову. Хотелось всегда.
Жена у него была некрасивая.
А тесть-маршал был такой властный, что про то, чтобы у такого тестя загулять от жены налево – нечего было и мечтать!
Поэтому, к пятидесяти годам, Данилов до боли в затылке хотел красивой жизни с красивыми женщинами.
И чтобы их у него было много.
Как в плохих, но очень эротических фильмах про Восток.
Началась эта ненависть может быть тогда, когда они были еще слушателями Академии Генштаба. Данилов и Старцев.
Они никогда особо не корешевали, но поддерживали традиции армейского товарищества и все праздники отмечали семьями – по очереди друг у дружки. На двадцать третье февраля мы у вас, а на восьмое марта вы у нас, потом на первое мая мы у вас, а на девятое мая вы к нам… Ходили друг к другу с женами не из особой какой-то сердечной тяги и теплоты, питаемой друг к другу, а потому что так принято, так положено у офицеров ходить в гости, а не сидеть сычами в своих хатках… Тем более не очень-то милых сердцу хатках, потому как у военного – у него вечно казенная квартира – не своя. И сегодня он здесь, а завтра – фьюить – в тысяче километров. Вот и скрашивается жизнь вечных скитальцев в погонах – сытными и пьяными застольями, да флиртом с чужими женами.
А жена у Старцева – его Лариска была ох до чего хорошенькая!
Фигуристая, ладная.
Сама худенькая – в талии подтянутая, ноги длинные, стройные, в лодыжках тонкие, а грудь большая – аж из лифчика выпирает с этаким безмолвным вызовом. И лицом хороша – глаза большие – с выражением, губы полные, сочные…
Позавидовать только можно Старцеву…
И не позаигрываешь, потому как своя – некрасивая, домашний военный прокурор в юбке – давно придавила Данилова своим каблуком. Ему еще в бытность его лейтенантом популярно объяснили, что если примется глазенки таращить на прелести других баб, то тесть – маршал сошлет его туда, где Макар телят не гонял – на ласковые полигоны солнечного Магадана или в цветущие гарнизоны пустыни Кара-Кумы.
К некрасоте нелюбимой жены – можно ли привыкнуть?
Когда супружеские обязанности поперву – выполнялись только после стакана коньяку?
Вобщем, страдал Данилов.
И мало того, что был безумно влюблен в прелести чужой жены – в красоту Ларисы Старцевой, что не давала Данилову никакого продыха и покоя, доводя его порою до неистовства, так и в бешенство приводило еще то обстоятельство, что в отличие от других офицеров – часто грешивших адюльтером – он – Данилов – он себе такого позволить не мог! И что противно – все окружающие, казалось, это знали и понимали. Неужели не видно – что жена у Данилова если и не записной урод, то просто обезьяна, про каких здесь в армии говорят – СТРАШНЕЕ АТОМНОЙ ВОЙНЫ. И то что она дочка маршала – это тоже все знали и понимали, что Данилов, как каторжник, прикованный цепью к пушечному ядру, навсегда обречен на лебединую верность добровольно избранной им НЕКРАСОТЕ.
И вот однажды на восьмое что ли марта, когда все изрядно уже выпили, Старцев взял, да и рассказал тот самый анекдот.
Мол, спросили француза, что лучше, иметь жену красивую, но ветреную, или некрасивую и верную? И француз ответил, де лучше есть торт с товарищами, чем дерьмо в одиночку.
И Данилов запомнил этот анекдот.
И запомнив его, решил для себя, что рано или поздно, но припомнит это своему обидчику.
Внешне тогда он ничем не выдал себя, и даже хохотнул для приличия вместе со всеми гостями.
Но про себя подумал – чёрту душу продам, но тебя убью, а жену твою иметь буду долгими ночами на твоей могиле! …. …
Заседание Совета Ставки было назначено на тринадцать.
Но собравшихся в предбаннике генералов в зал отчего-то долго не запускали – дежурный офицер сказал, что в зале работают специалисты-взрывотехники с обычной рутинной проверкой, а задержка еще происходит оттого, что Старцев и Данилов синхронно задерживаются – оба звонили из своих штаб-офисаов, но ожидаются теперь с минуты на минуту.
Генералы курили, развлекались предложенными прохладительными напитками (в ассортименте), рассказывали друг-другу анекдоты из своей прежней, богатой сексуальными историями – гарнизонной жизни.
Только генералы Долгов и Гречушников стояли поодаль и не принимали участия во всеобщем веселье.
В тринадцать сорок, когда было уже выпито два ящика боржома и ессентуков семнадцатого номера, когда было рассказано и обхахотано сто сорок пять анекдотов про задницу, прибыли Старцев и Данилов.
Оба синхронно с противоположных коридоров.
Как сговорились что ли!
– А где Цугаринов? Что-то Цугаринова третий день не видно, на спецзадании что ли? – поинтересовался генерал Задорожный.