родителей ждёт смерть.
Лилия опустила голову, стараясь скрыть лицо, пылавшее гневом. Нельзя ничего говорить. Никакого сопротивления. Теперь судьба Берманов в руках Томаса Ланге, который влюблён в неё без памяти. Если она хочет выжить нужно воспользоваться этим рычажком.
— То-то же! — усмехнулся Томас. — Не волнуйся, я поговорю с Фишером, твоих родителей посадят в одну камеру, будут обращаться хорошо… по крайней мере, так как заслуживают евреи.
Лилия вздрогнула, ощутив, как её обнимает рука Ланге. Он поцеловал в щёку, прошептал в ухо:
— Не терпится уложить тебя в постель. Первая брачная ночь священна, любовь моя.
Интерлюдия 5
— И что такого в этой девушке? — спросил Виктор. — Разумеется, она играет заметную роль в истории, иначе зачем тебе о ней рассказывать. Просто видел бы свои глаза…
Они сидели на кухне, залитой солнечным светом. Виктор вернулся после обеда, принеся большой набор суши. Круглый лакированный стол возле окна занимал лишь кувшин с соком. Вдвоём они накинулись на рыбу, в то время как Правдоруб осматривался. Ничего примечательного: холодильник, плита, микроволновка под кухонными шкафами с посудой.
— Что мои глаза? — спросил Антон.
— В них появляется мечтательное выражение, наполненное теплотой, — ответил Виктор. — Не то, что в тот момент, когда ты спас меня от спецназовца, лёд и ужас…
Звягин пожал плечами. В отличие от приятеля, он ловко орудовал палочками, нанизывая рис, откусывая кусочки мяса в кляре. Виктор не сумел освоить это искусство, превращаясь в обычного дикаря с вилкой.
— Я научился ими есть ещё, когда был в Берлине, — казалось Антон прочёл мысли собеседника. — Японский посол угощал настоящими суши с сырой рыбой, не то, что это жалкая подделка. Думал гадость, а оказалась вкуснятина.
— Ты уходишь от ответа, — бросил Виктор. — Не лавируй, здесь не горная дорога, а ты не на лыжах.
Антон усмехнулся:
— Лилия чудесная девушка, ты прав. Но нельзя же открывать все секреты сразу, иначе испортишь удовольствие от рассказа. Спойлеры ненавижу, сейчас ими забит интернет.
— Кстати, о сети, — сказал Виктор. — Смотрел уже новости?
— Естественно, — кивнул Звягин. — В Исландии пробудился очередной вулкан. Всё пытаюсь научиться произносить их имена без запинки…
Виктор чуть не подавился рыбой, откашлялся и выпил сок из стакана.
— Издеваешься? — выговорил он. — Я про вчерашние события! Чуть добрался до дома сегодня, дороги до сих пор перекрыты. Автозаки будут здесь ещё сутки, не меньше.
— А чего ты ожидал? Нельзя бросать вызов власти настолько нагло. Митинги никто не любит, их считают первым ростком будущей революции.
— По телеку утверждают, что погромы учинили, подкупленные западными спецслужбами идиоты. Все молчат про сотни искалеченных людей по всей стране, тюрьмы переполнены задержанными.
— Нет, ведущие будет аплодировать борцам за честные выборы и кладя руку на сердце петь про свободу. Это происходит из года в год, в каждой стране мира, ложь — единственная сила, на которой держится любая власть. Все лгут, как говорил доктор Хаус.
— Любитель сериалов?
— Смотрю временами, пытаясь согнать скуку. Знаешь, за последние восемьдесят лет кинематограф сильно изменился.
— Ой, да ладно уже!
Они замолчали, каждый погружённый в свои мысли.
Не нравилось Виктору, что новый друг играет в умника, холодного и беспринципного, готового опровергнуть любой его тезис. Быть может, он и прожил целый век и что теперь? Стал властелином человеческих судеб и знает всё на свете лучше других?
Антон откинулся на стуле, на губах играла самодовольная усмешка. Для него блогер оставался юнцом, которого следует обучать простым истинам. Ребёнком, что лезет пальцем в розетку.
— Ладно, без обид! — наконец вымолвил Звягин. — Давай я убавлю отеческий тон, а ты перестанешь задавать глупые вопросы. Поверь, когда дослушаешь историю до конца, то многое поймёшь. И перестанешь смотреть на меня как на врага народа. Уж поверь, я в то время жил, и знаю, что это такое…
— Валяй! — кивнул Виктор, доедая последний кусок рыбы. — Готов слушать хоть до посинения!
Антон отпил сока, прочистил горло и продолжил…
Глава шестнадцатая
Немецкая осень ничем не отличалась от той, к которой привык Антон на Родине. Естественно, не хватало родных берёз, журчания ручья, русского говора. Всё это детские воспоминания, которые Звягин хранил в душе, бережно перематывая в голове, словно плёнку последней копии кинофильма. Но и немецкие деревья желтели, покрывая ковром листьев землю. Запахи и шорохи оставались похожими, но в Берлине за шумом автомобилей и заводов забывалось о том, что лето подошло к концу.
В училище оказалось не так плохо, как Антон думал, разве что бесконечная похвальба о могуществе немецкой тактики и оружия надоедала до жути. Молодые люди, поступившие сюда, грезили о военных подвигах, славе, о том, что когда-нибудь их имена войдут в историю. Мало, кто понимал, какой ценой это достаётся, что за каждую победу платишь одной монетой — кровью. А иногда стоимость возрастает по экспоненте, и смерть забирает несчастного солдата, возомнившего себя героем.
Курс ускоренной подготовки дался Антону легко, в конце концов, не зря он проучился тому же в Советском Союзе. Пришлось осваивать новые образцы оружия, изумляясь немецким тактическим уловкам, о которых на Родине не имели никакого представления. Но никакой секретной информации в училище он так и не добыл. Но оставалось несколько месяцев, и новый приятель Рихтер обещал забрать его к себе, где точно шли разработки чего-то таинственного.
Для получения лейтенантских погон, следовало прослужить в полку как минимум два года. Но благодаря так удачно появившимся связям, Антон собирался получить нужное звание в течение полугода. Если, конечно, служба у Рихтера не подкачает. Да и он сам всё не провалит к чертям…
Со связным он так и не встретился. Место явки оказалось пустым, то ли его раскрыли, то ли он ушёл на дно, боясь разоблачения. Так или иначе, Антону пришлось действовать в одиночку. Такой вариант рассматривался, и к этому разведчик был готов с самого начала.
А вскоре он вступил в ряды Национал-Социалистической партии, всеми силами, пытаясь доказать истинную любовь к Рейху. Теперь никто не станет сомневаться в том, что он настоящий патриот. Каждому знакомому в училище он бахвалился о своём желании отправиться на войну, жаловался, что Гитлер так упорно играет в миротворца. Пора показать этим наглым французам, что Германия способна давать сдачи. Да и поляки борзели с каждым годом, прячась за спинами своих союзников англичан.
Вскоре он получил письмо, в котором значилось несколько строк: «Соболь встретит вас в Нюрнберге 8 сентября».
Брови Антона поползли вверх, он несколько раз просмотрел кусок бумаги, прежде чем сжёг. «Соболь» — кодовое имя связного. А значит, тот наконец вышел из убежища и готов поговорить.
В училище все уши прожужжали предстоящим съездом нацистской партии. Лично Антон с удовольствием пропустил бы данное мероприятие, где тысячи чокнутых фанатиков будут с факелами воспевать Гитлера. Но хочешь подчеркнуть свою верность — иди на жертвы. А после письма отступать некуда.
Вскоре он выехал из Берлина на поезде, забитом до отказа нацистами. Такого оживления как сейчас, он не видел даже во время Олимпиады, сотни людей веселились, пели, выпивали за славу Рейха. Пришлось сослаться больным и провести большую часть времени в купе, чтобы не поднимать очередной бокал во имя фюрера.
Утром 8 сентября паровоз прибыл на место назначения. Оставалось забронировать место в гостинице, что оказалось нереально. Все отели забили под завязку. С трудом удалось найти какую-то комнатку, от которой отказались в последний момент. Так что до вечера Антон мог провести время в своё удовольствие, осматривая окрестности Нюрнберга, и продумывая кем мог оказаться тот самый Соболь.
Как и большинство городков в Германии, этот буквально усеяли старинные здания. Антон удивлялся, как им удавалось сохраняться столь долгое время. Одних церквей здесь десяток! Словно грибы после дождя они вырастали повсюду в Нюрнберге. Церковь Святой Марии в стиле летящей немецкой готики; церковь Святого Лаврентия с двумя башнями; церковь Святого Себальда, которая простояла уже шестьсот лет.
Да и замков немало, чего стоила одна Нюрнбергская крепость, толстые стены, которой могли бы защитить людей даже сейчас под обстрелом артиллерии и танков.
И всюду, куда ни кинь взор, красные флаги с чёрной свастикой. Если Берлин столица Рейха, то этот город центр нацистской заразы, охватившей людей от мала до велика.
Возле Дворца Правосудия, где проводился очередной съезд партии, Антон остановился. Массивное здание с четырьмя этажами и красной крышей. Почему-то оно внушало трепет, по коже пробежали мурашки. Антон буквально ощущал ледяной холод, нёсшийся от дома, где обсуждались ужасные законы. Дворец напоминал монстра, что залёг в спячку, и пробуждался каждый год, чтобы сожрать новую порцию душ.
Тогда он и не подозревал, что спустя девять лет, это здание станет местом суда над всеми военными преступниками Рейха.
Антон так увлёкся созерцанием Дворца, что и не заметил, как к нему подошёл какой-то человек и произнёс чуть ли не в ухо:
— Хочешь побывать внутри?
Звягин вздрогнул и повернулся. Отто Вебер стоял рядом и ухмылялся, разодетый в чёрный костюм с петлицей в виде свастики на груди. На голове у него сидела широкополая шляпа, которую он со смешком приподнял, приветствуя знакомого.
— Ты как здесь оказался? — спросил Антон, пожимая руку. — Я думал, будешь торчать на встрече дипломатов из Вены.
— Наши австрийские друзья заинтересовались предстоящим съездом партии, — ответил Вебер. — Чуть ли не силком потащили к самолёту. Пришлось уступить, да и почему бы и нет? Зрелище вечером предстоит потрясающее. Ты ведь тоже заинтересовался! И где значок?