Сталин направился в сторону кабинета, когда услышал взволнованный голос за спиной:
— Прибыл по вашему согласию, Иосиф Виссарионович!
— Товарищ Ежов, — промычал вождь народов, поворачиваясь к гостю. — Вижу, табачку мне не привезли, ведь так?
Народный комиссар внутренних дел расплылся в елейной улыбке, становясь похожим на блин, что передержали на сковороде. Ежов никогда не был красавцем, черты лица острые, холодные глаза бьют наповал. Ему правда не хватало иголок, как у настоящего ежа. Но больше всего поражал рост мужчины — полтора метра, настоящий карлик. Многие кто смеялся над ним в прошлом поплатились за это, отбывая сроки в суровых сибирских тюрьмах.
По случаю приезда к Сталину Ежов надел парадный мундир, красные звёзды на петлицах отливали кровью. Он вытянулся по струнке, держа в руках небольшую коробку с табаком.
— Ежевичка! — усмехнулся Иосиф, заключая Ежова в объятия. — Вот что значит оперативник высшего разряда! Ты не обижаешься на прозвище?
— Никак нет! — Комиссар даже не покраснел, а продолжал стоять с невозмутимым лицом. — Как будет угодно любимому отцу советских людей!
— Хорош лебезить, Николай Иванович, — хмыкнул Сталин, забирая табак. — Спасибо за подарок. Пошли в кабинет, дела не ждут.
Ежов последовал за вождём, предвкушавшим тёплое свидание с трубкой, что наполнит его тело никотином. Кабинет представлял собой просторное помещение с диванами, на которых он частенько отсыпался. Они уселись за длинный стол с аккуратно разложенными письменными принадлежностями и пепельницей. За окном солнце светило вовсю, весна пробуждалась. Короткие шторы успокаивали нервы Сталина, никто не подкрадётся незамеченным.
— Ты утверждал, что есть новые доказательства заговора со стороны высших военных чинов, — сразу перешёл к делу Сталин, поджигая табак. — Сколько месяцев талдычишь об одном и том же, будто дятел, ей-богу. Надеюсь, в этот раз предъявишь что-то лучшее, чем показания любовниц. Бабы — Зло, дорогой товарищ. Особенно, когда они хотят отомстить бывшим мужчинам.
— Боюсь, дела обстоят настолько скверно, что не остаётся иного выхода как задержать маршала Тухачевского, — сказал Ежов.
— Клим подбил тебя?
— Товарищ Ворошилов не имеет к этому никакого отношения.
— Ну да, прямо сама невинность! Они несколько лет воюют друг с другом за место под кремлёвским солнцем. Ладно, рассказывай, что к чему.
— К нам поступила записка от одного из курсантов разведшколы, — продолжал тараторить Ежов. — Он подслушал важный разговор между полковником Ноздрёвым и его лейтенантом. Похоже, оба поддерживают заговор против советской власти. Ноздрёв с Тухачевским старые приятели, не удивительно, что он вплёл его в свои сети.
— Неужто всё так серьёзно? — Сталин отложил трубку на край пепельницы. — Мы можем доверять словам этого курсанта?
— Более чем, парень искренне предан партии, истинный коммунист! Его показания совпали с допросами бывших работников НКВД, которые признались в том, что Тухачевский подбивал их на переворот. Гай, Волович, Прокофьев… все клянутся, что маршал мечтал о том, как вас, товарищ Сталин выкинут в Москву-реку, где вы утонете, захлёбываясь и визжа как поросёнок… уж простите, это слова Тухачевского.
— Да неужели? — Настроение вождя портилось с каждой минутой. — Скверно, Николай Иванович. Я до последнего верил в невиновность маршала. Голова-то светлая, сколько свежих мыслей по перестройке армии. А тут на тебе, получите и распишитесь, предатель Родины!
— Чего было ожидать от царского офицера? — хмыкнул Ежов. — Все они одним миром мазаны. Ненавидят советскую власть, хотят восстановить империю! Никоненко утверждает, что…
— Кто такой Никоненко?
— Курсант разведшколы! Известно, что Тухачевский всегда восхищался немецкой армией, налаживая связи с нацистскими прихвостнями. Не удивительно, что он стал вражеским агентом! С помощью Ноздрёва он ввёл своего человека в Германию, который будет связующим звеном между высшими чинами Вермахта и маршалом. И всё это под видом шпионажа и добычи важных сведений о секретных технологиях Рейха.
— Постой, постой! — Сталин поднялся из-за стола и стал нервно расхаживать по кабинету. — Молотов самолично выпросил у меня разрешение на внедрение разведчика в стан врага! Нас всех обманули? Ты это хочешь сказать?
— Нет сомнений, обвели вокруг пальца, товарищ Сталин!
— Сукины дети!
Иосиф сжал кулаки. Не нравилось ему это чувство, быть шутом на деревенской ярмарке. Он лидер величайшей страны в мире, никто не смеет пудрить ему мозги.
— У Тухачевского запланирована поездка в Англию, — продолжал вещать Ежов. — Нельзя выпускать его за границу, спрячется как крыса среди половиц капитализма!
— Но и вспугнуть не в наших интересах, — кивнул Сталин. — Не допустите его поездку под выдуманным предлогом. Спланируйте чёткий план по аресту всех подозрительных элементов. Нельзя, чтобы сбежал хоть один ублюдок.
— Будет сделано!
Ежов подскочил со стула и отдал честь. Вот зачем Сталин назначил его главным чекистом. Этот человек лишён эмоций, сердце его давно покрылось коркой. Плевать, что три класса окончил и едва умеет считать. Главное достоинство — он не останавливается, для него нет моральных устоев. Арестует и казнит собственную мать, если надо. Он как собачка, что тявкает на здоровенного бульдога, готовая защитить хозяина любой ценой. Будет нападать до последнего, не боясь смерти, лишь бы доказать свою верность.
— Если враги проникли даже в нашу разведку, — покачал головой Сталин, — то, что ожидать от остальных ведомств? Они могут быть повсюду, словно плесень разрастаться среди коммунистов.
— Все ответят за свои преступления! — кивнул Ежов. — Я каждого за яйца возьму, скручу и вырву, если надо!
— Приступай!
Сталин махнул рукой, давая добро.
Эпоха репрессий входила в решающую стадию…
Интерлюдия 8
— Собираешься ночевать у меня?
Виктор не понял вопроса, настолько ушёл в путешествие в прошлое. Несколько секунд пялился в экран монитора, за которым очумелый пропагандист с лицом побитого пса взывал к уничтожению вражеских агентов. Вылитый Геббельс на минималках.
— Честно говоря, дома оставаться опасно, — ответил блогер, стараясь не выдать волнения. — Всё время кажется, за мной придут фараоны. Меня мог опознать тот спецназовец, да и тебя тоже…
— Не трясись от страха попусту, — фыркнул Антон. — Я видел глаза того молодчика, в душе он трусливее зайца, что сбегает от волка. Ничего он не сделает, будет держать язык за зубами. К тому же, зачем позориться? Его остановил безоружный гражданский, засмеют в отделе.
Виктор кивнул. Он не мог поверить, что с момента их встречи в переулке прошло меньше двух суток, казалось, пролетела целая жизнь, наполненная событиями, словно пасхальный кулич изюмом. А ведь это только начало истории, которая способна перевернуть сознание миллионов людей. Если окажется правдой, конечно.
— Так тебя подставили? — спросил он. — Никоненко мне сразу не понравился, помню подобных типов и по школе, и по универу. Скользкие, мерзкие, готовые на всё, лишь бы проскочить наверх. Сила дня них важнее ума и порядочности.
— Об этом мне рассказал сам Никоненко, но гораздо позже, — ответил Антон, отхлёбывая чаю. — Наша встреча оказалась тёплой, если понимаешь о чём я.
Виктор встал из-за стола и подошёл к окну. Солнце садилось за горизонт, окрашивая небо в розовые оттенки. В стране всё ещё действовало чрезвычайное положение, внизу проскочили три автозака, спешащие на главную площадь.
— А что с Вебером? — спросил он, оборачиваясь и скрещивая руки на груди. — Помог справиться с эмоциями?
— О, да, — кивнул Антон. — С той поры он стал моим лучшим другом, если бы не его помощь… честно сказать, вряд ли бы я протянул долго. Хотелось совершить глупость. И убийство Рихтера лишь одна из безумных мыслей, что меня посещала.
— Ты мог всё бросить, — сказал Виктор. — Уехал бы из страны в какую-нибудь Швейцарию, начал новую жизнь!
— Не в моей натуре отступать перед трудностями. Кроме того, нас учили любить Родину, жертвовать всем ради неё. В нынешний век о подобном можно только мечтать.
— Не настолько мы уже прогнили. Так ты не против, если переночую здесь?
— Но болтать до утра не собираюсь, хочу выспаться.
— Тогда рассказывай, что было дальше!
Антон вздохнул и продолжил рассказ, стремящийся вырваться наружу, словно птица из клетки.
Часть вторая — Глава первая
Испытания назначили на 1 мая 1937 года.
Антону казалось, что он попал в какой-то сон, наполненный фантастическими видениями. Немыслимое: вместо того, чтобы вместе с тысячами людей шагать по Москве с красными знамёнами и плакатами, отмечая День Труда, он собирается смотреть взлёт космического корабля. Рихтеру понадобилось полгода, чтобы наконец рассказать правду о хранящимся трофее. Доверие — это как медаль на Олимпиаде, заслужить её непросто, но, как только оказывается на шее — все молятся на тебя как на идола.
Верил ли Звягин в жизнь в других мирах? Честно сказать, даже не задумывался никогда. Слишком много проблем на собственной планете, где войны разгорались быстрей, чем огонь в лесу после удара молнии в дерево. Но теперь волнение охватило его, подобно лихорадке, он то и дело прикладывал платок к мокрому лбу.
Штурмбаннфюрер срочно направился в Берлин, чтобы выбить из Гиммлера новое финансирование, словно тот был копилкой, которую нужно разбить. Отвечать за всё предстояло лейтенанту Хоффману, ставшему главным на базе. Великая честь, что и сказать.
Он вошёл в подземный ангар, ощущая холодный воздух, пропитанный ароматом сырости и земли. Огромное помещение напоминало зал кафедрального собора. Потолка почти и не видно, стены покрыты металлическими панелями. Множество штуковин разбросано тут и там: ящики с инструментами, какие-то приборы, погрузчики, и наконец в центре стояло Оно. Межзвёздное чудо, прилетевшее из глубин галактики.