Наконец, остановились на кандидатуре Александра Матросова.
— Разве что с ним только хлопот наживешь, — буркнул Сивый. — За ним самим, стало быть, надо глядеть в оба.
И он вспомнил все проделки Матросова в цехе.
«Один против», — решила Ольга Васильевна.
— Что с него возьмешь? — спросил Богомолов. — Всего пуще любит он — ужин на сон.
Два «против».
— А что, забыли, как работал он на севе? — заступился Рашит.
«Наконец, первый «за», — отметила про себя Ольга Васильевна.
Так она и сидела среди них, прислушиваясь к горячему и страстному спору. Бедняжке Саше все кости перемыли. Ничего не забыли и не простили. «За», «против», «против», «против».
— Неряха, — говорил один.
— Женщин не уважает, — утверждал второй.
— Как не уважает? — удивилась Ольга Васильевна.
— Я сам слышал, как он говорил: воспитателем должен быть мужчина... Это — не женский труд.
— Допустим, это еще не говорит о том, что он вообще не уважает женщин.
— Он сам все может учинить.
— Ему все трын-трава.
— Все это так, — проговорил Рашит. — Но кто сунул кулаком по скуле Рыжего, когда тот пытался сманить ребят на побег? Тот же Матросов! Кто лучше всех географию знает? Не он ли?
— Все же он — тертый калач, — недовольно говорил Сивый. По всему видно, он против.
— В последнее время международным положением очень интересуется, — вспомнил вдруг Богомолов. — Все спрашивал про судетских немцев и про то, куда подевался австрийский президент...
«Мы не просто подбираем помощника воспитателя, — думала Ольга Васильевна. — Мы еще проходим урок мудрости...»
— Он стал якшаться с Рыжим, — сказал Сивый. — И это мне не нравится. Рыжий сухим из воды выйдет. Весь свет вокруг пальца обведет. Покуда рано Сашку выдвигать.
— Еще неизвестно, кто на кого больше влияет, — дал отповедь Рашит. — Может, Саша хочет на него оказать влияние? По-моему, стоит рискнуть...
«Ему все-таки нельзя служить в отделе кадров, — сказала про себя Ольга Васильевна. — Душа нараспашку! Нельзя быть таким добреньким божьим посредником. И Сивого, пожалуй, нельзя... Видит одно плохое в человеке. А в целом здорово хорошо: «за» и «против», «за» и «против»...
Выслушав всех, она проговорила:
— Рискнем. То, что якшается с Рыжим, — надо проверить: что это за дружба? То, что не стрижет ногти — научим. Кто-то тут говорил, Матросов, мол, не уважает женщин. Это придет. Давайте мы вспомним только одно, каким он к нам пришел и каким стал за это короткое время. Он — любознательный. У него я чувствую желание стать лучше. Теперь он будет под рукой, на виду. И кроме того, мы оказываем ему доверие. Разве это так мало для человека?
— Поручаю тебе ответственное задание, — говорил начальник колонии, придирчиво глядя в глаза Матросову. — По ходатайству ребят я назначаю тебя помощником воспитателя первого корпуса.
— Есть! Разрешите идти?
— Куда так спешишь? Вот эта рука тебе незнакома? — спросил Стасюк, передавая ему в руки записку. — Почерк разбираешь?
— «Обратите внимание на своих активистов, — стал читать Матросов. — Ребята хотят тикать. А кто, сами поищите...»
— Ну и как?
— Фискал! — сумрачно заметил Саша. — Если бы я знал, чья это рука...
— То?
— То дал был взбучку!
— За что? За то, что он сигнализирует о побеге? Делает, в конечном итоге, очень доброе дело?
Саша промолчал.
— Приступай к своим обязанностям. А что за обязанности, расскажет Ольга Васильевна.
Чем больше задумывался подросток над своим назначением, тем яснее понимал, что это принесет ему много неудобств. Но приходилось подчиняться.
Если бы в течение этих двух часов воспитатель мог незаметно наблюдать за действиями своего нового помощника, то, несомненно, был бы крайне удивлен. Почему это Саша побежал на фабрику? Почему он, зорко оглядываясь по сторонам, юркнул в помещение малярного цеха, где сейчас шел ремонт? Почему он, остановившись, приподнял широкую плиту пола и спрыгнул в образовавшуюся яму? Так можно было составить бесконечное число «почему».
А происходило следующее.
...Как-то Рыжий при всех ребятах вызвал Сашу наперегонки: кто раньше вскарабкается на самую вершину дуба. Того самого, на котором, по преданию, вешались осатаневшие монахи.
Им почти одновременно удалось взобраться на дерево. Саша хотел уж спуститься вниз, но Рыжий удержал его:
— Погляди вокруг! Куда спешишь?
Отсюда открывался вид на десятки километров, и в первую минуту ребята молчали, как зачарованные, занятые каждый своими мыслями.
На долину медленно опускались сумерки. Прямо на юге вставала серой тучей Нагаевская гора, на западе, среди зеленого леса, виднелись беленькие домики станции Дема. В заманчивой дали синими дымками лежали дубравы. Внизу, почти под горой, широкая и тихая Ак-Идель соединялась со своей сестрой, бурной, шумной Кара-Иделью. Блестящими полтинниками лежали в долине маленькие озерки, заросшие камышами.
— Вот черт, здорово как!.. — передал, как умел, свое восхищение Сашка.
Вечер, точно желая окончательно очаровать юношей, вывел на середину реки белый пароход, стекла которого горели под алыми лучами заходящего солнца. Пароход шел вверх, видимо, поднимался в верховья, к Аю и Юрюзани. Он протяжно загудел, точно прощаясь с городом.
Саша, проводив жадным взглядом пароход до самого поворота, туда, где русло реки закрывалось выступом горы, глубоко вздохнул, словно не пароход, а его судьба проплывала мимо...
— Смотрю я на тебя и дивлюсь. Парень что надо — голова на месте, кулаки хорошие, а про дело не думаешь, — прошептал Рыжий.
— Про какое?
— Будто не понимаешь... Раскинь мозгами.
— Про то, чтобы смотать удочки?
— Угу...
Саша отмахнулся от него, как от надоедливой мухи:
— Э, нет! Начальник относится ко мне не худо, лучше отпрошусь в другую колонию, ближе к морю...
Рыжий расхохотался. Немного успокоившись, вытирая выступившие слезы, так было ему весело, произнес:
— Считай до миллиона, так тебя и переведут...
Матросов даже вытянулся на своем сучке и сердито воскликнул:
— Отпустят!
— А если нет?
— Убегу, как пить дать.
Рыжий, сразу посерьезнев, проворчал;
— Теперь дело говоришь. Тут и я тебе компанию сумею составить...
Как и следовало ожидать, руководство колонии не отпустило Сашу, Митька был прав... И с этого дня Матросова часто можно было видеть в компании Рыжего. Они начали осторожно собирать группу ребят. План полностью созрел, когда в ходе ремонта малярного цеха ребята натолкнулись на подземный ход, существовавший еще при монахах, но теперь местами заваленный. Подземный коридор вел на берег реки... В свободные часы часть заговорщиков осторожно пробиралась в подземелье и расчищала проход. Срок побега приближался...
...Матросов с трудом приподнял большую квадратную плиту, спрыгнул в яму и закрыл за собой ход в подземелье. Его охватила полная темнота, но скоро глаза привыкли, и Саша начал осторожно пробираться по ходу. Вот сейчас поворот, там светлее, сверху слабо пробивается дневной свет. Саша дошел до поворота, ускорил шаг. Метров двадцать он прошел в полной темноте и вынужден был зажечь спичку. При ее мигающем свете Саше бросились в глаза глиняные сосуды, в одной нише он заметил даже два скелета, но не задержался, ведь он не первый раз идет по этому коридору, кроме того, у него так мало времени...
Под ногами ползали скользкие насекомые. Саша торопился и не обращал на них внимания. Пройдя метров тридцать, он заметил огонек; у завала копошилось около десятка ребят. От них падали странные тени. При приближении Саши колонисты перестали работать и насторожились.
— Ох и напугал! — воскликнул Директор, заметив Матросова.
— Что тебе? — недовольно спросил Рыжий. — Зачем вызвали к начальнику? — подозрительно взглянув на Сашу, продолжал он.
— Потому и прибежал, — ответил Саша. — Начальство номер выкинуло: меня назначили помощником воспитателя.
— Надо полагать, при нашем корпусе?
— Да.
— Так, значится, ты день-деньской будешь знать все их планы. Это нам подойдет. А ты сейчас отсель давай деру, чтобы тебя ненароком из виду не потеряли.
Саша, однако, сразу не ушел.
— Чего еще?
— Кого-то черт попутал. Записку прислал. Стасюк мне показывал. Сообщает: так, мол, и так, готовится побег.
— Кто написал?
— Кабы знать! Почерк не признал.
Казалось, что Рыжий взбесился. Ругался последними словами, сулил всевозможные беды и кары доносчику.
— Ты того, обязательно узнай, кто фискалит. А мы тут будем спешить. Постараемся раньше срока улизнуть.
Тем же путем Саша прошел обратно, около выхода прислушался, не слышно ли чьих шагов или разговоров. Все было тихо. Он осторожно приподнял плиту, вылез и так же аккуратно заложил дыру. Стряхнул с одежды пыль и только потом юркнул в дверь.
После обеда Саша ходил по территории фабрики с красной нарукавной повязкой. Ему нравилась новая должность. Он точно исполнял приказания воспитателя, четко докладывая об исполнении.
Когда воспитанники вернулись из цехов и классов, Бурнашев объявил неожиданную поверку. Многих она застала врасплох, в том числе и Сашу.
Исмагил Ибрагимович взял в руки список колонистов первого корпуса.
— Абдуллин!
— Здесь, — ответил Абдуллин.
— Абрамов!
— Я Абрамов!
Но уже пятого по списку не оказалось в строю. Затем все чаще и чаще отвечали:
— Его нет.
— Отсутствует.
Не хватало одиннадцати ребят. Бурнашев, закончив поверку, повернулся к Матросову:
— Матросов, ты не знаешь, где они могут быть?
Саша запальчиво ответил:
— Откуда я должен знать? Я за ними не слежу.
Опытный педагог по глазам колониста видел, что он говорит неправду. Повысив голос так, чтобы его слышал весь строй, он огорченно заявил:
— Неужели не найдем их? Такого молодца своим помощником назначил... Неужели они провели тебя, Матросов?