— Матросов!
— Я, товарищ старший лейтенант.
Командир, часто дыша, отрывисто сказал:
— Вернешься в штаб, доложишь, что задача выполнена. Прошу дать разрешение зайти в тыл. Если будет согласие — три красных ракеты, — отказ — три зеленых. Запомнишь?
— Запомню.
...Матросов все время держался по ветру, как приказал Артюхов. Он не знал, долго ли ему осталось еще идти, однако чувствовал, что силы подходят к концу. Сердце работало на пределе, было трудно дышать, мучила жажда. Он ел снег. Все чаще подкашивались ноги.
Матросов присел отдохнуть, крепко-крепко хотелось закрыть глаза и вздремнуть хотя бы полчаса... Но вдруг ему почудился голос командира полка. «Безусловное, твердое условие: вернуться до половины седьмого. Это очень важно...» Саша живо вскочил на ноги. А сейчас сколько? У Саши нет часов. Он с трудом побрел дальше, подставляя метели спину...
В штабе перед командиром полка Матросов всячески старался скрыть свое нездоровье. Однако от внимательного взора Гаркуши ничего не ускользнуло, он приказал Саше:
— Пока оставайся здесь. Вызовем санитара. Сигналы будут...
Саша опустился рядом с телефонистом, который называл себя «Сиренью». В полудремоте, охватившей Сашу, он иногда слышал обрывки разговора, докладов, рапортов, но затем все куда-то исчезало. Так Саше еще раз почудился голос Командира полка. Во сне или наяву он видит Гаркушу?
— Проверьте готовность батальонов. Ровно в семь ноль-ноль залп «эрэсов»!
Еще несколько раз Саша с тревогой открывал глаза при упоминании фамилии Артюхова. «Неужели что-нибудь случилось? Почему я здесь?» — беспокоила мысль.
— Как там Артюхов? — над ухом Саши кричал в трубку Гаркуша.
Саша с усилием поднял голову, чтобы взглянуть на человека, который тряс его за плечо.
— Ты сможешь пройти или потребуются носилки?
Саша, догадавшись, что перед ним стоит санитар, махнул рукой:
— Сам.
Санитар поддержал его, обняв за плечи. С трудом поднявшись по лестнице, он выбрался на свежий воздух. Над равниной бушевала метель. Со стороны противника она приносила звуки разрывов. Саша заметил, что снимают чехлы с «катюш». Неподалеку, около Гаркуши, толпились командиры.
— Можно начинать! — отрывисто приказал командир полка.
Над головой со страшным свистом и шипением пролетели снаряды, небо осветилось, точно во время летней грозы.
— Который час? — слабым голосом спросил Саша.
— Семь ноль-ноль, — ответил санитар.
В сумерках отделение Бардыбаева пересекло передний край на участке первого батальона. Опытный сержант шел медленно, оберегая свое отделение. Мирно бежали по небу светлые облака, в их складках путалась луна. Ракеты противника, беспрерывно взлетавшие вверх, казалось, стремились к одинокой луне, но, обессилев, падали вниз.
У Матросова это было первое настоящее ответственное задание после выздоровления, поэтому он чувствовал себя возбужденно радостным. Ему хотелось сделать что-нибудь такое, чтобы успокоилась душа. Дни, которые он провел в медсанбате, казались ему пропавшими, выкинутыми из его фронтовой жизни.
Последние метры пути бойцы ползли под залпами взлетавших и медленно догоравших ракет. Для несения службы секрета были приспособлены старые окопы. Бардыбаев с отделением остался в большом и глубоком окопе, из которого был проход в блиндаж, Матросова и Гнедкова выдвинул вперед, на расстоянии двухсот метров друг от друга.
Саша лежал один, прислушиваясь к беспокойной ночи. На передовой продолжалась обычная перестрелка. На разной высоте гасли светлые пузырьки трассирующих пуль. Изредка над головой пролетали самолеты, тогда на несколько минут поднимался ожесточенный лай зенитных пушек. С глухим гулом где-то разрывались бомбы.
Матросов до полуночи зорко охранял свой сектор. Но вдруг он услышал голоса, а затем и шаги приближавшихся к проволочным заграждениям солдат. О появлении противника Бардыбаев велел сообщить лично ему. Однако Саша подумал: может быть, это просто обычный патруль? Он медлил. Но вскоре убедился, что это не патруль, а группа в восемь лыжников, миновавшая свои заграждения и углубившаяся в наш тыл.
Но Матросов уже упустил время, которое было необходимо, чтобы оповестить отделенного. Он растерялся.
Ползти сейчас к Бардыбаеву не только не безопасно, но и бесполезно — лыжники скроются в ночной темноте.
Придя к этому выводу, Саша решил — не пропускать врага. Ему показалось, что он нашел правильное решение. Зачем сообщать в батальон о маленькой группе, когда он один может уничтожить ее?
При лунном свете ясно обозначились фигуры солдат. Передний шел, чуть прихрамывая. Все были в белых маскировочных халатах. Лыжи издавали легкий скрип. Саша прилег плечом к автомату, прицелился. Раздалась длинная очередь. Два или три лыжника упали, остальные, быстро подхватив раненых и отстреливаясь, начали отступать на свою территорию.
Сразу же по линии фронта поднялась стрельба изо всех видов оружия. Через десяток минут заговорили тяжелые пушки противника. Матросов упал на дно окопа, схватился за голову. Только теперь он начал понимать свою ошибку...
Обстрел с промежутками продолжался до утра. Когда забрезжил рассвет, Саша с беспокойством и все возрастающей тревогой начал посматривать на соседние окопы. Почему не идет Бардыбаев? Неужели они уползли, оставив его одного? Мороз пробирался сквозь полушубок, от пронзительного ветра коченело лицо. Сколько еще придется тут лежать? Он ясно понимал, что без приказа нельзя отходить.
В эти минуты из-за ближних кустов показалась мохнатая шапка Габдурахманова. Он тихо позвал:
— Ползи за мной.
Движение согрело юношу. Но смутное беспокойство не исчезало. Оно особенно усилилось, когда Саша не увидел среди бойцов Бардыбаева и Саржибаева.
— Где командир отделения?
Гнедков с какой-то неприязнью ответил ему:
— Отправили в тыл.
— Что случилось?
— Узнаешь в штабе, — неопределенно отозвался Рашит, заменивший Бардыбаева.
Предчувствие не обмануло Матросова — его необдуманная стрельба сорвала выполнение боевой задачи, не считая того, что Бардыбаев был сильно контужен.
Разведчиков встретил Артюхов. Он, хмуря брови, недобро взглянул на Матросова.
— Рядовой Матросов, вас вызывает командир полка.
Саша пал духом. Неужели он совершил что-то непоправимое? Конечно, без разрешения нельзя было открывать огонь... Товарищи по отделению молчали, только Рашит сухо говорил ему:
— Поправь ремень. Завяжи шапку. К командиру полка идешь... Внешний вид никуда не годится...
Саша не знал, что на командном пункте полка о его судьбе спорили два человека. Гаркуша решил было принять очень суровые меры, однако его заместитель по политической части майор Киреев настойчиво возражал:
— Солдат молодой, только учится воевать. Надо дать ему возможность искупить свою вину.
В это время ординарец Папазян доложил о прибытии Матросова.
— Вызвать.
Киреев взглянул на вошедшего Матросова.
— Товарищ подполковник, гвардии рядовой Матросов явился по вашему приказанию.
Волнение солдата выдавали только вздрагивающие губы.
Гаркуша резко поднялся, чуть не задев потолок землянки.
— Гвардии рядовой Матросов, вы догадываетесь, почему я вас вызвал?
Матросов устремил глаза на Гаркушу и не спеша ответил:
— Не буду, товарищ подполковник, оправдываться.
— То есть, как не буду?
— Меня, товарищ подполковник, жадность подвела, — смущенно сказал он.
— То есть?..
— На фрицев я жаден, а тут такой подходящий случай был... Кроме того, я один был. Думал, что самое лучшее решение принимаю.
Ему разрешили искупить свою вину.
Через три дня разведчики вышли на «охоту за языком». С большими предосторожностями пройдя через проход, проделанный саперами в заграждениях противника, отделение углубилось во вражеский тыл.
Враг был совсем рядом. Слышались отрывки фраз, вероятно, говорили по телефону. Порой доносилось приглушенное пение: должно быть, в офицерском блиндаже играл патефон.
После дополнительной разведки решили напасть на офицерский блиндаж. Габдурахманов приказал Матросову:
— Сними часового!
Одновременно Гнедков перерезал телефонный провод. Только после этих предварительных действий разведчики ворвались в блиндаж. Два офицера, ошеломленные внезапным нападением, повинуясь команде, медленно подняли руки. Гнедков бросился вперед, чтобы отобрать оружие, но один из офицеров опередил его — свалил ногой стол с лампой.
Рашит метнулся в темноту и схватился с одним из офицеров. Другой офицер бросился бежать. За ним кинулся Матросов.
— Будь осторожен! — успел крикнуть командир отделения, однако разъяренный автоматчик не слышал предупреждения.
Пока Габдурахманов уводил отделение и «языка» на свою сторону, Матросов неотступно преследовал свою «добычу». В небольшой лощине Саша догнал фашиста, но видно было, что он даром свою жизнь не отдаст.
Матросов упорно не хотел применять оружие, ему нужен был «язык». Саша занес кулак, но офицер ловко отпарировал удар и в свою очередь кинулся на Матросова. И тогда Саша использовал свой любимый прием, которому его научил Рашит. Потом быстро связал пленному руки, пинком поднял его.
На рассвете, как только разведчики вернулись с «языками», Гаркуша распорядился представить Габдурахманова к вполне заслуженной награде.
А Матросова все не было. Прошла ночь, наступило утро. Усталые разведчики легли спать. Но Рашиту не спалось. Выходя на улицу, он каждый раз спрашивал часового:
— Матросов не вернулся?
— Нет, — отвечал тот, не поворачивая головы.
— А кто это третий спит?
— Семен Воробьев вернулся из госпиталя.
Рашит ложился снова, но сон не приходил. Он услышал голос Гнедкова:
— Жаль парня.
Рашит резко приподнялся на локте.
— Что ты хоронишь его раньше времени?
Гнедков не отозвался.
— Разговорами теперь не поможешь, — вздыхали бойцы.
Целый день прошел в заботах. Но что бы ни делали разведчики, все получалось с прохладцей, без обычной энергии.