— Не понимаю...
— В больнице я как-то лежал. Не мне, конечно, а одному больному врач нагоняй устроил. Каждый курящий, сказал он, отнимает у себя двадцать лет жизни. Честное слово, не вру. Так он и выразился — двадцать лет.
— Молодец, — похвалил Сашу Басыров, поднимаясь вслед за ним в тамбур.
Матросов оживился и, набираясь мужества, сказал:
— А ты меня не хвали, лучше отпусти.
— Как же я тебя отпущу? — оторопел милиционер.
— Очень просто, на все четыре стороны.
— Чего не могу, того не могу. И вообще, чтобы на эту тему больше разговоров не было.
А про себя решил: «Совсем обнаглел парнишка».
Матросов сердито засопел и замкнулся. Потом сколько ни пытался Басыров вызвать мальчишку на разговор, ему это не удавалось.
Мимо окна пронеслось облако дыма, паровоз медленно набирал скорость. Поезд уже бежал, стуча колесами и лязгая буферами. Мелькали телеграфные столбы.
А в окне общего вагона стоял мальчишка, невидящими глазами провожая хлебные поля, уютные деревушки, маленькие разъезды, овраги и опушки лесов — все, что там и сям было разбросано по всей равнине.
На второй день, к вечеру, поезд с грохотом промчался по бельскому мосту, впопыхах пробежал мимо горы, усеянной веселыми огоньками и, тяжело вздыхая, остановился перед двухэтажным старинным зданием вокзала. Вот еще что запомнилось: ярко горели семафоры, а на путях мелькали фонари проводников. Всю дорогу Басыров выказывал доверие, а тут нервы его сдали. На всякий случай положил руку на плечо своего подопечного. Со стороны можно было подумать: дружеский жест, а на самом деле те же руки в любой момент могут схватить за шиворот. «Хитер шеф! — вздохнул Саша. — И довольно догадливый».
Басыров, пробираясь сквозь толпу, сбившуюся на перроне, назидательно говорил:
— В Уфе станешь жить. Человеком будешь.
Чего же тут еще разглагольствовать? Он говорил то, что ему положено по штату, другой бы то же самое сказал. Может, чуть иначе.
Вместе с толпой они выбрались в город, прямо на грязную привокзальную площадь. У Саши сразу же выветрились из головы все романтические бредни о городе, раскинувшемся на горе, между реками — тремя сестрами. И в этой дыре предстоит ему коротать не одно лето! Тоска паутинкою обвила душу мальчишки.
Саша бросился наутек. Он сбил женщину, с ходу протаранил группу военных, сунулся туда, где просторнее и чуть было не угодил под легковую машину. Одним словом, в один прием добрался до привокзального сквера. Лишь тут оглянулся — Басырова не было. Значит, отстал. Для начала неплохо. Очень важно, чтобы за тобой «хвоста» не было.
Сердце его билось гулко и тревожно; не переводя дыхания, он перелетел через ограду и, оглядываясь, пошел по слабо освещенной улице мимо длинного забора.
Тут ему на глаза попалась лестница, ведущая куда-то наверх. Наверное, прямо на самую гору. Он присел на ступеньку, чтобы передохнуть. Однако через какое-то мгновение с беспокойством заерзал: к нему подкрадывался человек. Может, Басыров? Саша мигом спрятался за углом дома. Весенняя ночь хорошо укрывала беглеца, и он видел: человек шел прямо на него. Подросток едва сдержался, чтобы не дать деру.
Когда человек прошел мимо, то он сказал себе: «Это не Басыров, конечно, не он. Вероятно, какой-нибудь «железняк» возвращается с дежурства».
Матросов смекнул, что ему, пожалуй, небезопасно оставаться в районе вокзала. «Легавый» может поставить на ноги всех своих дружков, каких немало на любой станции.
Одолев полпути или поменьше, — кто его знает, какая тут лестница,— Саша оглянулся назад. Оглянулся и замер. Тихая красота открылась его взору: серебристой лентой тянулась река, разукрашенная красными и зелеными бакенами с переливающимися в них огнями, железнодорожные пути выглядели еще более нарядно.
«Вокзал — место явки. Мне все равно придется сюда вернуться», — вздохнул он, мечтая о новых путях-дорогах.
Саша, одолев лестницу в пятьсот ступенек, сразу попал на темную улицу.
Как только Матросов ощутил, что он в полной безопасности, голод немедленно дал знать о себе. Утроба будто только и ждала этой минуты. В этот миг он ни о чем другом и не думал, кроме как о жратве.
Он проходил мимо освещенных окон, за которыми люди ужинали. В одном деревянном домике шел пир горой. У Саши даже слюнки потекли. Отойдя на несколько шагов, он вернулся и остановился под окном, в ожидании вскинув голову: «Может, кто случайно взглянет на него!»
Он так размечтался о еде, что даже не заметил, как в его штанину отчаянно вцепилась сердитая дворняжка. Еле отбился.
«Неужели, — думал он, — вот так всю жизнь буду скитаться как бездомная собака?» Он впервые с нежностью подумал о Басырове. С ним бы как-нибудь поужинали!
Немного погодя его нагнала грузовая машина. Ему, естественно, ничего не оставалось, как вцепиться с ходу за борт и махнуть в пустой кузов. Дело привычное. Чего уж тут... Главное, и шофер не заметил.
Машина двигалась по ярким и оживленным улицам, подолгу простаивая на перекрестках. Она кружила, наверное, так с полчаса, пока не остановилась в центре, возле трамвайного кольца.
Непрошенному пассажиру, попросту говоря «зайцу», пора знать и совесть. Саша, стараясь остаться незамеченным, перекинул себя через борт и стал озабоченно оглядываться, раздумывая, куда направиться.
«Первым делом надо достать жратву, — подумал Матросов. — А потом видно будет. Может, сразу на пристань подамся или на вокзал...»
Не успел он сделать и десяти шагов, как кто-то крепко схватил его за локоть. Перед беглецом стоял улыбающийся Басыров. Он и не скрывал, что страшно доволен.
— Я-то рассчитывал подняться в город на трамвае, но ты решил на машине. Пожалуй, так лучше получилось. Во всяком случае, быстрее.
Матросов от растерянности не сумел даже вымолвить ни единого слова. Лишь простонал. «Как он смог напасть на мой след? — поразился он. — Вот какой оказывается ловкий дьявол, а с виду такой простак...»
Ничего другого не оставалось делать, как безропотно подчиниться. Теперь ни за что он его не упустит, это как пить дать. На углу, возле мастерской по ремонту часов, Басыров долго разговаривал с другим милиционером на незнакомом для Саши языке. Они говорили очень быстро и со стороны казалось, что они даже не слушают друг друга, но, вдоволь наговорившись, Басыров рассмеялся:
— Блуждать больше не будем. Самую точную справку получил. До места назначения, однако, придется топать и топать. Чего доброго, у тебя опять появится желание улизнуть. Так будь добр, предупреди заранее. Не заставляй меня волноваться да суетиться. Мне уже давно не двадцать лет.
В ту ночь, два человека, внимательно следя друг за другом, под руку шли по окраинной улице, мощенной крупным булыжником. Изредка попадались электрические фонари. Где-то на середине пути неожиданно набрели на мост, перекинутый не то через овраг, не то через маленькую речушку. Улица пошла в гору.
Басыров начал часто оглядываться. Он, видно, на самом деле позабыл ориентиры, которые дал ему постовой там, возле мастерской по ремонту часов.
Поэтому на темном перекрестке им пришлось порядком ждать, пока, к счастью, не появился силуэт какого-то человека.
— Нам требуется выяснить...
Мужчина в длинном пальто и белой фуражке обладал еще и пышной бородой. Но несмотря на такой солидный вид, он оказался словоохотливым человеком.
— И везет же людям, — проговорил человек, будто обрадовавшись встрече. — Лучше меня никто не знает Уфу. Любую справку за одну минуту. Итак, я вас слушаю.
— Мы направляемся в детскую колонию.
— Так, вам, значит, нужна трудовая колония? — Он внимательно взглянул на Сашу. — Так-так, понимаю... Вам придется идти прямо, километра два, а за городом, как только пройдете конный двор, свернете чуточку влево, а потом снова по прямой, пока не доберетесь до деревянных складов...
— Большое вам спасибо.
— Погодите благодарить. За теми складами еще с полкилометра пути. А там увидите цепочку фонарей.
— Мне объяснили, что колония размещается не то в бывшем монастыре, не то в соборе... И я, увидев вот эту церковь, обрадовался было, подумав, что находимся у цели. А нам, оказывается, идти и идти, — вставил Басыров.
— Это Троицкая церковь, знаменитая церковь, в подвалах ее сидел Салават Юлаев, ожидая допроса, — объяснил бородатый.
Саша с опаской взглянул в ту сторону, куда указывал тростью их новый спутник, но в темноте ничего, кроме колокольни, не разглядел. А бородач продолжал как ни в чем не бывало:
— Вот тут, под горой, на реке, напротив этого моста, казнили пугачевцев. На льду была поставлена избушка без пола, ничего не подозревавший человек входил в нее и сразу попадал под лед. А еще вон на том холме...
Но Басыров очень торопился, даже у него, выдержанного человека, не хватало терпения. Поблагодарив бородатого, он повел Сашу дальше, но обладатель густой бороды не отставал от них:
— На месте колонии когда-то был монастырь, это вам правильно подсказали. Обязательно обратите внимание на дуб. Одинокий, высокий. Каждую весну на нем монахи вешались.
Басырова так и подмывало расхохотаться. Ну и попался же им историк-гробокопатель.
Саша вздрогнул. Бородатый остановился под фонарем и, подняв трость, точно шпагу, указал ею куда-то в темноту:
— Обязательно обратите внимание на то дерево...
Басыров легонько подтолкнул мальчика:
— Поторопись, дорогой, нынче в теплой постели будешь спать.
Вдруг на Матросова напала такая тоска, что он резко рванулся назад, точно желая вернуться к говоруну:
— Дяденька, а далеко ли отсель море? — выкрикнул он с каким-то отчаянием.
— Больше тысячи километров... до ближайшего... по прямой.
Басыров не стал сердиться и шутливо упрекнул Сашу:
— Вижу с географией не дружил. Ума не приложу: зачем тебе море?
Сразу за последними домами в лицо ударил пронизывающий ветер. Если бы они не увидели цепочку ярких лампочек, то можно было подумать, что заблудились. Но ориентиры совпадали. По оврагам, через холмы путники двинулись прямо к долгожданной цели. В эту минуту утомленный и голодный Саша думал лишь об одном: как бы побыстрее добраться до какой-нибудь столовки. Даже убегать никуда не хотелось. До того он устал!