Исполнив обряды, Потокм достал медный нож и взрезал дёрн на замеченном месте. Заворотил дернину и ахнул: за один годок звезда, на которую ворожили всем миром, сотлела едва не дочиста. Лишь один луч остался целёхонек и недвусмысленно указывал на север, во мхи и болота, в пропасти земные.
Пропасть земная – это такое место, где даже бывалый человек пропадёт ни за чих–спасибо. Мало кто согласится жить в таких местах, однако за всё надо платить. Добыли золото наманское, теперь спасайтесь в пропастях.
Потокм позвал ожидающих старейшин. Долго смотрели на остатки звезды, вздыхали, качали головами. Конечно, знак судьбы людям не указ, человек и поперёк судьбы пойти может. Но кому охота век в войнах проводить? Уж лучше во мхи и болота.
Созвали остальных колдунов, советовались с ними. Потом всю людскую громаду собрали. Тут уже обсуждалось не что нужно делать, а как. Поначалу народ приужахнулся, виданное ли дело – сниматься с чуть обжитых мест и отправляться неведомо куда. Потом малость поуспокоились, узнав, что на зиму глядя с места никто не стронется. Сперва разведчики пойдут выбирать место для нового посада, а следующим летом понемногу начнут переползать на новое житьё.
Трудненько придётся, народ мужчинами оскудел, особенно оружным людом, а на засеках до последнего сильный отряд держать нужно. Землю пахать тоже надо, это дело на потом не отложишь. А у нового городка – делянки расчищать, дома строить. Обидно бросать только что отстроенный посад, но катумовские набежники появятся здесь уже весной, едва в горах стает снег и отряды смогут пройти горными тропами. Про что иное, а уж про наманскую казну хан Катум не забудет.
Поля, конечно, лошадьми поднимать легче будет. Из бывших рабов–обозников пять человек решили остаться с людьми и пришли на новую родину. Их определили в пахари, они научат, как лошадью землю орать. А тем временем посланные на новом месте лес выжгут под пашню.
Народ шумел, качал головами, но не возражал, хотя и обидно было. Для того ли войну воевали, чтобы со своей земли в чащобу бежать? Победители, называются…
Потом бабка Гапа вперёд вылезла. Ведьма никогда в боевых магах не хаживала, бунчука не поднимала, но сила у неё была немалая, и что скажет старуха, люди слушали. Её и на совет звали, но прийти не смогла, хворала. А тут выползла на осеннее солнышко.
– Мудрые, – проскрипела старуха, – а не запамятовали вы часом, что на севере места тоже не пустые? Воглы там обитают. Как думаете, понравится им, если мы придём? Не навоевались ещё?
Народ призадумался. Легко, живучи на южных окраинах леса, о воглах сказки рассказывать, что, мол, они медведям сродни, на зиму в спячку ложатся, а от простого пива сперва буйствуют, а потом помирают и потому вместо пива пьют мочу. Что воглы пьют, людям неведомо, а шаманы у них сильные, на бой, как и у людей, выходят дружно, и потому воевать с ними – себе в убыток. А дружбы с воглами у людей нет. Ещё деды что–то не поделили с полуночным народишком. Причина ссоры забылась, а вражда тлеет.
– С воглами замириться нужно, – сказал Потокм. – Послов пошлём, подарки дадим. Жемчуга воглы не понимают, пушного зверя у них своего в избытке, а железо ценится. Сами–то добывать не умеют, да и не из чего у них. Предки говорят, раньше мы с ними торговали, да порушилась торговлишка. Надо бы вспомнить те времена.
– Мы уже со степью железом наторговались, теперь не знаем, как от них оборониться. Нет уж, железа воглам если и давать, то на одно погляденье.
– Чем тогда мир купим?
– Баб наманских им отдай. У нас ныне женского пола избыток, а у них, поди, и по одной жене на человека нет.
От таких слов народ слегка оторопел. В степи и у наманцев людьми торгуют, вроде как скотиной, а у своих такого не водится. Но, с другой стороны, вернулось войско из дальнего похода, и вместе с ним при обозе пришло четыре десятка женщин, захваченных когда–то в полон, а ныне никому не нужных. Те немногие, что были отданы под присмотр знахарок, готовились поздней осенью замуж, а остальных куда? Кому они нужны, траченные, лежавшие подо всем войском? В степи таким вспарывают животы и бросают на корм собакам. Так то – в степи. Люди так не могут. Вот и жили горемычные таборком, вызывая глухое недовольство законных жён.
– Это ты хорошо придумала, – первым подал голос Ризорх. – Собрать их да скопом и отдать. А то у нас их кормить некому. А воглам радость, они не различают, траченная девка или нет. Разберут их по чумам, всем хорошо будет.
Общество согласно загудело, лишь один Скор стоял ни жив ни мёртв, словно весть услыхал о гибели близкого человека.
По приходе в лесной посад Лия и Хайя прибились к таборку траченных девок. Там и жили. Поневоле девушки вновь прилепились друг к дружке, хотя кто понимал, тот видел, что они просто рядом находятся, а не вместе.
Когда в сожжённом Номе казнили императора Хаусипура, Лия забилась в повозку, накрыла голову рухлядью да и пролежала так чуть не весь день. Хайя, напротив, принарядилась, как могла, и отправилась смотреть на казнь. Отстояла всё время, не дрогнув лицом, и так же молча ушла. О чём она думала, что чувствовала, никто не спросил. Одним стало боязно, другим было неинтересно.
В походе, особенно когда обоз двигался по бездорожью, пленницы на повозках не сидели, шли рядом, придерживаясь рукой за борт. Лия шла вместе со всеми, Хайя безвылазно сидела в повозке. Вышла только полюбоваться раскоряченным на колу Атрием и поглядеть на смерть Гайтовия. Стояла в самом первом ряду, ловила взгляд пленного чародея, но тот её не заметил либо не узнал.
Никто уже не знал, зачем держат в обозе пленную дочь бывшего императора. Определили её туда, там она и пребывала до самого прихода в лесной посёлок.
Скор появлялся у землянки, где ютились девушки, почти каждый день. Приносил охотничью добычу, хлеб, рыбу, наловленную в озере младшими. Лия молча или чуть слышно благодарила, брала подарки и исчезала в тёмном зеве землянки. Землянки были нарыты в прошлом году, когда люди начинали осваивать новое место. Теперь семьи перебрались в добротные бревенчатые избы, а землянки хотели порушить или под погреба приспособить, но с войском пришли бесприютные наманские бабы, и земляные норы отдали им. Пока идёт осень, сытное время, наманок подкармливали, а весной сгинули бы бедовухи, как не было. Решение подарить траченных девок воглам спасало всех. Пленные девушки оказались снова нужны. Только Скора решение это не спасало, а убивало жесточе стрелы–срезня.
Дождавшись, пока народ разойдётся по своим делам, Скор подошёл к землянке, в которой жил старый Потокм. Все люди давно переселились в добрые дома, один главный колдун, что траченная девка, живёт в землянке, да ещё и круглой, каких больше нигде нет. Так от предков завещано, и не нам обычай менять.
Потокм отозвался на стук, велел входить. В землянке теплился очаг, около огня сидела бабка Гапа. О чём беседовали двое стариков – неведомо, но Скора в землянку пустили и, значит, готовы были выслушать.
– С чем пришёл? – спросил Потокм.
– Я… – Скор запнулся, – я хочу попросить… не надо отдавать Лию воглам. Пусть она у нас остаётся.
– Вот ты о чём! Так она, никак, тобою в полон взята. Чего тогда мучаешься? Бери её да женись. А хочешь, так и вторую бери, у нас ноне невест больше, чем женихов.
– Не, Хайя, вторая которая, мне и с приплатой не нужна.
– Ну так бери одну, а злюку воглам отдадим.
– Как я её возьму против воли? Она меня, наверное, ненавидит. А ведь она ещё не знает, что её отец моей стрелой убит.
– А ты у неё спроси, – хрипло произнесла Гапа. – Хорошая девушка сама на шею вешаться не станет, а на спрос отвечать они все любят.
– Как я её спрошу? – с непонятным отчаянием вскричал Скор. – В том–то и беда, что о чём бы я ни говорил, она всегда соглашается. Или молчит, или головой кивает согласно. Вообразила себя рабыней покорной, а я о ней всякую минуту думаю и хочу, чтобы ей моя любовь тоже по душе пришлась.
– Да… – протянул Потокм, – загадал ты загадку. Не нам, мы уж старьё, для нас тут загадок нету. Себе загадал. И чем тебе помочь? Разве что – вот.
Потокм с кряхтением поднялся, скрылся за пологом, некоторое время возился там. Вернувшись на своё место, протянул Скору раскрытую ладонь.
– Узнаёшь?
– Колечко медынское. То самое…
– Немудрено, что узнал. Ты же его и нашёл в земле. Я уже давненько разобрался, какое в нём волшебство, но кольца не отдавал, потому как оно тебе без надобности было. А теперь время приспело.
– Я не хочу Лию зачаровывать. Я хочу, чтобы она по своей воле.
– А ты старших не перебивай. Прежде выслушай, а потом спорь. Вот гляди: на печатке Любь–птица. Колечко женское, тебе на полмизинца, а душеньке твоей в самый раз. Так вот, приди и подари ей колечко. Подай, как я тебе подаю, на раскрытой ладони. Что она его возьмёт, ты и сам знаешь. А ты другое примечай: как она его возьмёт. Если тут же на пальчик наденет, то смело о любви говори, значит, и она по тебе ночью вздыхает. Ну а если в мешочек с рукоделием спрячет, то тогда не знаю, чем тебе и помочь. Тогда вон к бабушке Гапе иди. Понял?
– Понял.
– И что стоишь, раз понял? Бери кольцо и беги, пока твою невесту воглы не забрали.
Скор и впрямь, выйдя из землянки, помчался бегом, словно воглы, которые ещё и знать не знали, какие им подарки наготовлены, уже пришли и уводят Лию в свою тундру.
– Чего парня пугаешь? – ворчливо спросила Гапа. – Я ту полоняночку мельком видала, а всё поняла. Хорошая девонька, Скору под стать. И всякому понятно, что колечка она ждёт не дождётся.
– Это нам с тобой понятно, а он пусть пострадает чуток. Молодому полезно.
* * *
Остерегание, наложенное колдунами, было в крови у каждого, и люди дружно решили, что, пока не найдётся иного места для житья, на засеках будет стоять усиленный отряд и безвылазно находиться по два колдуна. Очень быстро люди получили подтверждение, что предосторожность оказалась не лишней. У засек появился разъезд степняков. Это были не случайные бродяги, которых не поднял всеобщий поход, а отряд, побывавший в Н