Смысл произошедшего доходил до пьяного медленно и порциями, как витаминная жижа просачивается сквозь сито соковыжималки. Сначала кто-то сильно толкнул его в спину, уронив на невоспитанных пацанов. Те подхватили его, ухватив за расстегнутую куртку, и довольно лихо принялись трясти, избавляя от бумажника и часов. Потом несколько ударов и падение в палисадник.
— Твою мать, — сказал пьяный негромко.
Интересно, что несколько секунд, проведенных на сырой пожухлой травке, освежили его голову так, как не освежает никакая шипучая таблетка. Сплюнув попавший на губы мусор, мужчина довольно бодро поднялся на ноги и осмотрелся по сторонам, готовый к реваншу. Но след грабителей уже остыл.
Это придумал Сима. Нет, не грабить людей на темной улице — таких умников и до Симы имелось до чертиков. Сима первый предложил заняться этим лихим делом трем своим друзьям: Пуху, Марку и Лопате.
— Ничего сложного, — убеждал Сима с таким апломбом, словно регулярно занимался «гоп-стопом» последние десять лет и имел по нему взрослый разряд. Он вообще любитель убеждать, проталкивать свою точку зрения. Неважно, что эта точка вечно появлялась ниоткуда, а через минуту могла исчезнуть без следа. Важно, что сам Сима своей идеей загорался и пылал, норовя подпалить окружающих. Почти все Симины идеи вспыхивали на тему добыть денег разного рода быстрыми способами, и приятели, слушая, всегда знали, во что выльется его многословная речь.
— Садимся в метро, так? — излагал Сима свой план. — Уезжаем на другой конец Москвы. Например, в Кузьминки. Лучше всего по пятницам и субботам. В вагоне выбираем подходящего пьяного. Сходим за ним и ведем до первого темного двора. Кто-нибудь просит у него закурить. Или рубль. Или адрес. Он останавливается, лезет в карман или разевает варежку. Дальше налетаем, трясем по-быстрому и уматываем. Все! Риска никакого! Пьяный догнать нас не сможет, толком запомнить тоже. Менты его слушать не будут, пока не проспится, а когда он проспится, то вообще все забудет.
— Стремно, — сказал Пух, которому момент «уматывания» казался в предложенном плане особенно слабым звеном: бегал Пух, как колченогий табурет. Вернее сказать, кресло, потому как фигура Пуха напоминала что-то из мягкой мебели.
— А если нарвемся на какой-нибудь патруль? — осторожно поинтересовался Марк. Что еще мог сказать Марк! При его-то осмотрительности, осторожности и страсти все проверять. Крайне странно, что он успевал усесться на толчке раньше, чем в этом пропадала необходимость. Знаете, сколько времени уходит у Марка на то, чтобы развернуть макчикен? Лучше вам и не знать, потому что пока он проверит, не вытекает ли майонез, убедится, что не сыплется начинка, что перфорация находится там, где надо, нормальный человек успевает поесть, запить и уйти в кино на вечерний сеанс.
— Кстати, ничего стремного, — глубокомысленно сказал Лопата. — У меня батя как нажрется, так ни фига не соображает. И не помнит. Один раз телевизор в окно выкинул. А потом утром доматывался, зачем я это сделал. Понял? Ничего не помнил. Только моего батю, например, грабить без резона, потому что он пока все не пропьет, домой не подтянется.
— Выбирать надо хорошо одетых пьяных, — поспешил развить эту тему Сима, а заодно подбодрить своего первого союзника. — Это ты, Лопата, правильно сказал: многих и трогать нет смысла. А вот если человек одет в приличные шмотки, то у него всегда есть, что взять.
— Пьяные с деньгами ездят на такси, — встрял Марк. А что еще ждать от Марка? Вечно найдет тысячу отговорок, лишь бы отсидеться в стороне. — С таких, что на метро ездят, можно взять только мелочовку. А если сцапают — намотают как за обычное ограбление. Овчинка выделки не стоит.
— В Кузьминки не всякий таксист поедет, — пропуская реплику Марка мимо ушей, заметил Пух таким тоном, словно регулярно пользовался услугами частного транспорта. — Тем более если пьяный. Может не заплатить. Или наблевать в салоне. Удовольствия мало.
— Вот-вот! — еще больше воодушевился Сима. — Если поискать, то можно и нормального пьяного найти. Срубить денег…
— В Кузьминках состоятельные люди не живут. Они в центре живут, на Соколе, на Профсоюзной, — Марк опять полез со своим дегтем в Симину бочку меда. Что за урод в самом деле!
— Состоятельные! — зло передразнил Сима, не зная, чем крыть. — Слова какие умные!
— Живут, — сплюнув, сказал Лопата. — Не состоятельные, но с бабками. Я вон знаю хачика одного. Он в Кузьминках квартиру снимает. А сам торгует овощами на Таганке. Каждый вечер выручку забирает и везет к себе на квартиру.
— Во! — воспрянул духом Сима. — Слышали? Может, с этого хачика и начнем.
— Не, — Лопата помотал головой. — Он не пьет. И он боксер бывший. Мастер азербайджанского спорта. И меня он узнает — сто пудов.
— Ну ладно. Черт с ним. Но дело принципа! Люди возят бабки, так? И просто так ходят с деньгами. При этом бухают и едут на метро в разную глухомань. Там их можно трясти за здорово живешь!
За здорово живешь не получилось. Первый же выбранный для разбоя пьяный оказал неожиданно мощное сопротивление. Если бы Лопата не «подковал» мужика своим «гриндерсом», Пуху нипочем не убежать. А ведь мужик почти на карачках полз, с каждым столбом обнимался. Откуда только силы взялись? Симе глаз подбил, Лопате поддых сунул, Пуху куртку порвал.
Пух после первого дела здорово дергался, даже больше, чем Марк. Но Сима убедил его, натер уши, что первый блин всегда комом, а на новую куртку надо заработать.
Со вторым пьяным все прошло лучше, хотя выбирали его почти неделю. Потом дело наладилось и пошло почти конвейером. Выбирали жертву, отслеживали, налетали, шмонали. Все проходило гладко.
Правда, особенных доходов эти мероприятия не приносили. Марк как-то сподобился подсчитать, что за восемь последних грабежей приятели заработали неполных восемь тысяч на нос. Ну, не считая сигарет, зажигалок, ручек и прочей мелочи. Бумажники всегда выбрасывали, чтобы не спалиться. Часы тоже приходилось выбрасывать, потому что ничего примечательного не попадалось, а вот особых отметин на этих «котлах» было не считано. В общем, выходило по двести пятьдесят долларов на человека. Такая мелочовка, что Пух с Лопатой начали охладевать к этой теме даже без расчетов. Только Сима еще искрил, что бенгальский огонь, высказываясь в том смысле, что надо продолжать, потому как дело перспективное, многообещающее и верное.
— Нам должно повезти! — размахивал он руками. — Количество всегда переходит в качество. Это закон! Диалектика, понимаете?
— Диалектика не распространяется на тупиковые направления, — возражал Марк. — Сколько барханов ни разроешь, не найдешь ни одного эскимо — не тот температурный режим. Сколько пьяных нищих ни тряси — больше пяти штук за раз не вытрясти.
— Да?! — не сдавался Сима. — А на прошлой неделе смотрел новости? Старичок в электричке преставился. Таджик. Грязный такой, в засаленном халате. А при досмотре оказалось, что он весь обмотан поясами с баксами. Триста тысяч, понял? Следователи предполагают, что это наркокурьер, вез выручку на родину.
— Неужели? — передразнил Марк. — А следователи ненароком не предполагают, где будет проезжать следующий курьер и сколько повезет? Такого дедушку я бы встретил с удовольствием!
— Странно, что менты просто не забрали эти пояса себе на память, — заметил Пух. — Я бы на их месте так и сделал бы. Триста штук…
— Видать, много народу собралось в электричке, — хмыкнул Лопата. — Не получилось зажать.
— А сколько бы ни было! — оживился Пух. — Денег-то много! На всех хватило бы. Триста тысяч? А сколько там народу было? Сто человек? По три тысячи каждому — и разбежались бы!
— Как ты себе это представляешь? — легко переключился на новую тему Марк. — Народ берет труп, строем высаживается на платформу, потом начинает потрошить этот вонючий сейф на отказавших ножках, складывать купюры, считать, громко объявлять результаты и долю каждого присутствующего? Что-то мне подсказывает, что толпа может внезапно вырасти…
— Пожалуй! — одобрительно хохотнул Лопата. — Желающих подбавится.
— Менты могли спокойно забрать труп в морг, а там уж все дела обстряпать, — мрачно сказал Сима, которого перспективы чужого обогащения волновали пренебрежительно мало. — По крайней мере указать в протоколе не триста тысяч, а тридцать. Или три. Или триста монгольских тугриков.
— Так, может, они так и сделали? — предложил Пух. — Сняли с таджика три миллиона, сдали триста штук. И премию получили, и старость обеспечили. Сильно?
— Да, одним ударом… — Лопата с чувством взмахнул кулачищем. — Одни постовыми десять лет топчутся, а эти небось уже в отставку навострились.
— Вот я и говорю! — вдруг ожил, осененный новой идеей Сима. — Сегодня нам не повезло, завтра не повезло, а потом вдруг — бац! — и три миллиона! Тогда сразу и чай, и кофе, и потанцуем!
— А долго ждать, пока повезет? — с притворно глупым выражением спросил Лопата. Вообще-то Лопате не требовалось усилий, чтобы состроить такое выражение. Положа руку на сердце, ему вообще никаких усилий для этого не требовалось: все, что полагается, уже отпечатано у него на лбу большими печатными буквами. Но сам Лопата об этом не догадывался, и никто из друзей не решался его просветить, потому что недостаток мозгов Лопаты с лихвой компенсировался мышечной массой.
— Как фишка ляжет, — развел руками Сима, но так развел, что всем ясно: он готов ждать удачу и считает это ожидание вполне оправданным. Сима подцепил новую великую цель и теперь попрет к ней, что капитан Гаттерас к Северному полюсу.
— А если не повезет, то раньше миллиона нарвемся на самбиста. Или бегуна, — тоскливо молвил Пух. — Побьют, как мух, и…
— И вероятность такого печального исхода куда выше, чем шанс затусоваться с глупым наркокурьером, — подхватил Марк. — Грабить нищих — идиотизм. Тут овчинка выделки не стоит, как я уже говорил. Грабить надо богатых. Богатые в конце концов меньше расстроятся по этому поводу и, может быть, даже в ментуру не побегут.