Ось ординат — страница 37 из 44

— Тогда точно пойдем в ментовку!

— А сейчас-то чего делать? — мучился своим вопросом Лопата.

— Надо бабки искать, — пробурчал Сима.

— А где?


Искать деньги оказалось даже труднее, чем их тратить. Сумма, поначалу казавшаяся вполне реальной на фоне миллионных афер, о которых ежедневно вещают по телевизору, на деле угнетала своей недостижимостью. Понятно, что все хором сдали обратно свои доли добычи. Забавно, что никто ничего не потратил, словно предчувствовали недоброе. Покряхтев, к вечеру собрали еще четыре тысячи. Пух свез на «Савелу» свой компьютер, Марк занял у брата семь сотен, Сима просто добыл где-то полторы штуки. Не внес своей лепты только Лопата.

— Продам мотоцикл, — заверил он. — Но до завтра-то не успею! Не ночью же я буду им торговать!

— Ты если надеешься, что продавать его не придется — зря, — строго сказал ему Сима. — И лучше бы ты продал его дешевле, но поскорее, а то больше на процентах потеряешь.

— Я уж сам как-нибудь… — огрызнулся Лопата, раздраженный прозорливостью приятеля.

— Ты теперь не сам, — строго напомнил ему Марк. — Ты теперь один из нас, идиотов со включенным счетчиком. Тебе, кстати, Боря деньги вернул? Так тряхни его; лишние двести баксов лишними не бывают.

К двенадцати следующего дня Марк отвез первую собранную сумму. Если учесть проценты, то за компанией оставался долг еще в шесть тысяч восемьсот, которые надо было изобретать.


Лопата продал мотоцикл. Задешево продал, но быстро. Правда, Сима подозревал, что туповатый приятель проявил-таки смекалку и утаил часть суммы. Еще Лопата получил долг с Бориса. Так или иначе, но долг четверки в следующие два дня сократился до трех тысяч.

— Поднажмем! — подбадривал компанию Сима. — Осталось немного.

— То-то и оно, что ничего не осталось, — проскулил в ответ Пух. — Ни дисков, ни компьютера, ни плеера. Да еще должен три сотни. Плеер — еще ладно, но предкам пришлось наврать, что комп я в ремонт сдал. Сестра воду мутит, что ей играть не на чем, и мать теперь на мозг давит: когда заберешь? Бляхен, мне теперь год на новую машину копить!

— Нечего было чеки разбрасывать! — припомнил ему Лопата. — Тебе еще есть, с чего копить, а я остался и без байка, и без средств к существованию.

— А кто нам присоветовал этот подъезд?! — неудачно перевел стрелки Пух.

— Чем тебе плох подъезд? — грозно переспросил Лопата. — По-моему, бабок сняли нормально. И если бы не один тормоз, то все прошло бы четко.

— Так что, я виноват?!

— А неужели нет? Пшикнул бы сразу, так он и не рассмотрел бы никого. А тут пришлось его по башке бить! Да еще чек этот…

— Можно подумать, это ты бил!

— Хватит собачиться! — на правах признанного героя осадил их Марк. — Надо напрячь мозги еще на три тысячи.

— У меня уже не напрягаются, — вздохнул Пух. — Я уже исчерпал все резервы.

— И я, — поддакнул Лопата, — все исчерпал. Выгреб подчистую. Могу еще у отца в гараже взять мешок пустых бутылок.

— Слушай, Марк, — заговорил Сима. — А может, поговорить с ними? Объяснить, что, мол, раскаиваемся, вину свою признаем целиком и полностью. Ну, нет у нас денег. Так, может, мы как-то отработаем или что-нибудь еще? Сильно у этого козла башка разбита?

Марк хмыкнул.

— Ты что, думаешь, он сам за деньгами приходит? Может, ты думаешь, что он сам нас искал и это — Марк показал на свою распухшую голову — его работа? Фиг-то там. Я, может, и не завалил бы этого доходягу один на один, то уж разукрасить так себя не позволил. Нет, Сима, эти гады присылают за деньгами курьера. И прелесть этого курьера в том, что он глухонемой, а значит, спорить с ним или объяснять, что денег нет, но есть желание поработать, — пустое дело.

— Глухонемой, — потрясенно повторил Сима. — Но постой-ка! Если он глухонемой, то как вы с ним деньги считаете?

— Глухонемой не значит идиот. Даже наоборот: он считает в уме, как твой калькулятор. Я ему отдаю деньги, он их пересчитывает, прикидывает в голове и пишет на бумажке цифры. Три цифры: сколько получено в счет долга, сколько процентов и сколько еще осталось. И все. Пишет и сразу уходит.

— А на кой они присылают глухонемого? — поинтересовался Лопата.

— А чтобы не слушал глупых предложений и ничего не сболтнул, если его заметут, — охотно пояснил товарищу Марк. — Мне один мент рассказывал, как они глухонемого взяли с наркотой. Полный капут! Сорок минут ушло только на то, чтобы установить его личность. Ему что, он косит под дурака и мотает башкой, что, мол, неграмотный. Почти сутки они всей группой этого хлопца пантомимой развлекали, пока переводчика прислали. А и прислали переводчика — толку немного. Косить под дурака можно и через переводчика. И потом у них ведь язык не как наш, слов меньше, так что еще куча вариантов толкования ответов. Что ни запишут в протокол, все потом можно оспорить: не так поняли, типа. Варианты отработаны, так что лучше с ними не связываться.

— Круто, — покачал головой Пух.

— Круто, не круто, но записку он может передать? — не сдавался Сима.

Марк пожал плечами:

— Передать он может, если возьмет. Только я не врублюсь никак, что ты хочешь им предложить? Как ты собираешься отрабатывать бабки? Если бы мы были крутыми медвежатниками или юными следопытами или хоть кем-нибудь, но мы ж ни хрена особенного не умеем. А шпаны вокруг и так трется до ряби в глазах. Тебе даже наркоту не дадут перевозить, потому что ты говорящий, не в меру грамотный, и у них табуны курьеров, которые все что хочешь сделают за одну таблетку. Так что расслабься, в мафию тебя не запишут.

— До чего же ты умный! — разозлился Сима. — Может, ты теперь так же красиво расскажешь, где взять оставшиеся три штуки?

— Надо занять у предков, — спокойно ответил Марк.

— Чего-чего?

— Ты офигел?

— А чего я офигел-то? — Марк пожал плечами. — К чьей же помощи прибегать нам в последнюю минуту, как не к помощи самых близких людей? К тому же, предки наши, шнурки шнурками, но они люди взрослые. У взрослых больше возможностей, чем у нас. Согласен? И в любом случае лучше объясняться со своими, чем с бандюгами.

— Не знаю, не знаю, — скривился Лопата. — Бандюганы — публика понятная. В худшем случае порежут.

Парни посмотрели на Лопату с понятным удивлением.

— А чего вы пялитесь-то? Моему бате привили любовь ко всякому пролетариату, а прочие социальные элементы он по-коммунистически ненавидит. Если я ему скажу, что немножко вступил в банду, самую капельку занялся грабежами и теперь поставлен на пустяшные деньги, то он в лучшем случае спустит с меня заживо шкуру. Только мою шкуру продать не получится, так что денег от этого не прибудет. Если я бате расскажу, что бабки нужны, то он только посочувствует. Или разрешит взять в гараже пустые бутылки. Нет у него бабок. И в долг ему никто не даст, потому что он и так всем должен, а остальное пропивает.

Выговорившись, Лопата пошевелил губами, готовясь к традиционному плевку, но почему-то передумал и оставил свои слюни при себе.

— У моих тоже пусто, — сказал Пух печально. — Месяц назад бабулю хоронили; семейный бюджет порвался, как шарик Пятачка. А насчет принципиальности моих предков, будьте уверены, что они тотчас созовут всех окрестных ментов.

— Кстати, да, Марк, — подхватил Сима. — Никаких предков подключать нельзя. Проще самим накатать заяву в РУБОП. А заодно составить явку с повинной.

— Тогда что будем делать? — пожал Марк плечами с таким равнодушием, словно его проблема долгов касалась в последнюю очередь. — Нам надо три штуки. А у нас есть четыреста баксов. Триста мы отдадим в качестве процентов, а две девятьсот надо будет выкапывать завтра. А завтра, я так понимаю, не будет ни гроша.

— Завтра стипендия, — произнес Пух отстраненно.

— Смешно сказал, Пух!

— Может, это? Еще пьяных потрясти? — неуверенно предложил Лопата.

— Что-то больше не хочется, — признался Марк. — Очень нерентабельный бизнес, парни. И я, если кто помнит, с самого начала говорил, что кончится эта затея полной лажей.

— Ну и гордись, прорицатель хренов!

— Давайте так, — сказал Сима скучным голосом. — Давайте мы эти бабки сегодня отдадим, так? Но пусть Марк передаст через этого немого записку, что так, мол, и так, но больше платить нечем. Пусть нам какую-нибудь раскладку дадут. В конце концов, я согласен разгружать вагоны с контрабандой. Или следить за кем-нибудь.

— Он согласен! — хмыкнул Пух.

— А ты предложи, что получше! — огрызнулся Сима.

Полаявшись еще минуту, приятели сели писать записку.


— Ты где так долго?!

Марк и впрямь изрядно задержался, и компаньоны его успели понастроить столько версий его длительного отсутствия, что хватило бы на приличный телесериал.

— Что ответили?! Что молчишь? Где ты был, блин?!

Марк криво усмехнулся, выдержал паузу и медленно поднял подол толстовки. Левую часть живота пересекала толстенная повязка, без скупости облепленная пластырем вдоль и поперек; кожа вокруг этой наклейки была полита йодом.

Трое парней невольно подались вперед, склонившись над этим шедевром оперативной хирургии.

— Это чего? — поинтересовался Лопата.

— Это — шесть швов, наложенные поперек резаной раны, — сообщил Марк.

— Типа тебя?..

— Типа меня. Это ответ на ваше предложение. Пером поперек живота. Еще будут идеи по трудоустройству? Или будем деньги искать?

— А где их искать-то? — спросил Пух, зачарованно продолжая взирать на хирургический гербарий, который Марк не спешил прятать.

— Уж не знаю, где, но, не дай Бог, завтра наш долг затикает в обратную сторону.

— Ставлю на голосование предложение Лопаты, — Сима поднял руку.

Пух и Лопата переглянулись.

— А чего остается-то? — и Лопата поднял свою пятерню.

— Да… — Пух с заметным усилием согнул локоть.

— А ты, Марк?

— А что я? — пожал тот плечами. — Во-первых, большинство уже налицо. Во-вторых, чего вы тут устроили референдум-то? Опустите руки, идиоты. На нас вон косятся…