Продираясь сквозь непроглядную чащобу, Моури не один раз помянул добрым словом удачу, а может, интуицию, подтолкнувшую его к телефону; затем мысли переключились на братьев: если их взяли, он лишился ценных союзников, если — нет, то где теперь их искать?
Уже светало, когда Моури, шатаясь от усталости, выбрался к пещере. Буквально рухнув на гальку, он скинул тяжелые фермерские боты и, откинувшись на спину, опустил в ручей утомленные ноги. Моури лежал и думал все о том же — как выйти на Скриву? Рано или поздно, заграбастав парочку-другую «даговцев», Кайтемпи поймет, что в «Сьюсан» ей делать больше нечего и снимет засаду. Тогда можно будет наведаться в таверну, глядишь, что-нибудь удастся разузнать. Но когда это случится, одному Богу известно.
Можно, конечно, попробовать, изменив до неузнаваемости внешность, подкараулить кого-нибудь из вертепского отребья и использовать как ниточку к Гурду и Скриве.
Однако существовала опасность, что Кайтемпи не только засела в таверне, но и сконцентрировала внимание на всей округе: агенты в штатском неустанно бдят в радиусе мили от злачного места, хватая каждого, на их взгляд, подозрительного.
Час, если не больше, Моури ломал голову, пока не изобрел-таки способ связаться с братьями. Будем надеяться, решил он, что они на свободе и что они не конченные идиоты; если у них хватит мозгов и воображения, они должны прийти к аналогичному решению.
Указатель «33 дены», дорога на Редайн — место одной из встреч, там, под указателем, он и оставит Скриве записку. Если они выполнили последнее задание, то желание получить пятьдесят тысяч гульдов должно изрядно обострить их сообразительность.
Взошло солнце, его живительное тепло разлилось по поляне, проникая сквозь нависшие кроны деревьев, даже на темных сырых стенах пещеры заиграли солнечные блики. Стоял один из тех дней, когда вдруг навалившаяся лень прижимает к земле, и нет сил ей сопротивляться, остается одно — предаться упоительной неге безделья.
Поддавшись искушению, Моури устроил себе выходной. Постоянные гонки, преследования, вечные недосыпы, нервотрепки — все это привело к тому, что он порядком сдал: щеки ввалились, под глазами появились мешки, ему просто жизненно необходим был отдых.
Весь день он бродил по лесу, радуясь тишине и покою, возвращаясь временами к манящим яствами контейнерам.
Кайтемпи? Наверняка они сейчас орудуют в местах более населенных, нежели лесные дебри; кто додумается разыскивать беглеца за двадцать миль от проезжей дороги? И понять их можно: Дирак Ангестун Гесепт в их глазах — массовая политическая организация, столь массовая, что запихать всех ее членов в какую-то там пещеру — немыслимо.
Ночью Моури спал, как младенец, без сновидений, и проспал целых двенадцать часов. Отдыхать так отдыхать, постановил он, и с утра до вечера бил баклуши: нежился под солнцем, купался в ручье, мурлыкал под нос какие-то песенки. Лишь далеко за полдень, когда спала жара, Моури занялся собой, своей внешностью. Он аккуратно подстриг волосы на военный лад — под ежик, инъекцией убрал с лица фалкин, перекрасился с ног до головы; посвежел, порозовел, а когда вставил в рот протезы, сделался, ну, копия — профессиональный вояка с тяжелым как кирпич подбородком.
Он облачился в дорогой гражданский костюм и лаковые армейские туфли, как заправский космодесантник, лихо повязал шейный платок, прицепил к часам платиновый брелок, надел на правое запястье фирменный браслет с личным номером и превратился в полковника военной разведки Красна Халопти с полным арсеналом необходимых документов, обязывающих всех и каждого оказывать ему содействие в любое время дня и ночи.
Впервые Моури выглядел так важно, чинно и так непохоже на все предыдущие перевоплощения. Довольный, он уселся на контейнер и настрочил коротенькое послание братьям-разбойникам: «В таверне вместо вас полным-полно соко. Если вы живы и хотите получить обещанное, поройтесь под левой южной опорой моста Асако. А если хотите подзаработать еще, оставьте ваши координаты.»
Не подписываясь, Моури сложил записку вчетверо и, вложив в непромокаемый пакетик, спрятал в карман. Там же скрылся настоящий сирианский браунинг с глушителем и фальшивое разрешение на хранение оружия.
Новая роль — новые трудности: при первой же проверке его легенда летит в тартарары, единственное, на что стоит уповать — на генетическое раболепство сирианцев перед погонами. Надменный, чопорный вид, непрошибаемая самоуверенность — так можно и Кайтемпи обвести вокруг пальца. Встречают-то по одежке.
Давно стемнело, когда Моури с чемоданчиком, вдвое тяжелее обычного, пустился в дорогу. Он шел и в который раз сетовал, что его база расположена в такой глухомани — двадцать миль, что ни говори, вымотают кого угодно, но все-таки даже и двадцать миль — не дорогая плата за безопасность.
Впереди лежал долгий, неторный путь: выходить на автостраду и ловить попутку никак не пристало полковнику военной разведки, поэтому Моури сделал крюк и окольным путем вышел к перекрестку, где сел в рейсовый автобус, следующий в Пертейн.
С полчаса он слонялся по центральным улицам города, пока не высмотрел подходящий динокар. Никто не закричал ему вослед и не погнался за украденной машиной — Моури, по-хозяйски отчалив от тротуара, покатил в направлении Редайна. У знака «33 дены» он остановился и, дождавшись, когда дорога опустела, зарыл под указателем записку. Потом вернулся в город и поставил машину на прежнее место; поездка заняла чуть больше часа, возможно, владелец и не хватился пропажи.
На почтамте, куда затем отправился Моури, было не протолкнуться. Он достал из чемодана дюжину увесистых пакетов, надписал адреса и отправил по назначению. Двенадцать бандеролей, двенадцать зловеще протикивающих консервных банок с часовым механизмом, двенадцать лаконичных, но содержательных посланий.
В этой банке — СМЕРТЬ!
Одна такая бомба может унести сто тысяч жизней!
Кончайте с войной, или мы кончим с вами.
Пока одни лишь слова, ничего более, но зато именно те слова, которые огреют боссов Кайтемпи почище иной дубины и зададут работенку не только их мозгам. К каждой военной шишке, как пить дать, приставят по телохранителю — а сколько на Джеймеке больших шишек! — на каждую шишку да по одному шишкарю, получится целый полк телохранителей. Уйму народу бросят в почтовые отделения потрошить посылки, и это еще не все! Огромная армия дозиметристов рассыплется по всем крупным городам планеты в поисках возможного ядерного очага, а на случай взрыва, который то ли будет, то ли нет, придется держать в постоянной боевой готовности бесчисленную гвардию гражданской обороны. Первого встречного с неуставным выражением лица станут хватать прямо на улице, не интересуясь даже документами. После Салланы, Ридарты, Уравы власти не посмеют проигнорировать эти двенадцать бандеролей, не отнесутся к даговским угрозам, как к безумному бреду какого-то шизофреника.
Моури шел по улице, еле сдерживаясь, чтобы не рассмеяться, Он представил, как вдруг вытянется, развернув пакет, какая-нибудь гнусная харя, как заметается, не зная, что делать, как кинется в сортир, бросит банку в унитаз и спустит воду, а потом станет орать в телефон, требуя минеров или что-то в этом духе.
Моури увлекся занимательной картиной и не сразу осознал, что над Пертейном стоит протяжный вой. Он остановился, поглазел по сторонам, кинул взгляд в небо, но не увидел ничего особенного: народу вроде поменьше, чем всегда, некоторые, как и он, тоже недоуменно озираются — с чего бы это гудеть сирене?
Неожиданно кто-то толкнул его в спину. Моури обернулся — полицейский.
— Спускайся вниз, лупоглазый, — проорал он прямо в ухо.
— Вниз?! — изумился Моури. — Куда это вниз? Да и с какой стати?
— В убежище! — взбеленился констебль. — Оглох? Воздушная тревога! — рявкнул он и, не дожидаясь ответа, понесся дальше, крича во всю глотку: — Вниз! Все спускайтесь вниз!
Наконец Моури обратил внимание, как сирианцы один за другим исчезают в дверях подвала какого-то магазина, и, не желая шутить с судьбой, последовал за всеми. Спустившись вниз, он поразился, до какой степени забито народом огромное помещение, люди, без всяких понуканий, едва заслышав тревогу, бежали в убежище; по меньшей мере, несколько сот человек уже томилось здесь, пережидая воздушное нападение, кто — стоя, кто — на лавках, кто — прямо на полу. Моури отыскал местечко у стены и присел на чемодан.
— Каково, а? Воздушная тревога! — пробурчал сидящий рядом старичок со слезящимися глазами.
— Тревога и тревога, — отозвался Моури. — Ничего не попишешь.
— Да-да, но ведь весь спакумский флот разбит! — взвизгнул старикашка, притягивая к себе взоры. — Радио, телевидение, — не унимался он, — только и талдычат: «Спакумская флотилия развеяна по вселенной!» Скажите пожалуйста! Откуда тогда тревога, я вас спрашиваю? Что за чудеса такие?! С кем мы еще воюем?
— Скорее всего — учения, — попытался успокоить его Моури.
— Учения! — Старикашка захлебнулся от злобы. — Или мы не ученые! Весь флот спакумский разбили, а все туда же — учиться! Нет уж, простите, мы победили и мы же прячемся в нору!
— Отцепись-ка, дедушка, — устало произнес Моури, притомившись от гнусавого зудения старика. — Я не включал сирену.
— Разницы нет — кто, какой-нибудь паскудыш, вонючий соко, — распылялся старик. — Нам просто морочат голову, хотят, чтобы мы поверили в этот бред! Я знаю, война не кончена. Неслыханная победа у Центавры. А тут тебе — воздушная тревога! — Он со свистом сплюнул на пол. — Нас держат за кучу дерь…
— Заткнись, скотина. Чего хай поднял! — проревел некий угрюмый детина, обрезая разошедшегося старика на полуслове.
Но старикашка был далек от того, чтобы заткнуться, не соображая, кто перед ним, он пер напролом.
— И не заткнусь, и не подумаю! Я шел своей дорогой, никого не трогал, вдруг кто-то хватает меня за ворот и запихивает в этот мыш