Дома здесь были слишком шикарными, чтобы привлечь внимание полиции и Кайтемпи. За ними начинались поля, и проспект переходил в шоссе, ведущее в Радин. Моури шел по нему вслед за замыкающими процессию войсками, пока колонна солдат и машин не повернула налево, в сторону Камасты, где находилась крупная военная база. Зеваки отстали. Сжимая ручку чемодана, Моури шагал в сторону Радина.
Настроение у него было паршивое. Он никак не мог отвязаться от мысли, что его выжили из города, и это ему не нравилось. Казалось, с каждым своим шагом он отступает дальше и дальше, сдает позиции противнику. Он предпочел бы встретить опасность лицом и лицу, а не избегать ее. Но выбора не было.
В разведшколе ему не раз повторяли: «Возможно, собственное упрямство приводит вас в восторг. Ну что ж, в одних обстоятельствах это качество называют отвагой, в других – глупостью. Нам не нужен бессмысленный героизм. Никогда не забывайте об осторожности, даже если она выглядит как трусость. Настоящее мужество – это способность преодолеть собственный характер ради выполнения задания. Именно этого мы хотим от вас. Мертвый герой не может быть полезен своей родине».
Хм! Легко сказать, но нелегко сделать! Погруженный в невеселые размышления, он подошел к металлической табличке на обочине. На ней значилось: «Радин – 33 дена». Моури осмотрелся – дорога была пуста. Достав из чемодана небольшой пакет, он зарыл его у основания столбика.
В тот же вечер он въехал в самый дорогой отель Радина. Если Кайтемпи все же удалось напасть на его след в столице, они наверняка заметят его пристрастие к самым бедным и грязным районам и скорее всего начнут перетряхивать трущобы и притоны. Пожалуй, дорогой отель – последнее место, куда им придет в голову заглянуть. Но все же не следует забывать про регулярные проверки гостиниц, которые время от времени устраивает полиция или Кайтемпи.
Забросив в номер чемодан, он сразу же вышел. Время поджимало. Моури шел быстро, не беспокоясь о возможных облавах, – по какой-то неизвестной причине они проводились только в столице. Из телефонной будки в миле от гостиницы он позвонил в Пертейн. Ему ответил неприветливый голос, экран остался темным.
– Бар «Сузун».
– Скрива тут?
– Кто его спрашивает?
– Я.
– Мне это о многом говорит. Почему бы тебе не включить сканер?
– Слушай, ты, – прорычал Моури, не спуская глаз с темного экрана, – позови Скриву, и пусть он сам разбирается в своих делах. Ты что, его секретарь?
В трубке фыркнули, затем последовала долгая тишина, и наконец послышался голос Скривы:
– Кто это?
– Включи свой экран, и я включу мой.
– Я понял, узнаю по голосу, – сказал Скрива. Он включил сканер, и его не слишком приятная физиономия появилась на экране. Моури сделал то же самое. Увидев его лицо, Скрива нахмурился. – Я думал, ты встретишься с нами здесь. Почему ты звонишь?
– Мне пришлось убраться из города. Я не могу вернуться.
– Вот как? – недоверчиво и угрожающе протянул бандит.
– Да, именно так, – отрезал Моури. – И не пытайся разговаривать со мной таким тоном, на меня это не действует, понятно? – Он сделал небольшую паузу чтобы слова его казались более значительными. – У вас есть динокар?
– Возможно, – уклончиво ответил Скрива.
– Если ты хочешь получить свое, забудь про недоверие и пошевеливайся.
Моури поднес свою трубку к экрану, постучал по ней и дотронулся до ушей, напоминая о том, что разговор может подслушиваться.
– Поезжайте по радинскому шоссе и поищите под дорожным указателем тридцать третьего дена. Не берите Архаву с собой.
– Эй, когда ты…
Он повесил трубку, прервав раздраженную тираду Скривы, и отправился на поиски местного штаба Кайтемпи, адрес которого обнаружил в корреспонденции Свинорылого.
Вскоре он поравнялся с массивным серым корпусом. Стараясь не подходить слишком близко, Моури шагал по другой стороне улицы, исподтишка разглядывая острую крышу; само здание его не интересовало. Еще час он слонялся по городу без всякой видимой цели, изучая крыши домов.
Удовлетворенный результатами, он разыскал городскую ратушу и тоже внимательно обозрел ее верхнюю часть. Еще немного побродив по улицам, явно восхищаясь звездами, он вернулся в отель.
На следующее утро Моури вытащил из чемодана небольшой пакет, засунул его в карман и направился к огромному административному зданию, замеченному накануне вечером. С деловым видом он вошел в вестибюль и поднялся в лифте на последний этаж. Там он обнаружил пыльный, редко используемый проход; в конце его с потолка свешивалась складная лестница.
Вокруг не было ни души. Даже если кто-нибудь появится, вряд ли он проявит излишнее любопытство. Впрочем, Моури заготовил ответы на любые вопросы. Опустив лестницу, он быстро вскарабкался по ней и вылез через люк на крышу. Из пакета он достал крошечный приборчик с зажимами, соединенный длинным тонким кабелем с вилкой на другом конце.
Взобравшись на невысокую мачту, он пересчитал телефонные провода, закрепленные на фарфоровых изоляторах, проверил направление седьмого из них и прицепил к нему свой приборчик. Затем Моури слез с мачты, протянул кабель до края крыши и аккуратно спустил его вниз – так, чтобы он на всю длину свешивался вниз. Его раздвоенный конец болтался в метре от тротуара.
Пока он сидел на крыше, с полдюжины человек прошло мимо болтающегося кабеля, не проявив и нему никакого интереса. Двое мимоходом глянули вверх и, увидев, что кто-то возится на крыше, равнодушно отправились дальше. Никого не интересует рабочий, лазающий по крышам или спускающийся в люк, если только он делает это достаточно уверенно.
Моури вернулся в вестибюль и вышел из здания без всяких помех. В течение ближайшего часа он беспрепятственно повторил эту операцию на другой крыше. На следующий день он приобрел новую пишущую машинку, бумагу и конверты. Было еще далеко до вечера, когда Моури вернулся в гостиницу и приступил к работе. Она заняла остаток дня и значительную часть следующего. Потом машинка нашла вечный покой на дне радинского озера. В результате запасы Моури пополнили двести двадцать писем, предназначенных для отправки в будущем; еще двести двадцать он немедленно послал тем, кто уже получил первое предупреждение:
«Хейг Ридарта стал вторым.
Список у нас длинный.
Дирак Ангестун Гесепт».
Он надеялся, что получатели не придут в восторг от второго письма, а ведь их ожидало еще и третье!
После обеда Моури наконец нашел время просмотреть вчерашние и свежие газеты, но не нашел в них ожидаемого сообщения. Ничего не говорилось о безвременной кончине Бутина Архавы. Может быть, случилось что-нибудь непредвиденное? Не заартачились ли Гурд и Скрива, узнав имя новой жертвы? Или, возможно, они просто тянут время?
Среди новостей не было ничего необычного. Победа приближалась с каждым днем. Потери в реальном или мифическом сражении у Альфы Центавра получили официальное подтверждение и составили одиннадцать сирианских боевых кораблей и девяносто четыре земных. Эти цифры смаковали передовицы всех газет.
На одной из последних страниц затерялась крохотная заметка, сообщавшая, что сирианские силы по стратегическим причинам покинули Федиру и Федару, сорок седьмую и сорок восьмую планеты Империи. Намекалось, что возможен отход и с Гуми, шестьдесят второй планеты, чтобы спрямить линию фронта.
Ну вот они и признали то, что больше невозможно скрывать: с двумя планетами пришлось расстаться, и третью ждет такая же участь. Хотя об этом и не упоминается, совершенно ясно, что земляне захватили все упущенное сирианами. Моури усмехнулся, вспомнив слова продавца в кондитерской: «Месяцами мы с триумфом отступаем перед деморализованным противником, наступающим в полном беспорядке».
Он дошел до телефонной будки и позвонил в «Сузун»:
– Вы забрали деньги?
– Да, – сказал Скрива, – а ты запаздываешь с оплатой второго дела.
– Я ничего не прочел об этом.
– И не прочтешь. Вряд ли покойного можно опознать.
– Ну что ж, я плачу, когда есть подтверждение. Пока ты его не предоставишь, говорить не о чем. Нет доказательств – нет денег.
– Не бухти, получишь свои доказательства. Можешь взглянуть в любой момент.
Моури быстро обдумал это предложение.
– У вас динокар недалеко?
– Ага.
– Тогда я буду ждать вас на той же дороге у отметки восьмого дена. Часов в десять вечера.
Машина появилась вовремя. Моури прислонился к столбику с металлической табличкой – смутная тень в ночном полумраке на фоне полей и деревьев. Динокар подъехал ближе, свет его фар разрезал темноту. Скрива вышел, вытащил из багажника небольшой мешок, открыл его и показал содержимое Моури.
– Боже праведный! – воскликнул тот, чувствуя спазмы в желудке.
– Грубовато сработано, – согласился Скрива. – Шея у него оказалась крепкая, нож был тупой, и Гурд торопился. – Бандит посмотрел на посеревшее лицо Моури. – В чем дело? Ты что, такой чистоплюй?
– Пожалуй, крови могло быть поменьше… Что вам стоило просто пристрелить его?
– Соблюдение санитарных норм ты нам не оплачиваешь. Хочешь, чтобы все было чисто и элегантно – подними расценки.
– Ну, что ж… а впрочем, я не жалуюсь.
– Надеюсь, что нет. Бутин начал тащить одеяло на себя. – Скрива пнул мешок. – Ведь так, Бутин?
– Уберите это. У меня портится аппетит.
Мрачно усмехнувшись, Скрива забросил мешок в придорожную канаву и протянул руку:
– Деньги!
Отдав бандиту сверток, Моури молча ждал, пока тот с помощью Гурда пересчитает в машине купюры. Головорезы ласково ощупывали каждую бумажку, причмокивая и обмениваясь поздравлениями.
Закончив, Слива насмешливо оскалился:
– Мы получили двадцать тысяч ни за что, парень.
– Почему? – спросил Моури.
– Мы все равно бы его пришили – за твои денежки или бесплатно. Бутин собирался нас заложить. Глаза у него бегали, у этого вонючего соко… Ведь верно, Гурд?
Гурд ограничился жестом, полоснув ребром ладони по шее.