– Отдаю должное вашей глубокой проницательности, маркиз, горько усмехнулась пани Анна. – Но вы правы лишь частично. Да, это я спасла бойца поморской дружины, которая одна во всей Руси осмелилась тогда схлестнуться с опричниной. И он кое-чему меня научил. Но при этом никуда не вербовал: ни в тайные агенты, ни в жены, ни в любовницы… Долго рассказывать, да и не стоит тратить лишних слов. В общем, я возненавидела и этого дружинника, и всех ему подобных фанатиков, на уме у которых лишь одно: долг перед родиной, перед товарищами, перед человечеством… А я хотела просто жить, а не выполнять всякие там священные миссии. Причем жить не хуже, а лучше других. И, как видите, мне это удалось. Мне плевать на Россию, где люди живут, как скоты, причем не только бедняки, но и богачи, князья и бояре. Собственный царь издевается над ними, как хочет, казнит по малейшей прихоти, а они бессловесным стадом покорно идут на бойню. То ли дело Европа! Это и есть моя настоящая родина! Страна больших возможностей для одаренных и смелых людей, каждому из которых здесь платят настоящую цену, такую, какую он заслужил… Так что я вас, по всей видимости, разочаровала: я не являюсь русским агентом. Я искренне, как и любой европеец, ненавижу русских, и воюю против них добросовестно и вполне сознательно, в полном соответствии с моими убеждениями… Я понимаю смысл вашей усмешки, маркиз. Дескать, то, что я сейчас сказала – всего лишь слова. Настоящий русский агент, спасаясь от разоблачения, произнес бы то же самое, причем столь же горячо и искренне. А посему к своим словам я присовокуплю доказательство. Вы, разумеется, слышали о пленном, которого захватил пан Голковский. Он долго охотился именно за этим человеком, причем по моей просьбе. Кстати, за этот подвиг он получил от меня сегодня обещанную награду. Ну, это вы сами видели… Так вот, этот пленник и есть тот самый дружинник, о котором мы сейчас беседовали. Именно его вы назвали моим вербовщиком. Я увидела его в рядах русских, когда они совершали вылазки из города. Зачем он мне нужен? Я хотела бросить ему в лицо все, что я о нем думала эти долгие годы… Пусть он сдохнет от досады, что мной пренебрег, когда увидит, чего я достигла!
Маркиз заслуженно славился среди подобных ему профессионалов именно тем, что соображал очень быстро, и при этом мыслил объемно. Сложные многоходовые комбинации рождались в его мозгу целиком. Разумеется, этим, казалось бы, чудесным озарениям предшествовала долгая и напряженная работа мысли. Вот и сейчас нужный план, словно вспышка молнии, мгновенно блеснул в его сознании, ярко высветив все необходимые детали.
– Надеюсь, пани Анна, вы не успели привести в исполнение свой вожделенный план по уничижению этого дружинника? – быстро спросил маркиз.
– Нет еще, – пожала плечами пани Анна. – Он почти все время без сознания. Мне необходимо, чтобы он пришел в себя и хорошо понимал происходящее.
– Отлично! – удовлетворенно воскликнул маркиз. – Но теперь, дорогая пани, раз вас не завербовали русские, то вас вербую я! Причем по классической схеме. То есть, если наше сотрудничество будет меня удовлетворять, я не собираюсь вспоминать, кто вы на самом деле. И еще я не стану сопоставлять обстоятельства смерти вашего односельчанина, Никифора, которому неизвестный злодей свернул шею, с обстоятельствами смерти вашего второго мужа, знаменитого на всю Европу пана Залевского, который скончался – увы! – по той же причине, якобы упав с лестницы… Поскольку, как я вижу, между нами установилось полное взаимопонимание, я приказываю вам отныне общаться с этим русским только после моего разрешения и строго по моему сценарию, который я вам оглашу завтра, то есть сегодня утром. Вы свободны, дорогая пани Анна! Через три часа извольте вновь явиться ко мне.
С раннего утра начальник разведки и контрразведки королевского войска, маркиз Генрих фон Гауфт, выполняя свои рутинные повседневные служебные обязанности, непрерывно обдумывал и уточнял детали плана главного мероприятия. Он лично опросил гусар и ландскнехтов – свидетелей захвата в плен паном Голковским русского дружинника и внес весьма важные коррективы в первоначальный сценарий. Теперь план диверсии выглядел безупречным. Ближе к полудню маркиз наведался в шатер, отведенный под мастерскую мистеру Смиту. Еще вчера мастер пообещал фон Гауфту закончить работу в ближайшее время. Миновав плотное кольцо часовых, охранявших на расстоянии этот сверхсекретный объект, маркиз, испросив разрешения, медленно и осторожно отодвинул шелковую занавесь перед входом и заглянул внутрь.
– Входите смелей, ваша светлость! Я уже закончил работу! – с гордостью произнес мастер, вставая из-за большого стола, заваленного всевозможными инструментами и чертежами.
А в самом центре стола на свободном от инструментов и бумаг пространстве стояла изящная вместительная шкатулка, из драгоценного красного дерева, окованная железом с позолоченной насечкой и чеканными серебряными накладками. В таких шкатулках обычно хранят свою казну и драгоценности владетельные сеньоры достоинством не ниже графского, или даже принцы небольших государств. Шкатулка была заперта на мощный врезной замок, также сиявший позолотой и серебром. Рядом лежал ключ замысловатой формы.
– Вот, извольте принять работу, ваша светлость! – указывая на шкатулку, торжественно провозгласил мастер. – Никто в мире не способен сделать ничего подобного!
Лицо мистера Смита сияло самодовольством, голос дрожал от восторга. Он упивался собственной гениальностью.
– Можно открыть и проверить? – Маркиз взял ключ от шкатулки и сделал вид, что хочет вставить его в замок.
Мастер мгновенно переменился в лице, покрывшемся мертвенной бледностью, челюсть его отвисла, он весь затрясся от страха:
– Что вы делаете, ваша светлость!? Немедленно остановитесь! – взвизгнул он.
Маркиз усмехнулся, положил ключ:
– Успокойтесь, мистер Смит! Я, разумеется, верю вам на слово. Однако, как мы и договаривались, вы на некоторое время останетесь моим гостем, чтобы иметь возможность лично убедиться в непревзойденности вашего мастерства и вместе с нами отпраздновать нашу общую победу.
– Как прикажете, ваша светлость, – пробормотал мастер, стирая со лба холодный пот. – Всегда к услугам вашей светлости… Кстати, ожидая вас, я тут, от нечего делать, написал расписку для этой настырной леди, как она и просила, что ее отец ничего мне не должен.
Мистер Смит протянул маркизу лист бумаги.
«Ах да, тут еще эта мисс Мэри на мою голову! – досадливо поморщился маркиз. – Торчит с утра до ночи в кресле, неподвижно, как истукан, посреди моего собственного бивуака, глаза мне мозолит. Заверю ей расписку малой королевской печатью, и пусть сегодня же убирается из лагеря на свой туманный Альбион!»
Мисс Мэри, по-прежнему восседавшая с чопорно выпрямленной спиной в упомянутом маркизом кресле перед входом в отведенную ей палатку, негромко окликнула своих телохранителей. Они, как видавшие виды старые солдаты, предпочитали лежать, если предоставлялась такая возможность, а не сидеть или стоять, и, тем более – ходить. Вот они и лежали в своей половине палатки, пребывая, впрочем, как и положено, в полной боевой готовности, приглядывая за мисс Мэри через приподнятый полог.
Сержанты тут же поднялись, подошли к мисс Мэри, по ее знаку присели рядом с креслом на траву.
– Джентльмены, я буду говорить вполголоса. Хотя место открытое, вы обеспечиваете круговой обзор, и подслушивать здесь невозможно, но береженого, как известно Бог бережет. Прошу вас также сохранять невозмутимость, если вдруг вы услышите от меня нечто неожиданное и поразительное.
Мисс Мэри сделала паузу. Том и Джон лишь кивнули, сохраняя предписанную им, вернее – свою обычную невозмутимость.
– Прежде всего, – продолжила свой монолог мисс Мэри, – я хочу поблагодарить вас за проявленную во время нашего путешествия истинно джентльменскую выдержку и такт. Вы не задавали мне каких вопросов, никак не комментировали мои действия, хотя многое в моем поведении и поступках было для вас странным и неожиданным. Перед отъездом вы ничего не слышали ни о моем женихе, ни о прочих вещах связанных с моим замужеством, но во время моих бесед в вашем присутствии с посторонними людьми вы и бровью не повели, услышав мои удивительные для вас речи, оставаясь верными взятым на себя обязательствам по моей поддержке и защите. Гвардейский экипаж морской пехоты может воистину гордиться вами, господа сержанты!
Мисс Мэри одарила своих верных рыцарей теплой улыбкой.
Том и Джон переглянулись. Том показал взглядом старшему товарищу, чтобы тот произнес, по-видимому, давно заготовленную речь.
– Спасибо за высокую оценку нашей службы, миледи, – после некоторых колебаний начал сержант Джон Паркс, – Мы с Томом, действительно, давно хотели задать вам несколько вопросов, но не для того, чтобы, упаси Бог, призвать вас к ответу, но чтобы вы развеяли наши опасения. Нас и правда тревожит сложившаяся ситуация. Если говорить о последних днях, проведенных в военном лагере в ожидании непонятно чего, то самое неприятное – это настойчивость королевских офицеров, призывающих нас вступить в королевскую службу. Во-первых, мы не имеем права оставить вас без нашей защиты. Во-вторых, мы не хотим воевать с русскими. Почему не хотим – не спрашивайте, это наше личное дело! Так что, миледи, нам с Томом хотелось бы убраться отсюда как можно скорее!
– Ценю вашу откровенность, джентльмены. По поводу ожидания «непонятно чего» должна вас обрадовать: адъютант господина маркиза, который, как вы наверняка заметили, подходил ко мне несколько минут назад, сообщил, что расписка, заверенная королевской печатью, будет готова к вечеру. А завтра утром нам предписано покинуть лагерь.
Сержанты переглянулись, и, поскольку им была рекомендована сдержанность, то произнесли вполголоса, а не проревели, как обычно, торжествующий клич своего флагманского экипажа: «Бог хранит Англию и ее морскую пехоту!»
– Еще раз позвольте поблагодарить вас, джентльмены, за то, что вы не выражаете бурно своих эмоций. Но сейчас я прошу вас мобилизовать всю вашу выдержку. Она вам понадобится…