Осада КавказаВоспоминания участников Кавказской войны XIX века
Кавказ должно уподобить сильной крепости, чрезвычайно твердой по местоположению, искусно ограждаемой укреплениями и обороняемой многочисленным гарнизоном.
Мечтал целое утро о покорении Кавказа.
Кавказская война — грандиозное и драматическое явление в русской истории, самая длинная война России, длившаяся не менее шестидесяти лет и стоившая империи огромного напряжения и бесчисленных жертв, — была «неизвестной войной» в XIX веке и осталась ею до нашего времени. Между тем без понимания событий тех десятилетий невозможно понять и сегодняшнюю ситуацию.
Сотни участников Кавказской войны — генералы, офицеры, солдаты — оставили воспоминания, которые публиковались в специальных сборниках, исторических журналах прошлого века и сегодня фактически недоступны широкому читателю.
Эти воспоминания не только захватывающее чтение, но и энциклопедия событий, проблем, идей, озарений, роковых ошибок.
В книгу «Осада Кавказа» вошли воспоминания генералов и офицеров разных рангов — от «проконсула Кавказа» Ермолова до скромного офицера, участника и свидетеля пленения Шамиля. Основная часть публикуемых воспоминаний не переиздавалась более столетия.
Впервые читатель получит широкую и объемную картину российско-кавказской драмы, впервые перед ним пройдут основные участники завоевания Кавказа, впервые он увидит, с каким яростным ожесточением защищали горцы свое право на традиционный образ жизни — на свою «дикую свободу».
Книга богато иллюстрирована изобразительным материалом прошлого века, в основной своей части ранее не публиковавшимся, снабжена комментарием и аннотированным именным указателем.
На переплете:
Офицер Кавказского корпуса. Портрет работы Г. Г. Гагарина (?).
Издательство выражает искреннюю благодарность за эффективную и бескорыстную помощь в иллюстрировании книги сотрудникам отдела эстампов Российской национальной библиотеки — Наталье Илларионовне Рудаковой, Наталье Евгеньевне Железной, Денису Валериевичу Соловьеву, руководству и сотрудникам Государственного Русского музея.
Книгу составил и подготовил Яков Гордин
Комментарии и указатель — Борис Миловидов
«Поговорим о бурных днях Кавказа…»
Весной 1833 года Пушкин писал в черновике письма, которое он собирался отправить опальному «проконсулу Кавказа» Ермолову: «Ваша слава принадлежит России и Вы не вправе ее утаивать. Но, собирая памятники отечественной истории, напрасно ожидал я, чтобы вышло наконец описание Ваших закавказских подвигов <…> До сих пор (пожар Москвы и бегство Наполеона) поход Наполеона затемняет и заглушает все — и одни только некоторые военные люди знают, что в то же самое время происходило на Востоке… Прошу удостоить меня чести быть Вашим издателем».
Напомню, что это было написано в 1833 году — на Кавказе в самом разгаре поднятое первым имамом Гази-Магомегом, или, как его еще называли русские, Кази-муллой, яростное движение мюридизма, идет «священная война», позади богатая событиями эпоха генерала князя Цицианова — с 1802 по 1806 год, — когда, собственно, и начались активные действия против горских народов, позади десятилетие ермоловских «подвигов» — важнейший этап в Кавказской войне, позади кровавые сражения с отрядами Кази-муллы и его гибель, уже прославился ученик первого имама Шамиль, который вскоре сам станет имамом, Кавказ бурлит уже треть века, там сложили головы тысячи русских солдат и офицеров, а весьма осведомленный Пушкин утверждает, что о происходящем там знают «только некоторые военные люди».
И он не ошибался. Малоизвестными для русского общества были не только первые годы Кавказской войны, заслоненные наполеоновскими войнами, но и все ее последующие периоды.
В 1860 году, после пленения Шамиля — до завершения войны оставалось еще четыре года, — один из знатоков и идеологов завоевания Кавказа, его участник, генерал Ростислав Фадеев писал: «Наше общество в массе не сознавало даже цели, для которой государство так настойчиво, с такими пожертвованиями добивалось покорения гор»[1]. И в самой деле — представления даже наиболее выдающихся людей русского общества о целях многолетней изнурительной войны были довольно неопределенны. Молодой Пушкин писал в 1820 году брату Льву после поездки на Северный Кавказ: «Должно надеяться, что эта завоеванная страна, до сих пор не приносившая никакой пользы России, скоро сблизит нас с персиянами безопасною торговлею, не будет нам преградою в будущих войнах — и, может быть, сбудется для нас химерический план Наполеона в рассуждении завоевания Индии». Ни одно из этих мечтаний — кроме разве что обеспечения фланга и тылов русской армии в случае войн с Турцией и Персией — не имело реальных оснований. Ни торговля с «золотыми странами Востока», ни «химерический план» прорыва в Индию, принадлежавший изначально Петру I, потратившему на «каспийские дела» бездну средств и человеческих жизней, план, давший первые импульсы будущей Кавказской войне, не реализовались, — все это было вполне призрачно и не оправдывало того колоссального напряжения, с которым Россия вела войну на Кавказе…
Уже в пушкинские времена Кавказ, Кавказский корпус был миром, существенно отличным от жизни остальной России. Настоящие «русские кавказцы» — казаки, солдаты, офицеры, генералы, чья жизнь проходила в этом краю, составляли особый тип русских людей. При этом Кавказская война мощно влияла на жизнь России экономически — содержание Кавказского корпуса и организация быта на завоеванных территориях требовали огромных, непосильных для государственного бюджета затрат, а возвращение в Россию, рано или поздно, тысяч и тысяч людей, прошедших эту войну — с ее жестокостью, героизмом, несвойственными русскому человеку представлениями о границах и характере свободы, с ее культом имперского долга и цивилизаторской миссии, оправдывающей неограниченное насилие, — возвращение этих людей не могло не сказываться на состоянии русского общественного сознания.
Автор воспоминаний, очень важных для понимания кавказского быта и психологии, полковник Константин Бенкендорф писал: «Страна, подобная Кавказу, где место, занимаемое человеком — ничто, а сам человек — все… Зачем лишать себя этого неоценимого сокровища — „Кавказа“, который суть никто другой, как тот же русский, переделанный Кавказом… Правда, кавказцев много упрекают в том, что они составляют как бы особую партию или союз; да, это союз, но союз в лучшем смысле этого слова, союз уважаемый и благотворный, так как основанием его является глубокое знание края и любовь к нему всего того же края».
Разумеется, это точка зрения русского офицера, которую вряд ли разделили бы наибы Шамиля, но нам важно понять в данном случае именно психологию «кавказца». Особенно важно в этом пассаже — утверждение, что на Кавказе человек важнее занимаемой должности, противоречащее основам той системы, которую исповедовала высшая российская власть. Атмосфера Кавказского корпуса существенно отличалась от атмосферы остальной армии. Издатель и комментатор записок Бенкендорфа «кавказец» Б. Л. Колюбакин сопроводил слова мемуариста примечанием: «В самом деле, обстановка военно-административной и чисто военной службы на Кавказе в те времена была такова, что только самостоятельное и независимое отношение к делу, полное находчивости и решительности, обеспечивало успех этого живого дела войны и умиротворения кавказских народностей».
Здесь, конечно, присутствует изрядная доля идеализации, но особая атмосфера корпуса и постоянная близость горцев, исповедовавших мировосприятие, в основе которого лежал мощный инстинкт свободы, безусловно «переделывал русского человека». Понятия «Кавказ» и «свобода» органично сочетались в русском общественном сознании. Недаром Пушкин в «Кавказском пленнике» именно свободолюбием мотивировал появление на Кавказе своего героя — русского офицера:
Отступник света, друг природы.
Покинул он родной предел
И в край далекий полетел
С веселым призраком свободы.
Свобода! он одной тебя
Еще искал в пустынном мире…
Что же происходило с общественным сознанием России под влиянием Кавказской войны — вот едва ли не главный вопрос, на который никто еще не ответил с полной мерой серьезности.
Пытаясь сегодня анализировать исторические корни и закономерности российско-кавказской драмы наших дней, мы должны прежде всего озаботиться именно человеческим аспектом проблемы. Что являли собой солдаты, офицеры, генералы Кавказского корпуса? Как представляли они себе происходящее вокруг и результаты своих действий? Как относились они к противнику, со смертельным упорством отстаивавшему свое право на традиционный способ существования? Видели ли они другие способы разрешения конфликта кроме штыка и картечи? Возможны ли были иные варианты развития взаимоотношений между Россией и Кавказом?
Ответить — хотя бы приблизительно — на эти роковые вопросы мы можем только пристально изучая мысли и поведение конкретных людей.
К счастью, мы обладаем для этого огромным и бесценным материалом — воспоминаниями участников событий.
Как жизнь Кавказского корпуса была особым миром, отличным от общероссийского существования, так и воспоминания «кавказцев» — особый пласт русской мемуаристики.
Известные воспоминания участников войны в разные ее периоды — всего более трехсот источников, опубликованных как в прошлом веке, так и в более близкие времена — вплоть до последних лет, — в основной своей массе носят летописный характер. Мемуаристы не ставят перед собой неких общих идеологических целей, они, как правило, не предназначают свои сочинения в назидание потомкам, как это делал