Дабы с помощью сих народов не могли акушинцы сделать нападение на Кубу или разорить ханство Кюринское, принадлежащее верному нам, полковнику Аслан-Хану, приказано, под начальством генерал-майора князя Мадатова, составить отряд из 1500 человек пехоты, 300 казаков и 8-ми орудий артиллерии; при нем должна была находиться конница, собранная в ханствах Шекинском, Ширванском и Карабахском. Она значительно могла усилить отряд, но между тем не меньшую приносила пользу, служа залогом в поведении ханов. Неохотно приняли они сие поручение, но не смели его не исполнить. Мустафа же Хан Ширванский не прислал ни одного из знатных людей или ему близких.
Аслан-Хан Кюринский с величайшим усердием присоединил к нашим войскам конницу свою и пехоту, которые набрать мог.
Генерал-майор князь Мадатов, сделавший смелый марш в самые твердые места Табассарана, разбил мятежников. Жители, пребывшие верными, много способствовали ему знанием земли и дорог. Главный бунтовщик эрсинский, Абдула-Бек, зять беглого Ших-Али-Хана, имевший большое влияние в народе, потеряв имущество, бежал в горы.
Жители города Башлы, ожидая наказания, пригласили разные народы соседних вольных обществ, и между ними отличающийся храбростью народ, называемый кабодерги, и в силах довольно значительных вознамерились защищать город, в котором успели поправить почти все строения, в прошедшем году генерал-майором Пестелем разоренные. Генерал-майор князь Мадатов атаковал город, и жители, весьма недолго защищавшись, рассеялись. Дом уцмея и весь город разрушен до основания, уцмей, со своей стороны, собрав людей, ему приверженных, войскам нашим содействовал, но сам лично, по недоверчивости, избегал случая быть при войсках.
Капитан К. А. Ермолов (сын А. П. Ермолова и горянки). Литография по рис. Крегера.
Желая уничтожить в нем чувство недоверчивости и показать ему, сколько начальство готово благотворить во всяком случае людям, постоянным в своих обязанностях, приказал я отпустить сына его, живущего в Дербенте в виде аманата. Лишь только получил он его, тотчас с ним и со всем семейством удалился в верхний Каракайдак, который не оказывал нам повиновения.
Генерал-майор князь Мадатов имел с ними свидание, но не иначе, как поехав к нему один, тогда как он сам окружен был толпою вооруженных людей. Напрасны были старания уговорить его, чтобы возвратился. Он обещал быть в верности непоколебимым, но приметно было желание изменить. Вскоре потом, набрав партию, делал он набеги на дорогу между Дербентом и Тарки, грабил проезжих и торгующих и вошел в связи с явными нашими врагами, думая, с помощью их, удержать за собою свои владения.
Таковы были многих надежды на Дагестан и дотоле еще могущественных акушинцев. Генерал-майор князь Мадатов, делая с отрядом движения, не давал ему поблизости верного убежища. Родственники его, во вражде с ним бывшие и сильную в народе имевшие партию, действовали против него вместе с нами.
Они успели жителей города Башлы привести в раскаяние, и как они, равно жители селений Терекеминских, приняли присягу на подданство, и им позволено возвратиться на прежнее жительство.
Вместе с сим лишился уцмей всех своих доходов. Не было средств наделять наградами приверженцев, не из чего было составить войск, и те, которые прежде обнадеживали в помощи, видя его ничтожество, к нему охладели. Прокламацией объявил я его изменником и что никто из фамилии его впредь не будет уцмеем.
Тушин. Рис. Т. Горшельта.
Таким образом, уничтожилось достоинство уцмея, несколько веков существовавшее в большом между здешними народами уважении.
В течение августа Аварский хан начал собирать горские народы, обещая им не только препятствовать нам производить работы, но прогнать нас за Терек и разорить Кизляр; легковерные последовали за ним, и их составилось не менее 6 или 7 тысяч человек. Он пришел к селению Болтугай, в 16 верстах от Андрея, лежащему на реке Койсу, и занял в ущелье весьма твердое место, которое, сверх того, укрепил завалами и окопами. Чеченцы пришли ему на помощь: жители Кумыхских владений готовы были поднять оружие, из Андрея многие из узденей, отличнейший класс в городе составляющих, с ним соединились. Принадлежащие городу деревни, называемые Салатавскими, нам изменили; словом, все вокруг нас было в заговоре.
Чеченцы сделали нападение на табуны нашего отряда и отогнали не менее 400 упряжных лошадей артиллерии и полкам принадлежащих. Недалеко от лагеря повсюду были неприятельские партии, сообщение с линией удерживаемо было большими конвоями, от самого лагеря и до переправы на Тереке. Пост на Сулаке, при селении Кази-юрт, должен был я усилить двумя ротами и с двумя орудиями, ибо дагестанцы угрожали пройти прямейшею на Кизляр дорогою.
В сем положении производил я работы даже в ночное время, при зажженных кострах, спеша сделать укрепления способными к какой-нибудь обороне, на случай нападения до прибытия войск, которых ежедневно ожидал я из России.
Первый пришел ко мне 42-й егерский полк из Таганрога, и я, дав ему самый краткий растах, в ночь на 29 августа, выступил, чтобы атаковать аварского хана. В крепости, совсем еще не вооруженной, оставил и достаточный гарнизон и несколько пушек.
Неприятель впереди позиции своей встретил мой авангард сильным огнем и бросился с кинжалами. Две роты 8-го егерского полка, удивленные сею, совсем для них новою, атакою, отступили в беспорядке, но артиллерия удерживала стремление напавших. В сие время прибыли все войска, и батальон Кабардинского пехотного полка, ударив в штыки, все опрокинул, и если бы изрытые и скрытые места не способствовали бегству неприятеля, он понес бы ужасную потерю, но скоро мог он собраться позади своих окопов. Деревню Болтугай тотчас заняли наши войска. Я, избегая потери, не допустил атаковать окопы, но удовольствовался тем, что мог стеснить неприятеля в горах, отрезав сообщение с равниною, откуда получал он продовольствие, уверен будучи, что недолго в таковом останется он положении. Перестрелки продолжались сначала довольно горячие, но артиллерия наводила величайший ужас, и неприятель смешным образом прятался от оной.
В ночи на 3-е число бежал с неимоверною поспешностью и в беспорядке. Вслед за ним сделал я один марш в горы, но уже догнать было невозможно.
Войска возвратились в крепость, которой дано наименование Внезапная.
Между бегущими лезгинами произошли драки и убийства. Возмутившиеся ожидали нашего наказания. Салатавские деревни просили пощады, на них наложен штраф и ежегодная дань. Таким образом, вдруг в пользу нашу обратились все обстоятельства. Аварский хан бежал в Авар, сопровождаемый проклятием разорившихся.
В город Андрей, совершенно прежде оставленный, начали жители возвращаться, но главнейшие из возмутителей подвергнуты конскрипции[29].
Аксаевских и андреевских владельцев наказал я за то, что без ведома их не могли пройти чеченцы, отогнавшие лошадей наших, что было доказано свидетелями, и они должны были доставить мне равное число из собственных лошадей. Таким образом, вдруг в пользу нашу обратились все обстоятельства.
Шамхал, между тем, по наставлению моему, старался удерживать акушинцев в мирном расположении. Они приезжали к нему в большом числе, под видом будто бы примирить его с соседями и заставить брата Аварского хана возвратить захваченные у него деревни, но точное намерение их состояло в том, чтобы, пользуясь его болезнью, брать с него подарки и деньги.
Шамхал имел осторожность не верить обещаниям их и обо всем давал мне известия, прося непрестанно о помощи. Еще прибыли полки: Апшеронский к отряду, Куринский остановлен до особого назначения на линии. <…>
По воспоследовавшей смерти генерал-майора Исмаил-хана Шекинского, приказал я, для описания провинции и доходов, отправиться артиллерии генерал-майору Ахвердову и правителю канцелярии моей, статскому советнику Могилевскому.
Издал прокламацию, что Ханство Шекинское навсегда принимается в российское управление.
Приказал всю фамилию хана отправить в Елисаветполь, дабы не могла производить беспорядков; назначил всем членами оной на первый случай пристойное содержание, вперед до усмотрения, каких вознаграждений они достойны за имущество, обращаемое в распоряжение казны.
Всем персиянам, которые некогда переселились с отцом умершего хана, приказал я дать позволение возвратиться в Персию, если у нас остаться не пожелают.
Удерживать их я не старался; ибо они, будучи другой секты, у жителей провинции были в ненависти, как не менее потому что, находясь при хане в почетнейших должностях, озлобили народ притеснениями.
Желая наказать чеченцев, беспрерывно производящих разбой, в особенности деревни, называемые качкалыковскими жителями, коими отогнаны у нас лошади, предположил выгнать всех их с земель аксаевских, которые занимали они, сначала по условию, сделанному с владельцами, а потом, усилившись, удерживали против их воли.
При атаке сих деревень, лежащих в твердых и лесистых местах, знал я, что потеря наша должна быть чувствительною, если жители оных не удалят прежде жен своих, детей и имущество, которых защищают они всегда отчаянно, и что понудить их к удалению жен может один только пример ужаса.
В сем намерении приказал я войска Донского генерал-майору Сысоеву с небольшим отрядом войск, присоединив всех казаков, которых по скорости собрать было возможно, окружив селение Дадан-юрт, лежащее на Тереке, предложить жителям оставить оное, и, буде станут противиться, наказать оружием, никому не давая пощады. Чеченцы не послушали предложения, защищались с ожесточением. Двор каждый почти окружен был высоким забором, и надлежало каждый штурмовать. Многие из жителей, когда врывались солдаты в дома, умерщвляли жен своих в глазах их, дабы во власть их не доставались. Многие из женщин бросались на солдат с кинжалами.
Большую часть дня продолжалось сражение самое упорное, и ни в одном доселе случае не имели мы столько значительной потери; ибо, кроме офицеров, простиралась оная убитыми и ранеными до двухсот человек.