Посланные партии к стороне главного города Акуши, отстоящего от ночлега нашего в пятнадцати верстах, заметили чрезвычайно большое стечение в городе народа и движение необыкновенное, из чего можно было заключать, что жители приуготовляются к защите. По слухам знал я, что дорога, на расстоянии шести верст к городу, проходить весьма тесною лощиною и местами, где неприятель может нанести нам большой урон, занимая окрестные и во многих пунктах неприступные высоты; что нет дороги, которую бы возможно было обойти оные, и что, сверх того, самый город лежит в самых крепчайших ущельях, среди коих отделившийся холм защищает вход в них на расстояние не более выстрела.
Отправив с начальником корпусного штаба, генерал-майором Вельяминовым и генерал-майором князем Мадатовым казаков и татарскую конницу до 1500 человек, приказал я осмотреть окрестные города места, не вступая с неприятелем в дело до прибытия пехоты, войскам приказано было выступить весьма рано. На пути встречен был я двумя из важнейших старшинами, из коих один был прежде главным кадием. Они просили, чтобы одними сутками умедлил я приближение к городу и что, между тем, употребят они старание согласить жителей просить прощения. На ответ, что мог бы я поверить посланным с воли народа, но тогда не было бы их двое, они же не предлагают от имени его, но собственное свое старание, и потому на одних подобных обещаниях не могу я остановить моих предприятий, и войска продолжали марш свой. Старшины уехали. Начальник корпусного штаба прислал сказать, что беспрепятственно дошли они до города и оный, найдя оставленным жителями его, заняли. Вскоре пришел я с войском и расположился в городе. Все окрестные горы наполнены были спасающимися жителями с их семействами и имуществом; я запретил их преследовать, хотя, рассеянными и объятыми ужасом, легко можно было овладеть ими.
В городе нашли мы несколько хлеба и ничего более.
К шамхалу явились знакомые ему люди и посредством их вызваны многие из знатнейших старшин, а вскоре и сам главный кадий, который весьма боялся явиться, будучи причиною своевольства акушинцев и следуя внушениям вредных нам людей, которых принимал всегда с особенным дружелюбием и оказывал им помощь.
Наконец начали появляться жители и водворяться по-прежнему. В лагерь приходили женщины отыскивать грудных ребят своих, которых солдаты сберегали. Одному из знатнейших старшин возвращена молодая дочь его, которую во время плена ее содержали с должным уважением. В городе разорить приказал я несколько домов, принадлежащих друзьям беглеца Ших-Али-Хана и участвовавших с ним во всех вредных замыслах его против нас. Войскам доставлен был провиант, в котором начинали они нуждаться.
Собравшиеся жители и главнейшие из старшин всех селений приведены были к присяге на подданство Императору в великолепной городовой мечети, войска были под ружьем и сделан сто один выстрел из пушек.
Я назначил главным кадием, бывшего в сем звании незадолго прежде и добровольно сложившего оное старика, известного кроткими свойствами и благонамеренностью, и выбор мой был принят акушинцами с удовольствием. От знатнейших фамилий приказал я взять двадцать четыре аманата и назначил им пребывание в Дербенте. Наложена дань ежегодная, совершенно ничтожная, единственно в доказательство их зависимости. Они обязались никого не терпеть у себя из людей, правительству вредных, были признательны за пощаду и видели, что от меня зависело нанести им величайшие бедствия. Мне, при выражениях весьма лестных, поднесена жителями сабля, в знак особенного уважения.
Многим из отличнейших людей, в особенности пяти кадиям, начальствующим в магалах или округах, роздал я приличные подарки; некоторых, потерпевших разорение, наделил скотом, отбитым во множестве.
Во время пребывания в Акуше явился бунтовавший зять шамхала и некоторые беки, сопровождавшие в бегстве Ших-Али-Хана, прося о помиловании и позволения возвратиться на родину, и получили прощение.
Нескольких магалов жители казыкумыцкие, недовольные поступками Сурхай-Хана, пришли с жалобою на него и просили, чтобы я их отдал под покровительство полковника Аслан-Хана Кюринского, которому они и присягнули в покорности. Аслан-Хан с самого начала военных действий находился со своими войсками при отряде генерал-майора князя Мадатова в Табассаранской и Каракайдацкой провинциях и при мне, в Акуше. Ему за непоколебимую верность и усердие Государю обещал я Казыкумыцкое владение и достоинство хана в непродолжительном времени.
В Акуше с достоверностью узнал я о связях Сурхай-Хана Казыкумыцкого и Мустафы хана Ширванского с Дагестаном, и о стараниях их возмущать оный против нас, думая, что тем обратят на себя большое уважение правительства, из опасения, что они могут участвовать в намерениях народов дагестанских. Из захваченных письменных дел главного кадия открылись тайные действия многих других изменников и злодеев, и в особенности уцмея Каракайдацкого и хана Аварского. Мать сего последнего, имевши двух своих дочерей в замужестве за шамхалом, просила письмом акушинского кадия, чтобы он старался схватить шамхала и доставил бы ей удовольствие напиться его крови. Какие нежные чувства женщины и великодушная попечительность о зяте!
Тут же бежавший от Ших-Али-Хана казначей, долго при нем служивший, сказывал, какие и когда пособия деньгами или в вещах доставляла ему Персия и в каких еще в недавнем времени находился он сношениях с наследником Аббас-Мирзою. Что почасту скудны бывали сии пособия; что недоставало на содержание, и он принужден был войти в долги и находится в беднейшем положении, ибо потеряна надежда, чтобы когда-нибудь заплатить оные Персия согласилась. С начала бегства Ших-Али-Хан имел при себе довольно многочисленную свиту, желая тем придать себе более важности, и сие требовало от него больших издержек и наконец и последние средства его истощило.
26 декабря выступил я из Акуши обратно, сопровождаем поставленным мною главным кадием и всеми почетнейшими старшинами, которых и отпустил я с первого моего ночлега.
Провинция Акушинская имеет жителей не менее пятнадцати тысяч семейств, лежит вся вообще в местах гористых, среди коих заключаются не весьма обширные, но прекрасные, долины. Земля оной весьма плодородна и обработана с чрезвычайным тщанием, нет малейшего пространства невозделанного; каждого поселянина участок отделен межою. В некоторых местах произрастают хорошие леса, но рек весьма мало. Селения все обстроены опрятно, дома содержатся с особенною чистотою, которая приметна на самых дворах и гумнах. Жители главного города, поблизости от оного, имеют загородные дома или хутора.
Отличительные народа свойства есть добронравие и кротость. К воровству нет наклонности ни малейшей, праздность почитается пороком и ободряется трудолюбие. Но начинает вселяться разврат от употребления горячих напитков, к которым большое имеют пристрастие. Доселе роскошнейшим служит казенное наше вино, и разве спасет их то, что вице-губернаторы продают вместо водки воду!..
27 декабря отпустил я в дома набранную в ханствах татарскую конницу; отряд войск генерал-майора князя Мадатова отправился в Дербент и Кубу по квартирам.
От генерал-майора барона Вреде, командующего в Кубинской провинции, получил известие, что Сурхай-Хан Казыкумыцкий с войсками, в числе не менее 5 или 6 тысяч атаковал Чирагское укрепление. Командующий в оном двумя весьма не комплектными ротами, Троицкого пехотного полка штабс-капитан Овечкин, защищаясь отчаянно, два раза отражал штурмовавшие толпы, но, невзирая на понесенный урон, неприятель упорствовал в намерении взять укрепление, приступил к заготовлению лестниц и, может быть, наконец преодолел бы ужасною несоразмерностью сил; ибо находившаяся в укреплении артиллерия, по причине возвышения своего, не могла вредить неприятелю до самого его приближения, и одна сторона довольно удобна была для приступа. Но внезапное известие о занятии войсками нашими Акуши в такой привело ужас Сурхай-Хана, что не только он бежал и толпы его мгновенно рассеялись, но послал даже в город Казыкумык приказание, чтобы семейство его удалилось в горы. Он ожидал, что измена его не будет оставлена без наказания.
При нападении на Чираг случилось следующее примечательное происшествие. Вне укрепления, в близком расстоянии, находилась мечеть, обращенная в провиантский магазин; неприятель хотел занять оную, ибо через то легче мог подойти к укреплению. Один молодой офицер, защищавшись в мечети до последней крайности, видя наконец, что удержать ее не в состоянии, отпустил в укрепление свою команду, сам с четырьмя человеками лучших стрелков, запасшись большим количеством патронов, засел в минарете при мечети и, производя величайший вред толпившемуся неприятелю, не допускал его приблизиться к укреплению. Не иначе мог преодолеть неприятель сего бесстрашного офицера и его товарищей, как подкопавши основание минарета и опрокинув оный на землю. Офицеру и солдатам предложено было сдаться, но они ответствовали на то выстрелами. По сведениям, собранным после, неприятель одними убитыми имел до пятидесяти человек в продолжении полутора суток их защиты. В виду укрепления были они, уже мертвые, изрублены в мелкие части.
Прибывши 1 января в селение Параул, Мехтулинской провинции, дал отдых войскам, расположа их в селениях по квартирам. После чего вскоре началась зима, и весьма жестокая. Я назначил войска, которые, под командою подполковника квартирмейстерской части, Верховского, должны были остаться здесь на зиму. На счет земли учредил снабжение их фуражом и дровами, перевозку провианта из магазинов Кизлярского и Дербентского обратил в повинность мехтулинцам и жителям Табассарана. Отряд войск сих обязан был наблюдать за поведением акушинцев и чтобы они не могли мстить народам, нам содействовавшим.
Шамхалу, дающему собою пример постоянной верности Императору, способствующему нам всеми зависящими от него средствами, в награду за усердие, Высочайшим именем Государя, дал я в Мехтулинской провинции в потомственное владение не менее 2500 семейств, что составит, по крайней мере, 10 тысяч душ, и снабдил его грамотою. В остальных деревнях учредил наиба