[31] (правителя от русского начальства), в пользу двух малолетних детей умершего Гассан-Хана, брата изменника хана Аварского, которых отправил я в Россию вместе с бабкою их, тою злою и гнусною старухою, которой переписка захвачена была в Акуше.
Некоторым из старшин мехтулинских и владельца селения Каферкумыцкого, возбуждавших в последние два года все мятежи и беспокойства, участвовавших во всех предприятиях Аварского хана и его брата, в особенности злобствовавших на шамхала, за его приверженность русским, отправил в Кизляр и приказал некоторых повесить, дабы беспокойные соседи Кавказской губернии знали, что и в Дагестан простирается власть наша, и тщетны их на него надежды!
Желая осмотреть округ Гамры-Езень, отправился я через оный, и 17 января приехал в Дербент, где нужно было мне видеть крепость, которую, не знаю почему, спешил Инженерный департамент[32] приводить в оборонительное положение. Я нашел, что крепость имеет одно достоинство древности, но что бесполезно укреплять или исправлять оную, ибо часть возвышенная оной, или цитадель, слишком тесна для вмещения малого даже гарнизона, вся же вообще крепость потребовала бы весьма значительный расход. В общем мнении долгое время Дербент почитаем был непреодолимою твердынею, преграждающею путь от стороны России. Мог он казаться нам таковым, пока земля была нам неизвестна, но почему так разумели о нем древние, когда довольно удобно обойти его, и если точно существовала стена, проходившая по горам, то невозможно, по крайней мере, употребить повсюду равные для защиты оной средства.
В Дербенте явился ко мне, возвратившийся из Хивы, гвардейского Генерального штаба капитан Муравьев. С ним приехали два посланца от Хивинского хана, с которым желал я вступить в сношение. Они представили мне пышные письма хана и ничтожные подарки. Я приказал им отправиться в Тифлис, где должны они были прожить зиму и весною возвратиться в отечество. Сколько нимало благосклонен был прием, сделанный в Хиве Муравьеву, посланцы доказывали, однако же, уважение хана к российскому правительству, и я имел надежду на успех в моем намерении.
В Дербенте с удовольствием взглянул я на развалины одной башни, где 24 года тому назад устроена была бреш-батарея, которою командовал я, будучи артиллерии капитаном. В положении моем не мог я быть равнодушным к воспоминанию, и если бы не хотел признаться, никто не поверит, чтобы не льстило оно честолюбию. <…>
Я получил Высочайший рескрипт и приказание приехать в Лайбах[33]. Начальник Главного штаба сообщил мне, чтобы я поспешил приехать. Были слухи, что я назначен Главнокомандующим идущей в Италию армии, и прежде отъезда моего из Петербурга получены некоторые иностранные газеты, в коих о том упоминаемо было. <…>
В первых числах сентября я отправился обратно в Грузию, чего многие не ожидали.
Прибыв в Екатеринодар, занялся я рассмотрением состояния войска Черноморского, и оно, как в отношении военном, равно и по части хозяйства, в совершеннейшем расстройстве.
Тут узнал я о подробностях сражения с закубанцами, которые, в числе до полутора тысяч лучших, под предводительством известнейших из разбойников, сделали нападение на земли черноморцев, с намерением разорить их селения. Приличные распоряжения, смелость в предприятии генерала Власова 3-го и чрезвычайно темная ночь, скрывшая малые его силы, приуготовили гибель разбойников. Следуя за ними с тылу, отрядив небольшую часть казаков, которая вела с ними перестрелку спереди в то время, как в окружности повсюду зажженные маяки и пушечные сигнальные выстрелы привели закубанцев в замешательство, он успел отрезать дорогу к отступлению, и когда они, не подозревая о его присутствии, думали безопасно возвратиться, встретил он их картечными выстрелами и ружейным огнем расположенных в камышах казаков. Почитая себя отовсюду окруженными, искали они спасения в бегстве; часть одна, случайно направившаяся по сухому месту, могла, хотя с потерею, удалиться, но главные их силы, обманутые темнотою, попали на обширный и глубокий залив из реки Кубани и, сильно преследуемые казаками, потонули в оном, и не спасся ни один человек. Казаки вытащили в последующие дни с лишком шестьсот лошадей и более нежели таковое число богатого оружия.
Закубанцы, приезжавшие для вымена пленных, признавались, что в сем случае лишились они храбрейших из своих вожатых и разбойников и что вообще потеря их простирается свыше тысячи человек.
Черноморские казаки никогда не имели подобного успеха против закубанцев и, как узнал я от генерала Власова, что если бы не ночь препятствовала им видеть силы их, конечно, не смели бы они вступить с ними в дело. И при сем неожиданно счастливом происшествии страх, внушенный прежде закубанцами, наводил на них робость.
В Черномории нашел я переселяемые из Малороссии семейства в ужаснейшей бедности. Войско без всяких средств вспомоществовать им, по истощению своих доходов. В одно время выслано их из Малороссии вдвое большее число, нежели распоряжено было правительством. На прежних жилищах своих продавали они имущество за бесценок, ограблены были земской полиции чиновниками, отправлены в путь в самое позднее осеннее время, и многие весьма лишившись в дороге скота своего, без средств идти далее, остались зимовать по разным губерниям, выпрашивая для существования милостыню.
В такой нищете нашел я их разбросанных по дороге, возвращаясь из Петербурга. Сии несчастные должны умножить силу войска Черноморского противу многочисленного, угрожающего ему, неприятеля. Правительства же распоряжения были и полезны и благоразумны.
Прибыв в Георгиевск, узнал я, что кабардинцы производили на линии грабежи и разбои, которые с некоторого времени весьма умножились; что все, имевшие на равнине селения, удалились к горам, где почитали себя в безопасности и, в случае движения войск наших, могли сыскать близкое убежище; что в тайных сношениях были с закубанцами, приглашая сих к содействию в нападениях на линию. Генерал-майору Сталю 2-му приказал я назначить тысячу человек пехоты, четыре орудия артиллерии и триста человек казаков, и отряд сей поручил подполковнику артиллерии Коцареву, офицеру расторопному и деятельному, приказав ему с 1 января вступить в Кабарду и стараться наносить возможный вред хищникам.
Зимнее время кабардинцы, по необходимости, имеют конские заводы и стада скота на равнине, ибо глубокие в горах снега отъемлют совершенно средства продовольствия. Подполковнику Коцареву приказано быть в беспрерывном движении, дабы неприятеля содержать повсюду в страхе и неизвестности, где наиболее угрожает ему опасность. Подвижность войск облегчила их успехи, ибо, заботясь о защите, не мог неприятель соединиться в силах.
Во Владикавказе задержан я был двенадцать дней беспрерывными бурями и выпавшим в горах снегом, прервавшим совершенно сообщение с Грузией. В сие время, собрав подробные сведения о шалостях, делаемых чеченцами, приказал генерал-майору Грекову 1-му сделать экспедицию в лесистую часть земли их, куда доступ в зимнее время удобнейший. Одни частые перемены наказания зверский народ сей могут держать в некотором обуздании, и лишь прекратилась боязнь взыскания, наклонность к своевольству порождает злодейские замыслы.
А. П. Ермолов. Портрет работы П. З. Захарова (Захаров-Чеченец). 1843.
В Грузии нашел я совершеннейшую тишину, также и в провинциях мусульманских. Многие из сотрудников моих и войска рады были моему возвращению, многие, в особенности смиряемые мною князья и дворяне грузинские и избалованные старшины татарские не с удовольствием меня увидели. Доходили многие слухи о разных на мое место назначениях, и легко мне было понять, что чрезмерная в предместниках моих снисходительность многим нравилась.
В начале года приметны были готовые возродиться в Абхазии беспокойства. Владетель области сей, князь Шарвашидзе, молодой человек, воспитывающийся в Петербурге, в Пажеском корпусе[34], назначен будучи в достоинство владетеля, не понравился знатным людям своей земли; ибо, сделавши отвычку от их обычаев, забыв даже природный язык, будучи притом весьма средственного ума, не умел взяться с твердостью за управление и отличить тех, кои привыкли пользоваться большим уважением. Аслан-бей, убийца отца своего, некогда также владетеля Абхазии, укрывавшийся после сего преступления во владениях турецких, собрал многочисленную шайку горцев и готовился напасть на Абхазию. Молодой князь Шарвашидзе не имел людей приверженных, которые бы его остерегли, напротив многие были со стороны убийцы и скрывали его намерения, но узнал обо всем правитель Имеретии, генерал-майор князь Горчаков и, собрав небольшой отряд войск, пошел поспешно в Абхазию.
Владетель прибег под защиту гарнизона нашего в крепостцу Сухум-Кале, которую неприятель, не будучи в состоянии взять, пошел навстречу князю Горчакову, с намерением препятствовать ему в следовании. Дорога от границ Мингрелии на довольно большое расстояние лежит по низменному песчаному берегу моря, по коему, не прерываясь, протягивается весьма густой лес. Неприятель занимал оный и в одно время вел перестрелку с авангардом и арьергардом его. Но храбрые войска наши и в сем положении умели рассеять оное и даже с весьма незначительною потерею. Дорогу очищала артиллерия, распространяющая ужас между народами, к ней не приобыкшими. В лесу и наши стрелки не хуже здешних. Более урона понесли трусливые Мингрельцы, которые присоединены были к нашим войскам и, не принося ни малейшей пользы, делали одно лишь замешательство.
Неприятель бежал, не видя возможности противостоять войскам нашим; генерал-майор князь Горчаков, взяв из крепостцы Сухум-Кале владетеля, последовал за бегущими, привел в покорность возмутившихся подданных, взял аманатов из лучших фамилий, и Цебельдинское, никому не повиновавшееся, общество, довольно сильное и воинственное, привел в зависимость. Аслан-бей скрылся в горах, спасаясь от самих сообщников его, которые негодовали на него на претерпенный ими урон и обманутые надежды на добычу и приобретение пленных.