26 октября командир 43-го егерского полка подполковник Сарочан, с отрядом из 700 человек пехоты, малого числа казаков, чеченской конницей и 6-ю орудиями артиллерии, выступил из крепости Грозной, дабы возмутившимся чеченцам помешали укрепиться в Хан-Кале, где начали они большие работы. Они, в числе до 4 тысяч человек, встретили войска наши, опрокинули чеченскую нашу конницу и смешали казаков, и сей успех их был причиною чувствительного их урона, ибо нагло приблизившись к каре нашей пехоты, подверглись они картечным выстрелам. Войска наши, неоднократно обращая их в бегство, наконец возвратились в крепость при сильной довольно перестрелке. Мятежники после сего не продолжали уже работ своих в Хан-Кале.
Желая обстоятельнее знать о происшествиях в Кабарде, отправился я в Екатериноград, где дожидался меня начальник корпусного штаба и куда вызвал я из Тифлиса поверенного в делах, г. Мазаревича, возвратившегося из Персии.
Из станицы Червленной выехал я 20 ноября рано поутру. День был мрачный, и по земле расстилался чрезвычайный густой туман. Были неверные слухи, что партия чеченцев намеревалась переправиться на левый берег Терека. Им известно было о моем выезде, по благовременному заготовлению лошадей и конвоя, по той причине, что оных нет на местах в достаточном количестве. Партия, до тысячи человек, приблизившись к Тереку против Казиорского Шанца[38], отрядила на нашу сторону 400 человек, дабы напасть на меня. Места совершенно открытые допустили бы меня заметить в далеком расстоянии, но густой туман тому воспрепятствовал, и я проехал спокойно. Вскоре после напали они на большую дорогу, схватили несколько человек проезжих и пустились на казачьи хутора, в надежде на добычу. Едва отпустил я конвой, прибыв в Калиновскую станицу, как дано было знать о появившейся партии. Конвой, состоявший из 120 человек храбрых гребенских казаков, быстро помчался к Казиорскому Шанцу, где, нашедши чеченцев, ударил на них и в величайшем замешательстве погнал к Тереку. Они оставили несколько человек убитыми и всех захваченных пленных. Вскоре подоспели казаки из Калиновской станицы с одним конным орудием, и чеченцы удалились от Терека. Таким образом, ускользнул я от сил несоразмерных, но не думаю, однако же, чтобы для того только, дабы схватить меня, решились они на большую потерю, без чего нельзя было преодолеть казаков.
В Екатеринограде г. Мазаревич сообщил мне, что Аббас-Мирза не хотел слышать о сделанных мною предложениях и что в приеме, сделанном ему шахом, видел он совсем противное прежнему его расположению и той доверенности, которою он отличал его.
Г. Мазаревич не сомневался, что война непременно последует, хотя, по отпуске его из Султании, вскоре отправлен будет чиновник с поручениями от шаха, впрочем, заключающимися в повторении желаний его, дабы границы были назначены на основании предложения Аббас-Мирзы, который успел совершенно наклонить его к своему мнению. Через несколько дней уведомил меня генерал-лейтенант Вельяминов о прибытии чиновника надменного и горделивого, который желал непременно трактовать со мною. Вместе с тем получил я от него самого письмо, в коем испрашивал он, дабы назначил я ему время и место свидания на линии. Сего, по многим причинам, нельзя мне было ему предоставить, и я самым вежливым образом отвечал ему, что он может с тою же доверенностью переговорить с генералом Вельяминовым, заступающим место мое с полною властью. Он, не вступая ни в какие переговоры, отправился обратно, и из сего легко можно было заметить, что поручение его было единый предлог, дабы выиграть время.
Здесь получил я известие о кончине Императора Александра I[39]: весть внезапная и тем еще более горестная.
Г. И. Филипсон[40]Воспоминания. 1837–1847
2 мая я выехал из Ставрополя с четырьмя топографами, которые должны были составлять мою партию. Съемка моя должна была примыкать с восточной стороны к той, которая была прежде доведена до укрепления и урочища Каменный Мост на Малке, а с западной и южной — к Кубани и Карачаю. Большая часть съемки назначена в 200 сажень в дюйме, и только самая западная часть от Эшкакона к Кубани в масштабе — верста в дюйме. Край этот до того мало был известен, что составленная мною карта, из всех имевшихся в Генеральном штабе сведений, оказалась впоследствии неверною на 30 верст между Каменным Мостом на Малке и Кубанью.
Я поселился в станице Кисловодской, в трех верстах от укрепление Кисловодского, куда знаменитый «Нарзан» привлекал посетителей, больных и здоровых, изо всей России. Все лето я провел в разъездах для осмотра работ топографов, которые были размещены верст на полтораста. Места, где производилась съемка, считались небезопасными, а потому при каждом топографе было от 15 до 20 линейных казаков, и, кроме того, у меня в конвое было человек 12, в числе которых были и из мирных горцев. Я с наслаждением дышал полной грудью ароматическим, здоровым воздухом гор и степей. Поездки мои совершались всегда верхом и часто продолжались по неделе и более. На всем пространстве съемок не было почти никакого жилья; только беспрестанно встречались по балкам пространства, заросшие крапивой и высоким бурьяном. Это были места аулов, жители которых в 1811 году вымерли от чумы или разбежались. Природа в этой стране великолепна и величественна. Местность постепенно возвышается к югу и образует два отрога Кавказа, тянущихся на расстоянии более двухсот верст и перерываемых ущельями Кубани, Кумы, Подкумка, Малки и их притоков. Дальний, т. е. южный, отрог имеет уже значительную высоту. Некоторые вершины, как например Бармамыт, Эшкакон и другие, имеют до 7000 футов высоты. Леса хвойные и лиственные растут вообще только по долинам и ущельям рек, остальное пространство покрыто густой, сочной, ароматической, но невысокой травою, питающей огромные стада овец, принадлежащих кабардинцам и карачаевцам, которых аулы были за десятки верст за Малкою и в вершинах Кубани. Эти стада служили лучшими заложниками верности карачаевцев, живущих у подножия Эльбруса, в верхних частях долины Кубани, в горном крае, труднодоступном, покрытом хвойными лесами. Их пастбища доставляют сочный корм овцам только в жаркие летние месяцы и по мере того, как жары начинают уменьшаться, карачаевские стада спускаются с гор и наконец зимуют в долине Кубани ниже Хумары, в ущельях Кумы, Подкумка, Эшкакона и Учкуля.
Во время моих разъездов я часто ночевал или отдыхал на их кошах[41] и лакомился шашлыком, которым пастухи угощали нас с патриархальным радушием. Карачаевская баранина вкуснее лучшей телятины и имеет какой-то особенный аромат, вероятно от горных трав, между которыми много пахучих цветов. Мне удалось познакомиться со многими карачаевцами, и я с любопытством изучал этот добрый и смирный народ. Карачаевцы, которых число могло быть до 5 тысяч душ мужского пола, были когда-то покорены кабардинцами и освободились только в то время, когда сами завоеватели подпали под власть России. Несмотря на то, в их ауле жил всегда один из кабардинских князей Атаджукиных и считался главою народа. Своих князей у них не было, а по обычаям горцев народ не мог действовать оружием против какой-нибудь хищнической партии, в которой есть лицо княжеского рода. Карачаевцы воинственны и хорошо вооружены, но едва ли когда отличались особенным хищничеством, подобно закубанцам. В 1828 году командовавший войсками Кавказской линии генерал Эммануель занял их аул без особенных затруднений и потерь. Карачаевцы присягнули на подданство, дали заложников и с тех пор оставались спокойными под управлением нашего пристава. Карачаевцы говорят тюркским наречием, мало отличающимся от ногайского, но народный тип совершенно ничего не имеет похожего на ногайский. Между ними много русых, с голубыми глазами, обильной бородой и чертами лица, очень сходными с типом мужиков средней России. Итальянским писателям средних веков они известны под именем карачиоли, а туркам — кара-черкес. С племенем адиге, которое мы и турки называем черкесами, карачаевцы ничего общего не имеют, но слог кара в их имени указывает или на их порабощение или на особенную древность поселения в этом крае. Ни одна речка в их земле не называется Кара-чай или Кара-су. Между карачаевцами есть немало людей богатых. В мое время говорили, что Крым-шаукал имел до 200 тысяч овец. Их стада постоянно находятся вдали от аулов и зимуют под скалами, в таких ущельях, где они более укрыты от зимней непогоды. Пастухи едва однажды в год бывают в своем ауле и живут бездомными и бессемейными кочевниками. Замечательно, что таких пастухов карачаевцы, как и осетины, называют казаками.
Пространство, на котором производилась моя съемка, к югу от Кисловодска до Малки и ее притока Хасаута, до горы Бармамыт, через Кумбаши и по ущелью Мары до Кубани, образовало Кисловодскую кордонную линию, которой начальник, артиллерии подполковник барон Ган, жил в Ессентуках и был подчинен начальнику правого фланга генерал-майору Зассу, которого местопребывание было в Прочном Окопе. Барон Ган был человек очень серьезно образованный, но большой пьяница. Чрезмерная тучность делала его совершенно неспособным к кордонной службе; зато он мало об ней заботился. На постах был беспорядок; постовые начальники, большею частью урядники или хорунжие линейного войска, отпускали казаков в дома за условную плату, так что, приехав однажды ночью на пост Кабардинский, я нашел там одних собак. Надо, однако же, признаться, что хищничества случались в этом крае нечасто, благодаря особенно удалению жилищ непокорных горцев. Для обеспечения Минеральных Вод от вторжения значительных партий, выставлялось на передовой линии несколько отрядов, и именно: на Кичмалке, на Каменном Мосту (на Малке), где было постоянное укрепление, на Хасауте, в вершинах Эшкакона, на Кумбаши, и при укреплении Хумара, близ устья Мары и Кубани. Отряды эти состояли из одной роты пехоты, двух полевых орудий и полсотни казаков. На Эшкаконе было две роты и сотня казаков, а на Каменном Мосту целый батальон 2-го Мингрельского егерского полка с четырьмя орудиями. Хотя эта передовая линия, выставленная с 1 июля по 1 сентября, была учреждена генералом Вельяминовым, отлично знавшим край, но можно сомневаться в ее особенной пользе, как события и показали в августе этого года. Сильная партия