ыступление отряда из-под Ахульго назначено было на 30 августа.
Нужно ли говорить, какая общая радость изображалась на всех лицах? Как будто все вдруг переродились, от последнего солдата до самого командующего войсками. В назначенный для выступления день, утром, все штабные, облекшись в эполеты и шарфы, пошли in corpore поздравить генерала Граббе; потом отслужено молебствие, затем завтрак у генерал-майора Пулло, который в тот день был именинником. В пиршестве этом я не участвовал: мне поручено было ехать вперед на высоты прежнего казачьего лагеря, где предположено было собрать предварительно весь отряд. Отправившись туда с квартирьерами всех частей, я указал им места предположенного расположения и потом целый день поджидал постепенно приходившие войска. Отряд собрался только к вечеру; но тяжести, несмотря на разработанную дорогу, тянулись на гору почти всю ночь. Нелегко было выбраться из трущоб со всею массою разнородного добра, накопившегося при отряде в течение трех с половиною месяцев стоянки. Советники генерала Граббе уговаривали его выждать один день, чтобы дать время отряду окончательно стянуться и оправиться прежде выступления в обратный путь к Темир-Хан-Шуре. Но главный наш вождь был так нетерпелив и упрям, что не хотел слушать благоразумных советов и дал решительное приказание выступить на другой же день, утром.
31 августа отряд двинулся от Ахульго к Унцукулю и далее по дороге, вновь разработанной, к Гимрам, где назначен был первый ночлег. Я ехал опять впереди с квартирьерами. Под Унцукулем дан был войскам привал. Жители селения встретили наши войска с радостью и сочувствием; даже женщины выражали приветствия; иные кричали нам: «яхши урус» (т. е. русские хорошие). Дорога между Унцукулем и Гимрами, по ущелью Аварского Койсу, несмотря на продолжительную разработку, все-таки оказалась весьма трудною. Отряд с вьючным обозом[128] тянулся крайне медленно. Проехав несколько за Гимры, я занялся разбивкою лагеря и розыском ближайшей воды. Наступала уже вечерняя темнота, а войска все еще не подходили. Я поехал назад навстречу колонне: голова ее только что подходила к гимринскому мосту. Генерал Граббе сердился, был не в духе, хотя вся ответственность за неправильный расчет марша падала на него самого. Доехав до гимринского моста, он приказал тут разбить свою палатку и остался ночевать с арьергардом. Войска уже приходили в совершенную темноту на избранное для ночлега место, а вьюки тянулись почти всю ночь.
Следовавшая впереди отряда колонна с пленными также имела ночлег под Гимрами. Сердце сжималось при виде этой толпы несчастных, едва передвигавших ноги. Здоровые мужчины шли в оковах. Сколько можно было заметить, солдаты наши относились к пленным сурово. Некоторых из раненых, выбившихся из сил и умиравших, бросали на дороге без всякой помощи.
Утром 1 сентября генерал Граббе прибыл на место ночлега войск и на этот раз признал необходимым дать отряду дневку, хотя место стоянки, стесненное отвесными горами, было крайне невыгодно. Погода прояснилась. Вечером перед генеральскою палаткою играла музыка; гимринские дети плясали лезгинку. 2 сентября выступили с рассветом и по тяжелому Каранайскому подъему вышли на Шамхальскую плоскость. Трудно выразить то ощущение, которое испытываешь, когда после нескольких месяцев пребывания в тесных горных ущельях, среди голых скал, в спертой, душной атмосфере, вдруг очутишься на открытой, зеленой равнине, на свежем воздухе. Сам шамхал со своею свитою встретил отряд; тут же был и прежний товарищ мой Россильон. Войска, по мере выхода на равнину, располагались в указанных местах. Посреди лагеря стояли арбы с сеном, дровами и другими припасами, около них образовалось нечто вроде базара. Все в отряде чувствовали себя в отличном расположении духа, казалось, будто с выходом из горных трущоб мы там оставили и все недавние наши скорби.
3 сентября отряд двинулся к Темир-Хан-Шуре. По обыкновению, выехал я вперед, чтобы разбить лагерь. Дорога была ровная, удобная, и потому войска прибыли рано. Генерал Клюки фон Клугенау встретил отряд в полной парадной форме. Полковник Попов как хозяин в штаб-квартире Апшеронского полка угостил штабных завтраком. Когда же войска заняли свои места и пока ставили наши штабные палатки, я отправился в Шуру, чтобы навестить наших раненых: барона Врангеля, Шульца и других. В то время Темир-Хан-Шура имела еще весьма скромный вид и нисколько не была похожа на европейский город, а все-таки показалась нам уголком цивилизованного мира.
Отряд наш был в таком расстроенном состоянии, так обносился, утомился, что необходимо было дать ему хоть несколько дней отдыха; притом надо было выждать прибытия следовавшего через Зыраны колесного обоза. Я воспользовался этой стоянкой, чтобы съездить на берег Каспийского моря, взглянув на старую крепость Бурную, построенную еще во времена Ермолова на вершине крутой горы, по скату которой живописно расположено амфитеатром селение Тарки — тогдашнее местопребывание жены шамхала Салтанеты, прославленной Марлинским (Бестужевым) в его повести «Амалат-бек». 5-го числа, выехав рано утром верхом, с двумя донскими казаками, я проехал мимо Кафир-Кумыка — местопребывания самого шамхала, а около 2-х часов пополудни приехал в укрепление Низовое, прямо к воинскому начальнику подполковнику Сахновскому. Я попал к нему как раз к обеду и провел часа два в кругу его семьи, а затем отправился пешком на гору в крепость Бурную. Здесь приняла меня весьма любезно молодая жена заведовавшего крепостными строениями и госпиталем капитана гарнизонной артиллерии Дмитриева, который вскоре и сам явился. Разговорчивая капитанша рассказывала мне много любопытного о былых событиях в крепости, о нападении Казы-муллы и т. д. Осмотрев госпиталь и полюбовавшись обширным видом со стен крепости, я возвратился в Низовое; с наслаждением бросился в приготовленную гостеприимными хозяевами прекрасную постель; а на другой день, еще до света, поехал на самый берег моря, осмотрел соленые озера, целительные грязи и возвратился в укрепление. После сытного завтрака распростился я с подполковником Сахновским и его любезною супругою и к 7 часам вечера был уже в лагере.
В следующие два дня, 8-го и 9-го, ездил я в Шуру, еще раз навестить раненых и проститься с ними. И Шульц, и барон Врангель заметно поправились. В течение недели, которую отряд простоял под Темир-Хан-Шурою, нельзя было, конечно, сделать много для поправки расстроенного войска; нечего было и думать о продолжении военных действий в осеннее время; приходилось отказаться от исполнения тех предположений, которые имелись в виду в первоначальном плане экспедиции. Была речь о постройке укрепления у Чиркея, чтобы окончательно обуздать это беспокойное и враждебное нас селение и тем утвердить покорность всей Салатавии. Однако ж и тут встретилось важное затруднение: не было заготовлено никаких материалов для этой постройки, и самое производство работ было бы не выгодно в позднее осеннее время. По всем этим соображениям генерал Граббе решился возвратиться в крепость Внезапную и распустить отряд; но предположил пройти не обычным путем через Миаглинскую переправу, а кратчайшим — через Чиркей и Салатавию.
Чиркеевцы, как я уже упоминал, показывая вид покорности, в то же время настойчиво отклоняли посещение их русскими. Еще в недавнее время они не пропускали иначе наших офицеров через свое селение, как с завязанными глазами. Я говорил также о коварных происках старшины чиркеевского Джемала в переговорах с Шамилем и об участии многих чиркеевцев в самой защите Ахульго. Были слухи, что в последнее время произошли в Чиркее сильные раздоры, доходившие даже до перестрелки между разными партиями. Однако ж еще во время пребывания отряда под Темир-Хан-Шурою прибыла к генералу Граббе чиркеевская депутация с уверениями в покорности и с просьбою об освобождении Джемала.
8 сентября, накануне выступления отряда, назначен был войскам парад с молебствием. Парад это, конечно, мог только выказать наглядно слабость и расстройство войск. 9-го числа выступили мы с рассветом по прекрасной, ровной дороге к Чиркею; двигались совершенно как в мирное время. Авангард, под начальством генерала Клюки фон Клугенау, шел значительно впереди главной колонны, имея в голове команду саперов; ружья не были заряжены; обоз растянулся. Подойдя к чиркеевскому мосту (на Сулаке), авангард остановился для привала. Генерал Граббе со всем своим штабом расположился на пригорке, собираясь позавтракать. Старшины чиркеевские встретили его с хлебом-солью, поднесли фрукты и дружелюбно беседовали. После короткого отдыха приказано было авангарду переходить через мост, перекинутый через реку, стесненную здесь нависшими скалами. С моста дорога поворачивала под прямым углом налево, вдоль берега, у подошвы обрывистых высот, и в некотором расстоянии, обогнув эти высоты, входила в сады, поднимавшиеся террасами до самого селения, закрытого от нас высотами. Авангард двинулся с песенниками в голове; сам генерал Клюки ехал впереди. Едва успели перейти через мост саперы и часть головного батальона с двумя орудиями, как вдруг раздался из садов залп и затем затрещали выстрелы с разных сторон. Головные части колонны, неприготовленные к такой встрече, шарахнулись и в беспорядке бежали назад. Чиркеевцы провожали их выстрелами; даже бросались в шашки. Во время суматохи, когда отступавшие части авангарда не успели еще перейти обратно на наш берег, вспыхнуло пламя из-под моста; оказалось, что он подожжен. Хвост колонны перебегал уже по горевшему мосту; но несколько солдат было изрублено на глазах наших гнавшимися злодеями; некоторые спасались от них, пробираясь с опасностью вдоль левого скалистого берега Сулака; одно из бывших впереди двух орудий осталось в руках вероломных чиркеевцев.
Неожиданность и быстрота, с которыми разыгрался весь этот прискорбный эпизод, ошеломили нас. Мы потеряли тут, по непростительной беспечности, 55 убитых и до 97 раненых и без вести пропавших (т. е. оставшихся в плену). Сами старшины чиркеевские были поражены; они стояли бледные и смущенные. Приказано было немедленно арестовать их; войсковому старшине Алпатову с казаками — забрать пасшиеся по сю сторону Сулака чиркеевские стада. Между тем завязалась перестрелка; пули с левого берега заставили генерала Граббе со всем его штабом переменить место и отдалиться от берега. Скоро подошли и главные силы отряда. Я занялся размещением войск по возможности вне выстрелов; но за водою приходилось людям спускаться с высоты к самому руслу реки не совсем безопасно.