— Так это не в шутку? Не возражаю. Если вам обязательно надо кого-нибудь, то чем же я хуже других?
Зато Франсуаза, обезумев, поднялась со скамьи и залепетала:
— Смилуйтесь, сударь, не причиняйте зла батюшке! Лучше убейте меня вместо него. Это я помогла Доминику бежать. Я одна виновата.
— Замолчи, дочурка! — воскликнул дядюшка Мерлье. — Зачем лжешь? Она провела ночь у себя в комнате под запором, сударь. Она лжет, уверяю вас.
— Нет, я не лгу! — горячо возразила девушка. — Я вылезла в окно, я уговорила Доминика бежать. Это правда, истинная правда…
Старик сильно побледнел. Он видел по глазам Франсуазы, что она не лжет, и вся эта история привела его в ужас. Ах, эти дети! Уступая голосу сердца, они все портят. Тут он рассердился.
— Она с ума сошла, не слушайте ее! Она рассказывает вам чепуху. Давайте покончим с этим.
Франсуаза хотела еще что-то возразить. Она опустилась на колени, сложила руки. Офицер спокойно присутствовал при этой мучительной борьбе.
— Бог мой, — сказал он наконец, — я беру вашего отца оттого, что другого уже нет у меня в руках… Постарайтесь разыскать того, и отец ваш будет свободен.
Мгновенье она пристально смотрела на него, и глаза ее расширились от чудовищности этого предложения.
— Это ужасно, — прошептала она. — Где же мне найти Доминика в этот час? Он ушел, и я больше ничего не знаю.
— Словом, выбирайте! Либо он, либо отец.
— О боже, да разве я могу выбрать? Даже если бы я знала, где Доминик, то и тогда не могла бы выбрать. Вы раздираете мне сердце… Лучше мне самой умереть сейчас. Да, чем скорее, тем лучше. Убейте меня, прошу вас, убейте меня!..
Эта сцена отчаяния и слез в конце концов стала выводить офицера из терпения… Он воскликнул:
— Ну, довольно! Я буду великодушен: предоставляю вам два часа сроку… Если через два часа вашего милого здесь не будет, то отец ваш поплатится за него.
И он распорядился отвести дядюшку Мерлье в ту самую комнату, которая служила тюрьмой Доминику. Старик попросил табаку и принялся курить. На его бесстрастном лице не отражалось никаких чувств. Лишь когда он остался один и стал курить, две крупные слезы медленно скатились по его щекам. Бедная, дорогая его девочка, как она страдает!
Франсуаза осталась посреди двора. Прусские солдаты проходили мимо посмеиваясь. Некоторые из них бросали ей какие-то словечки, какие-то шуточки, которых она не понимала. Она смотрела на дверь, за которой только что исчез ее отец. И медленным движением она подняла руку ко лбу, как бы для того, чтобы он не раскололся.
Офицер повернулся на каблуках, повторив:
— В вашем распоряжении два часа. Постарайтесь употребить их с пользой.
В ее распоряжении два часа! Эти слова гудели в ее мозгу. Она бессознательно вышла со двора и пошла куда глаза глядят. Куда итти? Что делать? Она даже не пыталась притти к какому-либо решению, так как сознавала тщетность своих усилий. Между тем ей хотелось повидать Доминика. Они поняли бы друг друга; сообща они, быть может, придумают выход. В таком смятении мыслей она стала спускаться к берегу Морели и перешла ее под плотиной, в том месте, где лежали крупные камни. Ноги понесли ее к ближайшей иве, стоявшей в начале луга. Наклонившись, она заметила лужу крови и побледнела. Да, это произошло именно здесь. И она пошла по следам, оставленным Домиником в траве; повидимому, он бежал бегом: виднелся след широких шагов, наискось пересекавших луг. А дальше она потеряла след. Но на соседней лужайке ей показалось, что она вновь напала на него. Это привело ее к опушке леса, где все следы терялись.
Франсуаза все же вошла в чащу. Там она чувствовала себя не такой одинокой. На минуту она села. Потом, вспомнив, что время уходит, она поднялась. Сколько времени прошло с тех, пор, как она ушла с мельницы? Пять минут? Полчаса? Она потеряла представление о времени. Быть может, Доминик спрятался в лесочке, где они однажды вместе ели орехи? Франсуаза направилась туда, обошла лесок. Там вспорхнул только дрозд, издав нежный и грустный посвист. Тогда она подумала, что Доминик спрятался в расселине скалы, где иногда поджидал ее, но и там никого не было. К чему искать? Ей не разыскать его. Но постепенно желание найти Доминика все больше захватывало ее: она шла быстрее. Вдруг ей пришла в голову мысль, что Доминик, вероятно, вскарабкался на дерево. И теперь она шла, глядя наверх, а чтобы он знал, кто идет, она через каждые полтора-два десятка шагов окликала его. Кукушка отвечала ей. Когда в ветвях раздавался шорох, ей казалось, что Доминик тут и спускается вниз. Один раз ей даже представилось, что она, видит его; она остановилась, у нее перехватило горло, и ей захотелось убежать. Что она скажет ему? Неужели она пришла для того, чтобы увести его с собою на расстрел? Нет, нет, об этом она не скажет ни слова. Она крикнет ему, чтобы он бежал, чтобы не оставался в окрестностях Рокрёза. Потом мысль, что отец ждет ее, вызвала в ней острую боль. Она упала на траву, плача и повторяя вслух:
— Боже мой! Боже мой! Зачем я тут?
Франсуаза обезумела от сознания, что пришла сюда. И, словно охваченная ужасом, побежала, спеша выйти из лесу. Три раза она сбивалась в сторону и уже думала, что не отыщет мельницы, но вдруг вышла на луг, как раз против Рокрёза. Завидев деревню, она остановилась. Значит, она вернется одна?
Она стояла на месте, когда чей-то голос тихонько окликнул ее:
— Франсуаза! Франсуаза!
И она увидела Доминика, высунувшего голову из рва. Боже праведный! Она его нашла! Значит, небо желает его смерти? Она подавила крик, сбежала в ров.
— Ты искала меня? — спросил он.
— Да, — ответила Франсуаза. В голове у нее гудело, и она сама не знала, что говорит.
— Ну, что там делается?
Она опустила глаза и прошептала:
— Да ничего; я беспокоилась, мне хотелось тебя повидать.
Тогда, успокоившись, он объяснил ей, что не хотел уходить далеко. Он опасался за них. Эти негодяи пруссаки вполне способны выместить злобу на женщинах и стариках. Словом, все шло прекрасно, и он добавил смеясь:
— Отложим свадьбу на неделю, вот и все.
Потом, заметив, что Франсуаза все так же расстроена, он нахмурился.
— Но что с тобою? Ты от меня что-то скрываешь.
— Нет, клянусь тебе! Я бежала сюда бегом.
Он обнял ее, сказав, что и для нее и для него небезопасно разговаривать здесь; и он хотел было вылезть из рва, чтобы снова уйти в лес. Она дрожала.
— Послушай! Может быть, все-таки лучше бы тебе остаться здесь?.. Тебя никто не ищет, тебе нечего опасаться.
— Франсуаза, ты что-то от меня скрываешь, — повторил он.
Она снова поклялась, что ничего не скрывает. Только она предпочла бы знать, что Доминик возле нее. И она пролепетала еще несколько других доводов. Она показалась ему такой странной, что теперь он сам отказался бы уйти. К тому же он верил в возвращение французов: кто-то видел войска в окрестностях Соваля.
— Ах, хоть бы они поторопились, хоть бы пришли поскорее! — горячо прошептала Франсуаза.
В это время на рокрёзской колокольне пробило одиннадцать. Удары доносились звонко и отчетливо. Франсуаза вскочила в испуге; прошло уже два часа, как она ушла с мельницы.
— Послушай, — проговорила она быстро, — если ты нам понадобишься, я подымусь в свою комнату и помашу платком.
И она побежала, а встревоженный Доминик лег на краю рва, чтобы наблюдать за мельницей. Подходя к Рокрёзу, Франсуаза встретила старика нищего, дядюшку Бонтана, знавшего всю округу. Старик поклонился: да, он только что видел мельника, окруженного пруссаками; потом, крестясь и что-то бормоча, нищий пошел своей дорогой.
— Два часа истекли, — сказал офицер, когда появилась Франсуаза.
Дядюшка Мерлье сидел тут же, на скамье у колодца. Он попрежнему курил. Девушка снова стала умолять, плакала, становилась на колени. Надежда на возвращение французов усилилась в ней, и, в то время как она рыдала, ей казалось, что она слышит вдалеке размеренную поступь солдат. О, если бы только они появились, если бы только освободили их всех!
— Послушайте, сударь… еще час, еще один только час… Ведь вы можете предоставить нам еще час!
Но офицер был непреклонен. Он даже приказал двум солдатам схватить ее и увести, чтобы спокойно приступить к расстрелу. Тогда в сердце Франсуазы разыгралась страшная борьба. Она не могла допустить, чтобы так убили ее отца. Нет, нет, скорее она сама умрет вместе с Домиником! И она рванулась в свою комнату, но в это время сам Доминик появился на дворе.
Офицер и солдаты испустили торжествующий крик. А Доминик, словно здесь никого не было, кроме Франсуазы, подошел к ней, спокойный, но немного строгий.
— Нехорошо, — сказал он. — Почему вы не привели меня? Если бы дядюшка Бонтан не рассказал мне, что творится… Одним словом, вот я.
ГЛАВА V
Было три часа. Большие черные тучи, охвостья грозы, пронесшейся где-то поблизости, медленно заволокли небосклон. Желтое небо, медные рваные облака превратили Рокрёзскую долину, столь весёлую при солнце, в разбойничий вертеп, полный подозрительных теней. Прусский офицер ограничился тем, что приказал посадить Доминика под замок, ни словом не обмолвившись об участи, которую ему готовит. С полудня Франсуаза изнемогала в невыносимой тоске. Она не соглашалась уйти со двора, несмотря на отцовские настояния. Она ждала французов. Но часы текли, скоро должно было стемнеть, и она мучилась тем сильнее оттого, что, видимо, все это выигранное время не должно было изменить страшной развязки.
Тем временем, часов около трех, пруссаки стали готовиться к уходу. За несколько минут до этого офицер, как и накануне, заперся наедине с Домиником. Франсуаза поняла, что решается вопрос о жизни юноши. Тогда она сложила руки и стала молиться. Дядюшка Мерлье сидел возле нее молча и неподвижно, как старый крестьянин, привыкший покоряться неизбежности событий.
— О боже мой, боже мой! — лепетала Франсуаза. — Они его убьют.
Мельник привлек ее к себе и, как ребенка, посадил на колени.