[1964]. Вероятно, далеко не всегда войска беспокоились о сохранности обывательских построек, но в данном случае приказ предписывает разбирать на стройматериалы лишь нежилые строения.
Помимо солдат, к работам привлекали и нестроевых чинов. О такой разнарядке Яков Брюс писал из обоза под Полтавой Ефиму Зыбину 19 мая 1709 г.: «Приказал его светлость господин генерал князь Меншиков, дабы со всех офицерских денщиков и людей их собрать от пяти по четыре человека. И вы також прикажите по оному от себя и дворянам с числа людей их и денщиков взяв сказки, что при них ныне обретаются, собрать и прислать ко мне сего числа немедленно с лопатками, а быть им на работе транжамента с поля» [1965].
Ежедневные приказы по Семеновскому полку за июнь 1709 года – когда русская армия активно строила шанцы в попытках снять осаду с Полтавы – также позволяют увидеть, пусть лишь отчасти, повседневную жизнь занятых шанцевыми работами войск: 1 июня «туров и фашин на роты сделать против прежнего»; 9 июня «квартермистру Кнутову отдать на второй батальон железные лопатки»; 10 июня «туров и фашин не делать»; 11 июня «сделать на роту по большой рогатке и по одному туру, на каждого человека по фашине… Подать ведомость: лопатки железные все-ль целы и нет-ли ломаных? Сделать на роту по двадцати лопаток деревянных, как-бы можно с собою возить»; 14 июня «кирки и железные лопатки присадить на черенья и деревянные раздать по рукам»; 17 июня «по три тура на роту сделать малых, да по большому, да на каждого человека по фашине»; 22 июня «сделать сего числа по фашине на человека, а утре – по две»; 23 июня «подать ведомость: фашины все-ли сделаны? И вновь сделать по одной фашине»; 24 июня «сделать на человека по фашине»; 25 июня «к походу быть в готовности; взять с собою хлеба на сутки, да на каждого человека по фашине; кирки и лопаты взять все с собою-ж»[1966].
Приведенные примеры относятся, без сомнения, к относительно благополучному и спокойному состоянию армии, хорошо защищенной и снабженной. У «Летописца 1700 года» мы находим неожиданное описание случая, когда под Нарвой воинам пришлось окапываться буквально в панике и подручными средствами, «…во время великаго бою, иже с такого страшного приступу землею линию называли [очевидно, нарывали или насыпали. – Б. М.] еще же и городки сами лесом заплетали, без лопат руками землею насыпали, против того врагов на приступ к себе ожидали и тако до глубокой нощи в труде напрасном пребывали»[1967]. По-видимому, речь идет о моменте, когда дворянская конница Шереметева, введеная с поля внутрь укрепленных линий, после прорыва шведов попыталась огородиться на своем участке позиции (который так и не был атакован).
Распространенным подходом к защите позиции, как уже упоминалось, было строительство непрерывной линии от фланга до фланга. Частным примером был циркумвалацион, однако и вдалеке от крепостей линии возводили либо на поле сражения либо на предполагаемом пути неприятеля. Так, петровские войска построили линии в 1704 г. для надежного блокирования крепости Нарвы со стороны Ревеля, откуда гарнизон только и мог получить помощь. Идея принадлежала новоназначенному главнокомандующему Огильви – первую линию он велел построить силами драгун в шести немецких милях от Нарвы, а вторую линию силами 8000 человек «пионоров или работных» в трех милях [1968]. Последняя линия была построена на расстоянии около 20 верст от Нарвы по Ревельскому тракту, она шла по Вайваровским возвышениям от моря на севере до болота у Ампфере на юге. Шесть драгунских полков Карла Ренне были отправлены для рытья окопов 5 июля, 4 августа их сменили девять полков Б.П. Шереметева (драгунам, кроме мортирщиков, не было дела в осаде и штурме) [1969]. Ласковский, ссылаясь на Бутурлина, предполагает, что эта линия имела протяженность 6 верст, но ему не удалось обнаружить более подробных сведений[1970]. Поскольку шведский генерал Шлиппенбах не имел сил для оказания помощи Нарве, а свежего сикурса из-за моря, как в 1700 г., к шведам не пришло, построенные драгунами линии так и не были атакованы. Шведы их пересекли в ином направлении и при иных обстоятельствах – в конце августа сдавшийся шведский гарнизон Ивангорода уходил к Ревелю, и один из офицеров заметил, что русские укрепили проходы у Pihaseggi и Silaneggi с таким искусством, что преодолевать их было бы крайне сложно [1971]. Сегодня на восточной окраине г. Силламяе между таллинской трассой и побережьем можно увидеть остатки той линии – вал и ров отчетливо читаются на рельефе, а на спутниковых снимках хорошо видна линия с несколькими обращенными на запад реданами и бастионами. Надо отметить, что идея была вполне в духе времени. В 1708 г. Евгений Савойский вел осаду французского Лилля, а герцог Мальборо прикрывал союзника своей обсервационной армией; не полагаясь на маневр, герцог перерыл проходы окопами настолько сильными, что французы не решились их атаковать [1972].
Другая попытка построить линию и держать в ней оборону относится к 1708 г., когда произошло одно из немногих крупных полевых столкновений между русскими и шведами – сражение при Головчине 3 июля. Позиция русской армии на восточном берегу реки Бабич была прикрыта непрерывной линией ломаного расположения. В шести местах эту линию поддерживали отдельно стоящие батареи, и промежутки между окопами и батареями представляли безопасные и удобные выходы для войск. Головчинская позиция имела значительную протяженность, несоразмерную с количеством оборонявших ее войск, а также малую глубину и препятствия в тылу, которые мешали свободному маневрированию и отступлению [1973]. Стремясь перекрыть все возможные пути переправы для шведов, русское командование растянуло линию обороны и разделило армию на несколько изолированных частей. Карл XII в очередной раз продемонстрировал свой тактический талант: лично произведя разведку, он отвлек северный фланг русских и нанес концентрированный удар по дивизии князя А. И. Репнина. Ночная атака через болото и брод под огнем дались шведам нелегко, но из-за растерянности и нескоординированности действий русского командования переправа каролинов завершилась успешно, а петровские войска отступили, не исчерпав всех возможностей обороны[1974]. Несмотря на то, что в планы русского командования не входила упорная оборона и отступление предусматривалось, за проигранный бой при Головчине перед военным судом предстали генералы Чамберс, Гольц и Репнин. Материалы разбирательства наглядно иллюстрируют, с какими проблемами сталкивалась армия при обороне в окопах.
В допросе на военном суде Репнин поведал о позиции, которую занимала его дивизия в сражении: «Положение места в длину около 700 саж., ширина не равная, в одном месте можно было поставить баталион, в ином два, и в ином и три [в глубину. – Б. М.]… Фрунт был построен лицом к реке и для незапного неприятельского нападения зачат был делать транжамент который при наступлении неприятельском еще не совсем был в готовности, а именно в самом том месте, которую неприятель атаковал, сделано было того транжементу только вышиною в колено, а и зачат в том месте транжамент делать той ночи в которую неприятель атаку чинил… При приходе неприятельском пушки были каждая при своем баталионе, для того что батареи были не отготовлены; токмо для неприятельских набегов и для очищения моста три пушки поставлены во дворе крестьянском, который был по левую руку близ мосту»[1975]. Укрепления оказались скорее номинальными, они не представляли защиты для обороняющихся и препятствия для наступающих.
Дивизия к моменту начала сражения находилась на позиции уже четыре дня, но строительство укреплений было начато слишком поздно. У генерала на этот счет были свои объяснения, хотя очевидно, что ни одна из перечисленных им проблем не была неразрешимой. Итак, сначала не были собраны все люди, потом не хватало инженеров, которые работали на другом участке позиции («на первом транжаменте, который против Головчина»); за инженерами посылали три раза, но когда они наконец прибыли и разметили будущий ретраншемент, оказалось, что «к тому потребных фашин вскоре отготовить было не возможно» и работы так и не начались. Затем ночью не работали из-за ночной темноты и дождя; а на третий день солдаты были отправлены на заготовку фашин для другого участка. Лишь вечером перед нападением шведов войска Репнина приступили к постройке своего «транжамента» и, естественно, не успели его закончить [1976].
Причиной отступления перед неприятелем была не только недостаточность укреплений, но и неожиданность нападения на участке прорыва. Репнин на допросе поведал, что о внезапной атаке на позиции дивизии должны были предупредить «на карауле у пушек… капитан… Карцов с командрованною ротою а при мосту гренодерский порутчик с двумя капралствы гренадеров»[1977]. «Который офицер у моста стоял такой указ имел, что при приходе неприятельском мост разорить, и по тому указу исполнил»[1978]. В ожидании неприятельского наступления было велено, «чтоб как офицеры, так и рядовые были всегда в ружье, также которые были и на работе, и те свое ружье всегда б имели при себе»[1979].