Генерал посылался в траншеи, чтобы отвечать за выполнение задач («чтоб государево дело было исполнено и в опрошах во всяких делах чинить за что отповедь мочно давать») и находился там до тех пор, пока не прибудет другой ему на смену и не примет дела. Так же и майор при работниках не должен был уходить, не сдав пост следующему майору. В частности, 11 июля «все дело в апрошах управлять» было велено майору Преображенского полка фон Кирхену. 10 июля фельдмаршал Огильви отправил в траншеи к генерал-лейтенанту Шонбеку письмо, в котором, очевидно, описывался порядок смены генералов в апрошах. Генерал-инженер указывал работникам, что именно делать; он мог попросить работников «в прибавок», и тогда солдаты шли в апроши с оружием, во время работы клали его рядом с собой, а по выполнении задания уходили на свои прежние места[314].
Работы велись военнослужащими и иногда гражданскими; например под Нарвой 11 октября (н. ст.) 1700 г. к осадным работам приступили «с 2000 солдатами и с 500 мужиками»[315]. О других случаях участия гражданского населения в осадных работах сведений практически нет. Известно, что в июле – августе 1704 г. из Пскова к Нарве и Дерпту отправлял работных людей К. А. Нарышкин[316], однако они потребовались для укрепления и восстановления уже взятого Дерпта и возведения укрепленной линии на дальних подступах к Нарве, а не для работы в шанцах.
Вобан писал, что если следовать его рекомендациям по организации работ в сапах (мотивировать работников деньгами и своевременно снабжать их достаточным количеством материалов и инструментов), то «можно надеяться, что они 80 тойзов в сутки зделают» [317]. В реальности, скорость строительства шанцев зависела от целого ряда факторов. В 1700 г. на дальних подступах к Нарве за одну ночь траншея «подавалась» вперед на 110, 120, 200, 70, 100, 120, 100, 150, 60, 36, 40, 70, 80 шагов, а уже под самыми палисадами и во рву скорость работ заметно падала (4, 5, 20 шагов) и потери увеличивались [318]. Под Дерптом с 10 по 15 июня солдаты шести полковников (т. е. полков) сделали 251 сажень «линей»: «К городу начали идти опрошами от обозу господина генерал – фельтмаршала и кавалера июня против 10-го числа, снизу реки Омовжи, Вилим фон Швейдин, Иван фон Делдин с полками и зделали линеи 44 сажени; в 11-м числе Савва Айгустов, Николай Геренок – 48 сажен; в 12-м числе Иван Мевс, Петр Гасениюс – 47, в 13-м – 40, в 14-м – 41, в 15-м – 31, и того 112 сажен зделали вышепомянутые полковники, переменяясь посуточно» [319].
Характер почвы заметно влиял на скорость работ. Боргсдорф писал, что простая земля позволяет с наименьшими трудозатратами строить траншеи достаточно глубокие и с достаточно крепким бруствером; каменистая, песчаная или болотистая почва требует возведения высокого бруствера из приносной земли – а это делает работы более продолжительными и уязвимыми для вылазок и пушек неприятеля[320].
Во время второй нарвской осады шведы из крепости видели, как русские строят траншеи из большого количества туров[321]. Объяснение тому можно найти в подписи к плану осады из Книги Марсовой, где показаны «апроши или шанцы, которые ради каменистой земли все насыпаными турами взведены суть» [322]. Еще в первую осаду Алларт отмечал, что почва вокруг Нарвы слишком камениста и неудобна для земляных работ[323].
В марте 1710 г. под Выборгом начатые осадные работы осложнялись замерзшей и каменистой почвой, поэтому бруствер траншей, по недостатку земли, составлялся из мешков, наполненных шерстью: «К оной крепости приближались апрошами, которые с великим трудом приводили, ибо в то время еще там были великие морозы, к тому ж и ситуация кругом той крепости камениста, от чего немалое было помешание; однако ж, хотя и с трудом, апроши привели к морскому проливу, который под самым городом в расстояние мушкетной стрельбы (в чем много помогли мешки с шерстью, где голые каменья были)» [324]. Каменистая почва заставила отказаться от обычных траншей и вести подступы, «которые были расположены на поверхности земли, прикрыты турами больших размеров, наполненными приносною землею и земляными мешками» [325]. Твердость грунта настолько осложняла работы, что подступы велись не там, где того требовала целесообразность, а там, где были участки мягкой почвы, – этим объяснялось и неправильное расположение апрошей и отказ от строительства запланированной параллели [326] В ту осаду из-за местного ландшафта пришлось столкнуться с многочисленными трудностями и понести некоторые потери. Адмирал Апраксин жаловался царю 29 мая: «В работе великий труд: пришли великие болота и каменья и неприятели зело людей тратят»[327].
Случалось, что осаждающие производили лишние и ненужные работы. Шереметев из-под Дерпта сообщал Меншикову, что построенные с начала осады батареи оказались бесполезными – на выбранном участке брешь было не пробить, т. к. стена в этом месте была укреплена земляной насыпью (об этом сообщил перебежчик лейтенант Розелиус). 21 июня 1704 г. фельдмаршал со своими подчиненными старшими офицерами и инженерами устроил совет о выборе другого места для бреши, но сомневался, что лучшее место найдется. Единственный альтернативный вариант – штурм через реку – представлялся командующему трудным[328]. Тем не менее этот второй путь и был выбран царем. Приехав в осадный лагерь под Дерптом и осмотрев вырытые траншеи, Петр писал Меншикову: «Двои апроши с батареями принужден бросить, за их неудобством, третью переделать и, просто сказать, кроме заречной батареи и Балковых шанец, которые недавно перед приездом нашим начаты, все негодно и в туне людей мучили» [329]. Болотистая почва вокруг города затрудняла строительство траншей. Царь увидел, что старые апроши велись там, где почва более сухая, а не там, где выгоднее атаковать крепость («не в том месте, где фортеция слабее, но где всех мест крепчае, ведены были только для того, что сухое место»[330]). Исправляя положение, Петр перенес работы и сообщал своим соратникам, что Дерпт «великим болотом окружен, где наши солдаты принуждены как в апрошах, так и при сем случае [при штурме. – Б. М.] по пояс и выше в воде брести» [331]. Под Нарвой в 1704 г. осаждавший произвел много работ, без которых, по мнению Ласковского, можно было обойтись: «К чему например, такое распространение фальшивой атаки и соединение ее с главною ходами сообщения? Производство таких огромных работ, при неблагоприятном грунте и в близком расстоянии от крепостных фронтов, конечно не обошлось без значительных потерь» [332].
Постепенно противники в траншеях приближались друг к другу настолько близко, «что можно друг ко другу бросать камнями», как сообщал Я. В. Брюс П. С. Салтыкову из-под Полтавы 18 июня 1709 г. [333]. И камнями действительно бросались: «В мою траншею, кроме того, были запущены три гранаты, а также камни и поленья. Находясь вблизи от неприятеля, я швырял камни в них, они в меня», – записал о полтавской осаде швед Роберт Петре[334]. Тот же мемуарист записал, как однажды Карл XII посещал траншеи, и осажденные попали в него дохлой кошкой. С одной стороны, это было малоприятное и обидное оскорбление, но осажденные таким образом решали и утилитарную задачу – избавить запертую крепость от потенциального источника заразы.
Несмотря на напряженную обстановку в траншеях, противники на близко расположенных друг от друга постах могли обмениваться репликами; о таком случае упоминает «Обстоятельная реляция о взятии града Выборха»: «Неприятельские часовые караульные спрашивали у наших часовых, которые стояли в ближних шанцах, чтобы сказали про тот флот, что их ли шведской или российской на что наши часовые ответствовали им, что наши, а не их (и оттого неприятели пришли в канфузию)»[335].
Близость апрошей позволяла дезертирам проще уходить на сторону противника. «Выходцы» из осажденных шведских крепостей часто перебегали в русские апроши. Однако в 1700 г. в Нарву к шведам дезертировал офицер из русского осадного лагеря: «Ноября в 10 день капитан от его царского величества гвардии, и первой бомбардирской роты именем Яган Гумерт, которой у его царского величества зело в близости был, безвестно пропал: о котором чаяли, что либо утонул, либо в полон взят. Но он воровски к неприятелю ушел, и им о всем состоянии войска нашего и о намерениях его царского величества объявил» [336].
В траншеях под огнем
Защитникам крепости имело смысл активно обстреливать осаждающих артиллерией, пока те не соорудили свои батареи и пока работники копали траншеи открыто, т. е. при самом начале траншей. Для освещения целей ночью из крепости стреляли «светлыми ядрами» – осветительными снарядами. «И как он [осаждающий. –