События в Батурине, где царским войскам пришлось брать штурмом гетманскую столицу, стали для Петра предостережением, что для надежности в украинские города необходимо было вводить русские полки; а казакам Батурин ставился в пример того, что ожидает перебежчиков. В письме от 9 ноября 1708 г. к казакам и старшине Прилуцкого полка царь подчеркивал требование беспрепятственно впускать царские войска в крепость: «Буде же кто дерзает сему нашему, великого государя, указу учинитися ослушен и ево, генерала нашего маеора, впустить с войском во оной не похощет, и с теми також учинено будет, как и с седящими в Батурине, которые, ослушался нашего, великого государя, указу, войск наших не впустили и взяты от наших войск приступом, а которые противились, те побиты, а заводчики из них кажнены»[739]. Аналогичное требование в тот же день было отправлено коменданту Белоцерковского замка[740]; а князю М. М. Голицыну Петр писал: «Буде ж казаки добровольно впустить наших людей не похотят, то потрудись, чтоб оный город силою взять, и тогда и над оными, как с изменниками, поступить, и город и замок тогда вовсе разорить»[741]. Позднее, 28 ноября 1708 г., когда сложилась угроза захвата Полтавы шведами или перехода полтавского гарнизона на сторону Мазепы, Петр отправил указ князю А. Г. Волконскому, где значилось: «Ехать к Полтаве с Ынгермонланским полком и… тшитца всякими мерами добротою весть людей наших в город… Буде же (от чего Боже сохрани) запрутца и конечно боронитца захотят жестоко, тогда… штормовать оной город (буде в нем знатного числа шведов прежде его не прислано) с помощиею Божиею и завотчикоф взять. В протчем все, что непритяелю к убытку, а нам к ползе, – чинить с помощию Божиею, как доброму и чесному человеку надлежит, потом ответ дать»[742]. В декабре 1708 г. Полтава была всего лишь одним из многих городов, куда входили русские гарнизоны, и никто не мог предполагать, какие испытания были уготованы горожанам и гарнизону. Бригадир Волконский докладывал Меншикову: «По указу его царского величества и по приказу вашему с полком Ингерманласким в Плотаву пошел декабря дня 3-го. Из того города жители, наказной полковник, и старшина, и казаки и мещане приняли ласково стречею за городом» [743].
Однако эксцессы случались и несмотря на явную заинтересованность русского командования в том, чтобы не отталкивать украинское население недружественными действиями. В эпоху, когда профессиональные военные практически не делили мирное население на «свое» и «чужое», офицеры, солдаты и казаки могли рассматривать в качестве военной добычи даже города своего государства. Местечко Ромны было занято шведами с 18 ноября по 18 декабря 1708 г., а на следующий день туда вошли русские войска. О произошедшем царю сперва сообщил адъютант А. Ушаков 19 декабря: «И пришли со оными [бригадиром Фасманом и полковником Витераннером (Ветеранием). – Б. М.] в Ромен декабря 12 (19?) дня в ночи, и оные командиры не поставили караулов, как пришли в местечко. Которые тутошние народы обрадовались приходу нашему, и радость их превратилась в печаль: домы их пришли в разорение, якобы по повелению вышних командиров. При них командированные драгуны храмы отбивали и домы их грабили, а на них смотря и казаки и иные тожь чинили. И потом оные командиры приказали то местечко и слободы жечь. И я в том им воспрещал; истинно чаял я, что по указу вашего величества, и как после пришел господин генерал Аларт, и в том имел великое сумнение, что разорили без повеления»[744]. Сам генерал Алларт в тот же день отправил письмо с подробностями.
«Вашему царскому величеству доношу всеподданнейше, что я к вечеру вчера со всею кавалериею сюда [в Ромны. – Б. М.] пришел, також и генерал-лейтенант Гейнски з двумя баталионы пехоты, которая на сани посажена. И как я сюда пришел, и хотя партия под командою полковника Ветерания без потеряния и одного человека сюда счастливо в Ромну на разсвете вошли, и никого здесь не застали, кроме 1 шведского капитана, 1 порутчика и 1 прапорщика и сих в росписи объявленных особ. Офицеры пришли сами к полковнику Ветеранию и добровольно отдались, и желают у вашего величества службу получить, ибо они из войска левенгауптова, и как их полки в ыные розделены, и того ради они по се число волантерами были. И также ожидаю указу, что изволите о сих полонянниках и о волентерах чинить. А как я з генералом Гейнскином сюда пришел, то все здесь застал в наивящей конфузии: все домы во всем городе разграблены, и ни ворот ни одних не осажено [т. е. к городским воротам не были приставлены караулы. – Б. М.], ни главного караулу не поставлено, и ни малого порядку для унятия грабежу не учинено, и все салдаты пьяны, и ежели б 300 или 400 человек от неприятеля пришло, то б мочно их лехко без труда паки вон выбить. И я, то увидя, все труды приложил з генералом-лейтенантом Гейнскином, дабы все зло отвратить: и осадил все пятеры ворота здешние, и поставил главной караул, но добытчики [т. е. мародеры. – Б. М.] потом стами из города вон пошли. И тако сие отчасти поусмирено. Також они сей город в 4-х или 5-ти местах зажгли, которое утушено, кроме шпиталу, который згорел. И по сим непорядкам может ваше величество разсудить, каково честному генералу то досадно такие конфузии видеть. Того ради не мог оставить для исполнения справедливости и ради моей чести, а особливо к содержанию вашего величества службы, ради неискуства, сих командантов бригадира Фастмана и полковника Ветерания за арест взять, отчасти понеже они вашего величества интерес мало во осмотрении имели и грабежу не запретили и никого за арест взять не велели, и потом, чаю, что иногда они сами в том участие имеют, которое впредь по розыску явится, и не могут они никогда доказать, чтоб они какой указ от меня и от генерала Гейнскина имели, чтоб повелено было им в городе грабить. Я велю еще более тех офицеров за арест взять, которые сами грабили»[745].
По этому эпизоду, нашедшему отражение в украинской летописи («пред рождеством христовым донци и великоросияне напавши на Ромен, зграбовали»[746]), было назначено расследование и обещано суровое наказание. Г. И. Головкин приказывал майору Бартеневу: «Офицеров в Ромнах (по розыску) казнить смертию на страх другим, а рядовых, буде меньше 10 человек, то казнить третьего, буде же больше 10 человек, то седьмого или 9-го. Также накрепко розыскать о главных офицерах, не было ль от них позволения на тот грабеж. И потом с оными полковниками, и аудитором и розыском приезжай сюды, не мешкав по учиненной казни над вышереченными; казаков – [каждого. – Б. М.] двадцатого» [747] Бартенев получил также царский указ: «Которые афицеры и рядовые приличатца в ромейской рухледи, и тех послать в Ромну и там повесить» [748]. Подробностями о результатах следствия мы не располагаем; мы знаем лишь, что Ветераний в 1710 г. был переведен полковником в Пермский драгунский полк, в октябре 1711 года, занимал бригадирскую должность, командуя тремя драгунскими полками, расквартированными после Прутской кампании в Рославле[749], а в 1720 г. был пожалован в бригадиры. Этот офицер, кстати, до русской армии успел послужить в шведской и в польской [750].
Во избежание подобных инцидентов, еще в октябре 1708 года при перенесении боевых действий на территорию Гетманщины, Б. П. Шереметевым был опубликован царский указ «всем малоросийского народу жителям, дабы из городов, сел и деревень, на которые пойдет войско его царского величества, никто не выбегал, понеже жителям никаких обид и разорений и грабителств и протчаго своеволия чинено не будет, и заказано о том в войске под смертною казнию. Чего ради малоросийского народу жителям хлеб и скот и живность и иной всякий харч привозить на продажу в войско его царского величества безо всякого опасения, что у них покупано будет поволною настоящею ценою. А естли кто дерзнет оным какую обиду и разорение учинить, и те безо всякие пощады восприимут по суду наказание. И кому какая из жителей малоросийских обида приключитца, тому о том объявлять нам самому»[751]. 20 декабря вышел очередной указ на ту же тему: «Повелеваем мы, великий государь, всем вышеимянованным как войск наших великоросийских, обретающихся в Глухове и в Глуховском уезде, офицерам и рядовым, так и прочим всяких чинов людям, которым чрез те места ехать случитца, дабы в том городе Глухове и в уезде Глуховском жителям никаких обид и разорений отнюдь не чинили и провианту и фуражу, кроме определенного, без указу, також и подвод без подорожных самоволно не брали под опасением за своеволство офицеры – воинского суда, а рядовые – наказания» [752].
Впрочем, как только возникала опасность занятия города неприятелем, гарнизон должен был уничтожить все, что могло послужить к снабжению вражеской армии; такой приказ Петр дал генералу Алларту 19 декабря 1708 г. относительно гарнизона Ромен: «Ежели неприятель придет силной, то б субстанцию, то есть правиянт и фураж, сожгли (а строенья отнюдь не палили)» [753]. Не исключено, что превратное толкование аналогичного приказа и стало причиной описанного выше ромейского разорения.
В условиях, когда со шведским вторжением малороссийское казачество (и в первую очередь гетманская старшина) раскололось на сторонников Мазепы и на верных русскому царю, правительство принимало разнообразные меры к сохранению лояльности. Надежной гарантией становились родственники; в частности в записках генералиссимуса