<…> Король Карл, слышав о побеждении и о проходе с войском брегадира Головина чрез весь лагерь и вшествии в Полтаву, пришел в дишпарад, и в великой ярости многажды обнажал шпагу и говорил, что те, кои сей пропуск учинили, достойны смерти, ибо неслыханное неосмотрение и неосторожность учинили, и всех бывших на первом карауле осудя на смерть, повелел арестовать»[982]. Интересно, что находившийся при шведской армии ирландец Дж. Джеффрис сообщал схожие подробности: русским удалось миновать шведские караулы благодаря голландскому офицеру, который сказал часовым, что с ним идет шведский отряд [983]. Так или иначе, успешный проход сикурса в Полтаву остался единичным случаем, не повлиявшим радикально на судьбу города, – дальнейшая коммуникация через Ворсклу была прервана шведами, а отряд Головина был разбит на вылазке на следующий же день. Вероятно, основным ощутимым результатом прихода сикурса было пополнение запаса пороха и свинца – каждый солдат бригадира принес на себе в осажденный город по 40 патронов [984]; несомненно, успешный приход подкрепления положительно повлиял на моральное состояние гарнизона, жителей и всего русского войска.
Однажды осаждающий воспользовался тем, что осажденный с нетерпением ждал сикурса. В начале лета 1704 г. русская армия под командованием самого царя стояла под стенами Нарвы, но формальную атаку крепости не начинали – не хватало артиллерии и, памятуя 1700 г., опасались сикурса. Шведский гарнизон генерал-майора Горна сидел в осаде, вспоминая чудесное избавление от «московитов» в ноябре 1700 г.; сравнительно неподалеку маневрировал отряд генерала Шлиппенбаха, который имел приказ короля идти на выручку Горну (в итоге за все время осады он так и не смог подойти к осажденной крепости, но знать этого заранее ни русские, ни шведы не могли). 7 июня русским стало известно от перебежчика, что Шлиппенбах с трехтысячным войском стоит в Ракобурге (Раквере, чуть более 100 км от Нарвы)[985]. Осаждающие нуждались в языках из крепости (требовалось «некоторых добрых офицеров взять, дабы о подлинном состоянии ведомость получить, потому что на ведомости от простых полоняников и переметчиков полученные невозможно было надеяться»), они знали, что гарнизон ждет сикурса, и они наблюдали, что комендант охотно высылает большие вылазки (незадолго до этого против 600 конных московитов Горн выслал 100 рейтар и 1200 солдат)[986]. Очевидно, это стечение обстоятельств и навело Меншикова на мысль сымитировать приход сикурса, чтобы спровоцировать гарнизон на вылазку во главе со старшими офицерами и завести их в ловушку.
Об этой необычной операции подробно рассказывает целый ряд источников: «Описание сражения, происходившего 8-го июня…» из Походного журнала 1704 года, записки князя Б. И. Куракина, журнал барона Гизена и Адлерфельд со шведской стороны. По версии «Описания…», со всей русской армии были собраны кафтаны и епанчи (плащи) синего цвета, а также шляпы с белой обшивкой. Это платье, своими цветами схожее со шведским, было одето на два полка пехоты и два полка драгун. По другой версии, были выбраны полки, носившие мундир шведских цветов (синего и серого). Можно упомянуть малоизвестную и, видимо, наименее правдоподобную версию А. Гордона о том, что для переодевания были взяты темно-синие кафтаны с желтыми отворотами с пленных шведов [987]. Так или иначе, под белыми и желтыми знаменами эти части вполне стали походить на шведское войско; сходство усиливалось тем, что «экзерцицию», т. е. ружейные и строевые приемы, использовали тоже шведскую, а не русскую. Роль генерала Шлиппенбаха играл сам царь Петр. 8 июня, после обеда во втором часу «притворное швецкое войско» пришло со стороны Ревеля (откуда гарнизон мог ожидать помощи) и сбило передовой московский караул. Подойдя на расстояние прямой видимости из крепости, «шведы» подали осажденной крепости сигнал («лозунг» или «гасло») из двух пушек, гарнизон ответил тем же сигналом.
Приблизившись еще и сбив второй караул осаждающих, «сикурс» подал следующий сигнал из четырех пушек и получил такой же ответ[988].
Сделаем небольшое отступление, чтобы поговорить о подававшихся сигналах. Участник событий князь Б. И. Куракин объяснял назначение обмена лозунгами как систему опознавания своих: «Чрез то друг друга знают, что тот идет и есть тут; а те ведают и надежны»[989]. В шведских войсках в качестве лозунга использовали два пушечных выстрела. Например, в самом начале войны, в марте 1700 г., осажденные саксонцами гарнизоны Риги и Динамюнде обменивались двойными выстрелами, давая знать друг другу, что оборона продолжается [990]. По-видимому, шведский сигнал был хорошо известен русским. Из морской практики было известно, что шведские крепости салютовали военным кораблям четыре и торговым – два раза, в то время как в других государствах стреляли нечетное количество раз [991]. Двойным выстрелом Карл извещал Нарву о своем подходе с высот Лагна за 10 верст от города 18 ноября 1700 г. [992] Такой же сигнал давали шведские корабли, подходя к Ниеншанцу 2 мая 1703 г., но из только что захваченной крепости двумя выстрелами им отвечали русские, «чтоб на тех кораблях не дознались о взятье города»[993]. Осажденный Дерпт подавал лозунги по утрам и вечерам – по две ракеты и по два выстрела [994] 16 августа 1710 года к уже занятому Пернову подошли пять шведских кораблей и выпалили свой традиционный сигнал; русские артиллеристы из города ответили тем же, после чего с кораблей на лодках в крепость были отправлены солдаты с провиантом – они были захвачены в плен лишь только достигли берега [995]. 20 июня 1710 года шведские корабли подошли к Выборгу и дали обычный лозунг из двух пушек; русские в этот раз не стали скрывать своего присутствия и ответили своим лозунгом – из трех пушек[996]. У союзников сигнал был также, по-видимому, тройной; в начале сражения при Клишове в 1702 г., подавая тревогу в польско-саксонской армии, дали залп лишь две пушки, и было отмечено, что третья не выстрелила[997].
Так вот, с помощью поданных сигналов на нарвские крепостные стены пригласили зрителей – коменданта Горна со старшими офицерами, а также «со тщетной радости не токмо все люди, но и малые дети выбежали смотреть и чаянному генералу Шлипембаху, со воздетыми руками, тысящекратного счастия и благословения желали» [998]. В городе «была для мнимого того сикурсу такая радость и веселие, что во все колокола звонили и разставливали по улицам столы с яствою и питием, и всяк для смотрения бежал на городскую стену» [999]. Представление можно было начинать.
«Шведы» Петра и русские Меншикова построились в боевые порядки на открытом месте друг напротив друга и начали сближаться со стрельбой (из мушкетов стреляли пыжами, а из пушек – ядрами поверх голов). Затем «шведское» правое крыло (этот фланг был ближе к городу, и на нем следовало показать самую зрелищную часть маскарада) атаковало московитское левое крыло, которое «по некоторому учиненному супротивлению стало уступать и нарочно мешаться»; комендант и горожане могли ясно видеть со стен, как «шведский» строй ведет упорядоченный огонь, в то время как русские беспорядочно отступают, снимают караулы и шатры в лагере, запрягают лошадей для общего бегства [1000]. Эта картина полностью уверила коменданта в том, что к нему на помощь прорывается сикурс и что навстречу ему необходимо выслать вылазку. За пределы крепости была отправлена кавалерия и пехота (100 рейтар и 1200 солдат с четырьмя пушками по русским данным и по шведским – 800 пехотинцев полковника Лоода и 150 рейтар подполковника Мурата). Тем временем пехота «обоих дружелюбных неприятелей» палила друг по другу холостыми патронами, и «шведы» медленно теснили русских все ближе к городу – где они могли бы более выгодно атаковать вылазку и отрезать ее от крепости. В лесу в засаде с той же целью встал драгунский полк Ренне. Все было готово к тому, чтобы захлопнуть ловушку: «Которым образом из сей малой игры удобно бы большая комедия и знатная нечаянная победа могла учиниться»[1001].
Конные офицеры от «притворных шведов» во главе с полковником Арнштедтом (представителем польского двора) выехали вперед навстречу вылазке, как бы приглашая к себе офицеров гарнизона (ведь задача всей игры заключалась в получении информированных языков). И действительно, к ним, оторвавшись от основной массы войск, поспешили кавалерийские офицеры подполковник Марквард (Адлерфельд ошибочно указывает на полковника Карла Мурата, который попал в плен позднее при взятии Нарвы) с ротмистром и тремя корнетами. Встретившиеся офицеры «друг друга поздравили…. обнимались и целовались и толь дружелюбно меж собою обходились, что они будто друг с другом склеились»[1002]. Полностью потерявших бдительность шведов разоружили и взяли без боя; так же поступили с другими шведами, которые на радостях въезжали прямо в строй русских драгун полка Горбова в синих епанчах. И хотя русским солдатам было строжайше приказано не поднимать шума, чтобы не спугнуть шведов, заманить всю вылазку не удалось – один из шведских офицеров, пьяный, обнаружив себя окруженным врагами, не дал себя разоружить, «пистолью сам себя отчаянным образом застрелил и тем прочих от приближения отпужал»