[1080]. Комендант Нарвы, стараясь продлить начавшееся перемирие, насильно удержал у себя русского барабанщика, который 6 августа принес в Нарву очередное письмо с предложением сдачи, однако уловка не удалась. Когда русским стало ясно, что шведы не хотят отпустить барабанщика, они обрушили на город множество бомб и каленых ядер, не дожидаясь выхода своего парламентера [1081].
Отправка барабанщиков к неприятелю является распространенным сюжетом реляций об осадах Северной войны. В 1702 г. шведский барабанщик из Нотебурга доставил в русский лагерь письмо нотебургской комендантши «во имя всех офицерских жен… о позволении зело жалостно, дабы могли ис крепости выпущены быть»; царь ответил в том смысле, что не смеет разлучать жен с мужьями и чтобы «изволили б и любезных супружников своих с собою вывесть купно. И с тем того барабанщика, потчивав, отпустил в город» [1082]. При осаде Ниеншанца, 30 апреля 1703 г., когда все осадные батареи были готовы открыть огонь по городу, к шведам был отправлен трубач «с увещевательным о сдаче города письмом». Трубач сыграл шамад, ему ответили барабанным боем, после чего к нему выслали офицеров. Внутрь крепости трубача проводили окружным путем с завязанными глазами, которые развязали лишь в хоромах коменданта; там комендант зачитал письмо при своих офицерах, но ответ дал лишь через 6 часов, когда русские потребовали вернуть трубача [1083].
«Увещевательное» письмо к ниенскому коменданту И. Аполлову с предложением сдаться звучало следующим образом: «Не похочет ли господин комендант и весь гарнизон в разсуждении своей слабой обороны Его Царского Величества милость искусити, и ту крепость на добрых и полезных статьях здати, в противном случае веема никакого договору получити не возмогут!»[1084].
Посланного в Ниеншанц трубача звали Готфрит, и в предыдущую кампанию (1702 г.) он также участвовал в переговорах – его отправляли парламентером в Нотебург [1085]. В 1703 г. Меншиков отправил в Стокгольм с письмами своего «трубача Антона Цола» [1086]. Под Нарвой в 1700 г. вместе с попавшими в плен иностранными лекарями, аптекарями и пасторами перечислены трубачи Антон Шот и Фабрициюс [1087]. Очевидно это были наемные музыканты-иностранцы, которым было легче объясняться со шведами. В полках русской армии было два типа музыкантов. Наиболее многочисленными были ротные музыканты (барабанщики), которые выполняли в строю роль сигнальщиков; очевидно это были русские люди невысокого социального и образовательного уровня. При полках существовали также оркестры («хоры») профессиональных наемных музыкантов («гобоистов») – иноземцев и их учеников. Трубачи, чьи имена нам известны, видимо, относились именно к этой категории.
Впрочем, услугами трубачей-иностранцев пользовались далеко не всегда. Из истории нарвской осады 1704 г. видно, что для пересылки корреспонденции русская сторона отправляла барабанщика, а шведская – трубача. Под Копорьем, перед тем как начать бомбардирование, фельдмаршал Шереметев отправил в крепость барабанщика с письменным предложением сдаться, но «посланное письмо Копорской камендант в воротех принял и, высмотря о чем было писано, отказал и его отпустил назад» [1088]. Однако уже скоро, с помощью барабана, он сообщил об изменении своего решения: «Не стерпя от бомб наших великого утеснения и видя изнеможение силы своея, по барабанном бою, вышед из тое крепости, сам комендант с офицеры просили пардона со слезами» [1089]. Аналогично поступил в мае 1703 г. после начала бомбардировки гарнизон Ям: «от утеснения наших бомб видя изнеможение свое, выслали барабанщика, чрез которого просили, дабы им живот даровать и отпустить из города с женами и с детьми…» [1090]
В июне 1704 г. нарвский комендант не впустил в крепость русского барабанщика, когда тот принес письмо, а велел прийти за ответом на следующий день; на этом основании русские позднее не впустили шведского трубача к себе в лагерь[1091].
Русские войска за годы войны гораздо реже, чем шведы, обороняли крепости и, соответственно, реже получали предложения о сдаче. О таких случаях повествует в первую очередь Дневник военных действий Полтавского сражения, где упоминается, что русский комендант Келин получил от шведов 7 писем, но на все ответил отказом[1092]. Текст «Дневника» подразумевает также, что во время осады Полтавы коменданту и гарнизону делались предложения сдать крепость за денежное вознаграждение: «Фельдмаршал [Реншильд] до того времени писал к нему коменданту, чтоб от него с войском в крепость Полтавскую был впущен, за что обещал дать ему с осадными сумму денег знатную» [1093].
После захвата пленных в ходе вылазок или других боев у сторон появлялся еще один предмет для переговоров – имущество пленных офицеров. Известно, что русский барабанщик доставил в Нарву письма от полковника Мората и других шведских офицеров, взятых в плен во время недавнего «маскарадного» боя [1094]. В ответ на эти письма Горн отправил с трубачом из Нарвы в русский лагерь «ко взятым шведским полоненникам деньги и платье»[1095]. Лейтенант Альбрехт фон Нумере, взятый при разгроме шведской речной флотилии под Дерптом и раздетый до исподнего, через русского барабанщика просил дерптского бюргера, у которого был на постое, выслать ему в русский лагерь носильные вещи, а остальные – сохранить [1096].
Осаждающий мог позволить переписку между пленными и их родственниками в осажденном городе и использовать ситуацию в своих целях. Например после крупной неудачной вылазки шведов из Дерпта в крепость были доставлены письма двух пленных офицеров и одного пастора, которые рассказывали о своем положении в плену, хвалили русского главнокомандующего Б. П. Шереметева за благородство и великодушие в отношении к пленным, а заодно намекали на то, что дальнейшее сопротивление бесполезно [1097]
После взятия Дерпта русское командование попробовало использовать коменданта этого города полковника Скитте для влияния на осажденных – его отправили в апроши под Нарвой, «дабы виделся с комендантом нарвенским Горном, для уверения, что Дерпт взят и какая милость чрезвычайная от его царского величества ему, коменданту, и всему дерптскому гварнизону показана». Впрочем, Горн не захотел разговаривать с находящимся в руках русских Скитте, и с ним виделись лишь некоторые офицеры нарвского гарнизона[1098]. Месяц спустя ситуация повторилась – теперь уже Горн находился в русском плену и отправлял письмо к коменданту Ивангорода с приказом сдаться; и на этот раз приказу не повиновались на основании того, что Горн был в руках у неприятеля [1099].
Любопытный пример переписки с осажденной крепостью мы видим в 1700 г. 2 октября от имени князя И. Ю. Трубецкого коменданту Нарвы с барабанщиком было отправлено письмо с просьбой «по праву и обычаю христиан всего света» выпустить из осажденной Нарвы английских купцов, как «не должных и не подданных государству Свейскому», чтобы они в ходе боевых действий «напрасно разорены и побиты не были». (Эта просьба была инициирована английскими купцами из Москвы, которые с началом конфликта били челом государю о своих товарищах, застигнутых войной в осажденном городе.) При этом коменданта заверяли, что купцы, если их выпустят из крепости, не станут для осаждающих источником секретной информации, поскольку русские уже захватили достаточно осведомленных офицеров и солдат, которые сообщили гораздо больше, чем могли бы сообщить купцы [1100]. Одновременно к тем купцам было направлено незапечатанное письмо, в котором их (находящихся в осажденной неприятельской крепости!) просили продать русской армии за «пристойную цену» некоторое количество «виноградных новых вин» [1101].
Обмен провиантом между противниками с трудом вписывается в наши современные представления о блокаде города, однако такие примеры известны. Например из Выборга полковник Стернстролле сообщал адмиралу Любекеру 24 апреля 1710 г.: «Позавчера прибыл русский барабанщик и попросил вина и пива» [1102]. «Зимою [1709–1710 гг. – Б. М.], когда в Риге обнаружился уже недостаток в съестных припасах, генерал Боур прислал Штрембергу целую телегу дичи и получил от него вино, загруженное в ту же телегу»[1103]. Шестью годами ранее тот же Боур, еще в чине полковника, также обменивался гостинцами с комендантом осажденного Дерпта: просил прислать вина в обмен на русскую медовуху. Вино было доставлено с припиской, что город располагает достаточными запасами, для того чтобы и впредь снабжать Боура напитками. По-видимому, в этом и был символический смысл обмена – комендант показывал обилие своих запасов и тем намекал, что от голода защитники не сдадутся.
Сохранились свидетельства приятельского общения офицеров двух армий во время прекращения огня. Во время осады Дерпта полковник русской службы Боур выразил желание пообщаться с ротмистром шведской службы Нольде, которого он узнал во время очередной вылазки. Оказалось, что некогда лейтенант Боур служил под началом Нольде в шведской королевской армии в Эстляндии. Во время перемирия для передачи тел у русских траншей старые сослуживцы общались какое-то время, обмениваясь комплиментами и проявляя учтивость