Таким образом, лестницы оказались недостаточно длинными, и люди не могли даже долезть до проломов. На узкой полосе суши между стенами крепости и водой скопилось большое количество солдат, к которым прибывали подкрепления и которые не могли ни взойти на стены, ни укрыться – шведы сожгли служившую прикрытием для нападавших постройку под стенами и расстреливали их из всех видов оружия. Нападающие несли большие потери и могли отвечать лишь мушкетным огнем и гранатами; реляция показывает большой расход ручных двухфунтовых гранат (4471 шт.) – возможно, их использовали на приступе, а также сравнительно небольшой расход шестифунтовых ядер (500 шт.) – вероятно, ими оказывалась огневая поддержка в ходе штурма[1308].
Длившийся много часов подряд штурм ни к чему не привел, и с берега был отправлен гонец с приказом об отступлении («уже указ послан был для отступления»); также некоторые солдаты стали бежать от «неприятельской зестокой стрелбы», возвращаясь к лодкам. Но приказ не был доставлен в давке и беспорядке боя (посыльный «ради тесноты пройтить до камандира не мог»), а бегство солдат старший офицер князь Голицын остановил, велев увести от острова пустые лодки. Этим шагом он не оставил русским солдатам иного выбора, кроме как продолжать попытки; и шведский гарнизон увидел, что русские не отступят. К тому же шведы видели, как на берегу Невы стали собирать лодки и подводить новые части для переправы к крепости. «И когда сие замешкалось, князь Меншиков (будучи тогда лейтенантом [поручиком бомбардирской роты Преображенского полка. – Б. М.]) суды збирать начел и еще несколко человек людей к берегу явно привел для переезду на помочь нашим. Тогда неприятель, видя такое десператное действо наших, также в 13 часов толь утомлен, ударил шамад»[1309]. Такова версия «Гистории…»; не исключено, что роль Меншикова была подчеркнута сообразно весу князя, обретенному позднее. Но в целом картина штурма в этом источнике подтверждается другими данными.
В «сказке» полковника Мякинина, бывшего в 1702 г. капитаном полка Кашпара Гулица, содержится рассказ об участии в штурме Нотебурга: «Я был в команде полковника Якова Гордона, и командировано со мною было сто человек гренадеров да сто человек фузилеров для подъема и постановки лестниц. И был я на штурме, ставил своею командою лестницы на стену; и в то число побито под лестницами 80 челов. фузилеров да 20 челов. гренадеров и лестницы в действо не пошли. В то же число полковника ранили, майора убили, и командовал я не токмо своею командою, но и другими оставшимися; и последние как пошли напролом и был на проломе я ранен»[1310]. (Отметим, что полковник Яков Гордон попал в шведский плен под Нарвой, но бежал из Стокгольма летом 1702 г. и уже в октябре штурмовал Орешек [1311].) Записки Б. X. Миниха передают личные воспоминания самого царя, которыми тот делился в 1721 г. «Штурм ее, как говорил император, сопровождался большим кровопролитием и потерями, потому что под брешью вовсе не было пространства, на котором войска могли бы собраться и приготовиться к приступу, а между тем шведский гарнизон истреблял их гранатами и каменьями. Князь Михаил Михайлович Голицын, впоследствии подполковник гвардии и фельдмаршал русских войск, провел более двадцати четырех часов в таком положении у бреши. Кроме того, войска, отряженные на приступ, нужно было провозить водою на лодках под артиллерийским и ружейным огнем крепости»[1312]. Несмотря на очевидное преувеличение относительно длительности, общая обстановка при штурме передана достаточно правдоподобно.
Начавшись глубокой ночью, приступ продолжался до вечера (с половины четвертого утра до половины пятого вечера). Видимо, в течение значительного времени войска толпились у подножия стен; после отпуска лодок гвардейскими штаб-офицерами Карповым и Голицыным был предпринят «последний приступ». Майор Карпов был ранен, а Голицын продолжал руководить атакой до тех пор, пока шведы не ударили сдачу (взойти на бреши не удалось и в этот раз). Потери десяти русских пехотных полков, принявших участие в штурме, составили 538 убитыми и 925 ранеными, причем гвардейцы понесли наибольшие потери[1313]. Реляция говорит, что «неприятель, от множества нашей мушкетной, также и пушечной стрелбы, в ту 13 часов толь утомлен и, видя последнею отвагу, тотчас ударил шамад (здача) и принужден был к договору склониться, которой ему способно соизволен»[1314].
Ситуация с отпуском лодок широко известна, однако новую подробность сообщает недавно опубликованная «сказка» Павла Павловича Бернера, прапорщика из полка своего родственника Павла Павловича Бернера. Во время штурма Нотебурга прапорщик был командирован на лодках вывозить раненых из-под стен крепости в лагерь[1315]. Это редкое свидетельство о практике организованной эвакуации раненых в ходе приступа.
Чрезвычайный интерес представляет описание обороны Нотебурга со шведской стороны. «В это время неприятель стал штурмовать все три бреши, которые были заняты следующим образом: в церковной башне находился майор Лейон с 95 чел., в погребной – майор Шарпантье с 75 чел., куртину поддерживали оба отряда, а остальное войско было распределено по другим частям ограды, где неприятель уже готовился, с помощью штурмовых лестниц, ворваться в амбразуры; в резерве оставалось 4 человека.
Первый приступ, продолжавшийся от 1 до 6 часа утра, хотя и был отбит безпрерывным бросанием гранат, но неприятель предпринял тотчас же второй, с свежими и более многочисленными силами. Второй приступ, также произведенный на все три бреши, продолжался до 10 часов утра и был равномерно отбит. Неприятель предпринял третий приступ, но он, хотя и с величайшим трудом, был отбит, как и предидущие.
Между тем в крепости не оказалось более гранат и их стали заменять камнями; вместо пуль также начали употреблять мелко расколотые камни, обнаружился недостаток в кремнях, наконец самые ружья приходили в совершенную негодность. Гарнизон до того был ослаблен, что у майора Лейона из 95 чел. осталось 25, остальные или убиты или ранены; а из 50 чел., пришедших на помощь крепости, осталось под ружьем только 4 чел. Наконец офицеры, доведенные до такой крайности, представили коменданту невозможность долее держаться против неприятеля, и это побудило его приступить к переговорам»[1316].
Нотебургская операция, хотя и окончившаяся успехом, выявила неготовность петровской армии к артиллерийскому и инженерному обеспечению успешного приступа; с другой стороны, русская пехота продемонстрировала мужество, упорство и готовность биться, не считаясь с потерями.
Следующая кампания, 1703 года, прошла для русских войск без штурмов, т. к. осажденные крепости принуждались к сдаче бомбардированием. Очередной по хронологии штурм состоялся чуть менее, чем через два года после нотебургского. В июле 1704 г. Дерпт был взят в результате штурма, к которому не готовились: перед войсками изначально были поставлены ограниченные задачи, и уже в ходе эскалации боя начался общий приступ. Основная русская версия событий описана в Журнале осады Дерпта, опубликованном в Письмах и бумагах Петра Великого: «Во 12 день [июля. – Б. М.] стреляно по всем… 3-м брешам по новой неприятельской работе; того ж вечера посланы 300 человек салдат с подполковником Михайлом Житком для захвачиванья посту у самых палисад… Что неприятели увидев, почаяли приступу быть, тотчас великим многолюдством вышли и крепкий отпор давать учали, что принуждены и с нашей стороны помочь своим дать. То видев, неприятель своих паки умножил, против того и с нашей стороны також учинено; и тако то росло, дондеже нашим места не было (ради многолюдства), а неприятель, то видя, вящее прибавлял своих и чтоб наших при таком случае отбить. И наши, увидев, что указу в закапывании учинить невозможно, мужественным сердцем прорубя палисад, вломились к неприятелю и оного в бег обратили, и ровелин, (который защищал Русские ворота [и к тому времени был сильно разрушен бомбардировкой. – Б. М.]) шпагою взяли, на котором 5 неприятелских пушек обрели; которых поворотя, чрез брешь в ворота стрелять почали, при которой стрельбе и в вышереченную воротную башню вошли, выломав одни затворы, а у других неприятель еще крепко держался. Но когда наши крепко и к другим приступали, то неприятели, в своей десперации привезши полкартаун, дробом по наших стреляли, чрез которой способ вящее сами свою крепость разорили»[1317].
С шведской стороны то же самое описано в журнале коменданта Дерпта: «13-го [июля, по шведскому стилю. – Б. М.] они стреляли с невероятной яростью и бросили великое множество бомб. В половине седьмого вечера я увидел, как неприятель приготовлялся к атаке на полумесяц [т. е. равелин. – Б. М.], который, как уже упоминалось, лежал в руинах, и дал необходимые указания для теплой встречи. Бой был упорным и кровавым, и неприятель уже сделал один проход в палисаде; однако лейтенант, который содержал там пост и у которого почти не оставалось пороха, был так хорошо поддержан посланной мною пехотою, что неприятель был отбит и сброшен с рампы; тем не менее они постоянно пополнялись свежими войсками и продолжали атаку всю ночь, пока в шесть часов утра (14-го) мы оказались не в состоянии оказывать дальнейшего сопротивления, особенно из-за утомления; после чего они проникли вплоть до городских ворот, под которыми сделали ложемент»[1318]