Центром Запорожского войска было укрепленное селение Сечь. Поскольку за свою историю запорожцы не раз меняли положение столицы, в историографии Сечь, существовавшая к 1709 г., называется Чортомлыцкой, по реке Чортомлык, впадавшей в том месте в Днепр по правому берегу[1368]. Прибыв 11 мая к Сечи, полковник Яковлев сначала «искал всяким добрым способом чрез писма и пересылки» склонить запорожцев на свою сторону. Сечевики в то время ожидали своего гетмана Петра Сорочинского, который должен был привести с собой союзников – татарскую орду из Крыма. Поэтому им было выгодно затягивание переговоров. По той же причине время не ждало Яковлева, и он дал распоряжения к штурму: строить шанцы и приступать к городу на лодках. Сечь из-за весеннего паводка оказалась со всех сторон окружена водой, и это затрудняло штурм «сухим путем». Первый приступ оказался неудачным: «При таком жестоком приступе сперва не пощастилося [не посчастливилось] и наших около 200 или 300 при той всей потребе убито, меж которыми и полковник Урн убит и многих офицеров ранено, а которых живьем они, изменники, побрали и тех також страмно и тирански рубили». Затем военное счастье переменилось – к крепости подходила какая-то конница, и запорожцы понадеялись, что это сикурс от крымских татар пришел к ним на выручку. Навстречу сикурсу из крепости отправили вылазку. И тут оказалось, что пришедшая конница – это подмога Яковлеву – драгуны генерал-майора Волконского с казачьим полковником И. И. Галаганом. «И вышли они, воры, на выласку, но, увидя, что помянутой сикурс с нашими войски совокупился, зачали меж собою мешатися, на которых наши вновь набежали и городом щастливо овладели и многих купно с кошевым побили, тако что малое число разве от них ушло». Все эти подробности изложены в письме А. Д. Меншикова царю от 19 мая 1709 года[1369]. Со ссылкой на журнал Якова Брюса Крекшин дает такую трактовку взятия Сечи: «В Запорогах к сечинской крепости начаты работою апроши для знаку, яко бы оная крепость штурмована вскоре не будет, пока не сделаны будут апроши; тогда ж изготовлены суда, на которых из Каменного Затона 1000, а 3000 с сухого пути приступ учинить; и вдруг оную крепость штурмовали, и сей жестокий штурм чрез три часа продолжался» [1370]. По преданию, Чигиринский полковник Игнат Иванович Галаган во время штурма призывал запорожцев сложить оружие, обещал пощаду и даже давал в том клятву, поверив которой сечевики покорились; но затем последовали казни и преследования [1371]. Известна жалоба запорожцев, в которой они описывали злодеяния Галагана по отношению к ним, но из текста сложно понять, какова была его роль во взятии Сечи [1372].
Полтаву шведская армия осадила в апреле – мае того же, 1709 года. Шведские источники говорят лишь о малоинтенсивной двухмесячной регулярной осаде и не упоминают штурмов. С русской стороны, однако, сохранились свидетельства о шведских штурмах; в первую очередь о них говорит «Дневник военных действий Полтавского сражения» (он же – т. н. Записки Крекшина; происхождение и достоверность этого документа до сих пор вызывают вопросы: хронология событий по Дневнику не совпадает с данными широкого круга источников; спорными являются сведения, описанные лишь в Дневнике и не упоминаемые в других источниках). О штурмах Полтавы упоминает также журнал Гизена: «В начале майя подлинную светлейший князь Меньшиков получил ведомость от Полтавы, что неприятель оную крепость формально атаковал несколько раз; жестоким приступом к ней приступил, но с великим уроном всегда отбиван, и чрез вылазки многих людей потерял, так что потом понужден был помянутой город в крепкой блокаде держать».[1373] И если труды Гизена и Крекшина составлялись позднее описываемых событий и в них возможны неточности и искажения, то гораздо больше доверия вызывают свидетельства, записанные непосредственно в ходе осады. 6 мая Б. П. Шереметев сообщал Петру о перебежчиках из шведского лагеря, которые «согласно объявляют, что неприятель Полтаву отаковал и опроши и протчее препороторие учинил. И два раза к штурму себя покушали, которых, при помощи божии, от президии нашей ис Полтавы пушечною и из ружья стрелбою отбили»[1374]. Одним из таких свидетелей был Лоуренц Бекер, родом саксонец, семь лет прослуживший рядовым в шведском пехотном полку генерал-майора Рооса. 16 мая он покинул шведский лагерь и перешел к русским, а на допросе рассказал следующее: «К Полтаве шведы приступали пред тремя днями и посылали камендированной пехоты и драгун спешенных на приступ с полторы тысячи да казаков и волохов доволное число, но от гарнизона тамошняго отбиты… А пред четырьмя днями… штурмовали ввечеру вдругоряд и взошли было в три учиненные штурма на вал, но збиты назад и побито их много ж… А прошлой ночи приходили они опять к тем же проломам и хотели порох поднять и подорвать, но гарнизонные, вышед, отбили их гранатами и стрелбою»[1375]. Дневник (т. е. Крекшин) описывает неоднократные безуспешные штурмы шведами Полтавы, мы остановимся на тех эпизодах, которые в общих чертах находят отражение и в шведских источниках.
Подрыв мины был одним из обычных способов сделать брешь в крепостной стене. Шведы под Полтавой делали подкопы под крепостным валом; русские в ходе Северной войны подкопов под осажденными крепостями как правило не вели, но, обороняя Полтаву, вполне успешно вели контрминную борьбу. Вот как подведение мины выглядит в рассказе шведского генерал-квартирмейстера Гилленкрока: «Король… сказал, чтобы я прошел с сапами через ров и заложил мину под валом, дабы можно было видеть, как это будет сделано. Я отвечал: «Охотно исполню желание Вашего Величества, но должен предупредить, что подобная работа идет медленно». Король отвечал: «Нужды нет! Нам надобно упражняться в таких работах».
…В отсутствие Короля мина и сапы были продолжены через ров. Когда мину довели до вала, капитан Кронштедт заметил, что и неприятель, со своей стороны, вел работы. Тотчас уведомил он об этом фельдмаршала и спросил, позволено ли будет уничтожить неприятельскую мину, ибо иначе нельзя продолжать свою мину. Фельдмаршал позволил. Окончив мину, капитан зарядил ее; но неприятель вытащил из нашей мины порох, и таким образом предприятие не осуществилось» [1376]. Об этом или аналогичном случае оставил записи другой шведский офицер: «После полудня около 4 часов, капитан-минер Кронстедт дал знать, что противник ведет работы против него и находится не далее 6 локтей от его подкопа. Он попросил разрешения у полковника Кронмана, который держал дозор в траншее, взорвать мину, подведенную под основное городское укрепление противника. Но в отсутствие его королевского величества тот не мог позволить это. Тогда он попытался обратиться к его превосходительству фельдмаршалу и Левенгаупту. Но и они не хотели отдать такой приказ без его величества. Получилось так, что неприятель около 6 часов добрался до мины и вынес наш порох. Вся работа пошла насмарку» [1377].
Со стороны осажденных эпизоды с неудавшимися подрывами мин описаны гораздо красочнее.
«23-го [апреля 1709 г.; напомним, что эта и другие даты не достоверны. – Б. М.]. При Полтаве усмотрено подведенной подкоп; из камор подкопных порох вынули и ожидали приступу. Желателный пролития крови король Карл того ж числа приуготовя 3000 человек к приступу повелел подкопа рукав зажечь, и по зажжении рукава неприятель спешно из апрошей бросился, хотя вскоре по взорвании вбежать в крепость. Но как подкопу не взорвало, а приступные были в близости, и не имея лестниц вспять возвратились; тогда несколькими залпами были провожены и 60 человек побитых оставили; от войска Царского Величества не убит ни один»[1378]. «22-го [мая. – Б. М.]. войска его Царского Величества бывшие в осаде Полтавской, усмотрев введенные неприятелями мины под вал Полтавской крепости, перерыли и до исполнения действа не допустили» [1379]. «21-го. Подведенные под Полтаву два подкопа усмотрены и из камор оных бочки с порохом выбраны, осажденные были в готовности и ожидали повсечасно приступ. В третьем часу пополудня зажгли неприятели подкопные рукава и по зажжении с 3000 пехоты спешно бежали к Полтавской крепости в том намерении, чтоб по взорвании чрез полые места вбежать в Полтаву. Когда приближались к стенам Полтавским, а подкопов ни одного не взорвало, то не имея при себе лестниц, ничего для своего спасения не изобрели другого, кроме того, что бегством спасть живот, коих на побеге из мелкого ружья и из пушек картечами, а потом и ядрами трактовали.
С другой стороны города Полтавы бывшей неприятель в шанцах начал было штурмовать сильным образом, но увидев своих от города возвратившихся, приступ оставили и отшел в апроши. В обоих местах сочтено неприятельских трупов 207 человек, и многие ранены; с стороны Царского Величества убито 24, ранено 37 чел. Того же числа сначала вечера неприятель учинил к Полтаве приступ тремя тысячами человек, которым от самого короля изустно сказано, чтоб, не взяв Полтавы, не возвращаться.
Оной приступ продолжался чрез всю ночь, неприятель два раза на вал всходил, и сбиван с великим уроном, к которому прислан был сикурс до 500 человек, но как день начал, то приступные вкопалися в вал и проходили сапами; на оных выслано из города до 500 мушкетеров, которые до 80 человек побили, а прочие бегством спаслися. На тех приступах на валу и около валу и в прочих местах неприятельских мертвых тел до 500 лежало; с стороны Царского Величества убито 192, а ранен 191 чел.»