По сведениям австрийского дипломата Плейера, солдаты нотебургского гарнизона грозили застрелить коменданта, если тот не вступит в переговоры [1517]. Это не исключенный вариант, однако шведский документ гласит, что Шлиппенбаха не заставили солдаты, а уговорили офицеры. Данный источник очевидно представляет в наиболее выгодном свете майора Лейона, однако хорошо иллюстрирует обстановку, в которой комендант вынужден прислушиваться ко мнению подчиненных.
«Тогда все офицеры сделали представление коменданту о невозможности далее обороняться от столь крупной силы, которая снова была готова напасть; комендант затем узнал и мнение об этом майора Лейона; но поскольку указанный майор счел сомнительным путем капитуляции передавать врагам столь значительную крепость, ему казалось лучше предоставить ей со всем, что находится внутри, взлететь на воздух; другие офицеры остались при своем мнении, полагая, что крепость [Нотебург] при всем том не может вследствие сказанного быть сохранена за его Королевским Величеством, но будет благоразумнее вступить в приемлемое соглашение аккорд, чем подобное безрассудство; и были все за то, что первое мнение одобрено и принято (хотя майор Лейон остался твердо стоящим за свое решение), ввиду того что невозможность далее защищаться была столь велика и очевидна, вместе с тем, что так много людей должны были там брать штурмом крепость, которой без сомнения оставалось жалким образом пасть, не говоря уже о том, что гарнизон был так слаб, что из 50 гренадеров, приведенных майором Лейоном, оставались здоровыми лишь 4, а остальные были убиты или ранены; поэтому стали бить шамад и было заключено соглашение»[1518].
Дерптский комендат записал, что во время ночного боя первым к нему обратился на немецком языке его заместитель полковник Тизенгаузен: «Мы сделали все, что было в человеческих силах. Мы готовы сражаться и дальше, но он (противник) все равно возьмет крепость»[1519]. Для обсуждения договорных пунктов Скитте собрал в одной из башен крепости полковников и подполковников гарнизона, обоих бургомистров города и пастора немецкой церкви[1520]. Нельзя не поделиться любопытной характеристикой, данной этому коменданту, дезертировавшему из Дерпта 23 июня 1704 г., т. е. за три недели до сдачи, «новоприборным солдатом из чухны»: «Камендант де всегда шумен и бурен да с ним майор, которой приехал из Пернова, по взятии шкутов, взяли к себе в башню бочку пороху и говорят, мы де пойдем с дымом к богу, а живы не отдадимся»[1521].
Когда ивангородский комендант решился на сдачу, он прежде опросил своих офицеров, и те подтвердили, что у него есть все возможные основания для законной капитуляции[1522]. Тот же шведский командир, Магнус Стиернстролле, в 1710 г. исполнял обязанности коменданта Выборга; прежде чем сдать крепость, он собрал военный совет, на котором пытался заручиться поддержкой офицеров гарнизона, предлагая отбить хотя бы один штурм русских. Об этом поведал плененный капитан выборгского гарнизона Франц Фариоль на допросе: «Призывал комендант в концылию штап и обер-афицеров и предлогал им свой совет, дабы как возможно, когда неприятель будет приступать, чтоб один штурм выдерживать, на что ему многие советом доносили, что не бес труда им будет оной штурм выдерживать, понеже разделены у них люди на многия посты, а неприятель будет приступать не в одно место, для того не бес труда будет один штурм выдержать. Аднако по ево совету тому склонились»[1523].
Символом начала переговоров и прекращения огня в описываемый период служил (или мог служить) белый флаг. Сложно сказать, когда и где сложилась эта традиция, но в европейских военных лексиконах рубежа XVII–XVIII вв. он упоминается наравне с шамадом [1524]. Случаи выбрасывания белого флага известны и в недавней для Петровских времен истории. Такой сигнал подали турки в замке после отчаянного сопротивления при штурме имперскими войсками венгерского города Буды в 1686 г. [1525]. В июле 1696 г. при осаде Азова, прежде чем начать бомбардирование крепости, из русского осадного лагеря к туркам был отправлен человек «с белым знаменем и с привязанным к тому листом» – чтобы склонить коменданта к сдаче [1526]. Когда же турки сами просили о перемирии, они «замахали шапками и знамена приклонили» [1527]. В годы Северной войны, по-видимому, не часто использовали этот знак. В русских источниках известно упоминание белого флага, поднятого над отправленным к неприятелю с парламентерскими функциями кораблем [1528]. Известно, что дерптский комендант после гибели двух барабанщиков, бивших шамад, приказал выбросить белый флаг, а играть сигнал сдачи послал трубача на башню[1529]. В журнале барона Гизена также говорится о выставлении нарвским комендантом Горном белого знамени. Однако такие упоминания белого флага как символа сдачи крепости сравнительно редки, и в большинстве описаний капитуляций времен Северной войны говорится только о шамаде.
Условия сдачи
Капитуляцией называлась сдача крепости по договоренности между сторонами. Это была сделка, выгодная обоим противникам. Осаждающий экономил свои людские и материальные ресурсы (которые он бы потратил на продолжение осадных работ, на бомбардировку и на штурм), а главное – выигрывалось время; ведь затянувшаяся осада одной крепости, как правило, не позволяла перейти к следующей. В случаях, когда ожидался сикурс и счет шел на дни, капитуляция также была на руку осаждающему. Осажденный, капитулируя, как минимум сохранял жизнь, а как максимум – имущество и репутацию.
Обычаи войн к XVIII столетию выработали четыре способа сдачи крепости: 1) почетная, или добровольная сдача (когда гарнизон выпускали с сохранением оружия, знамен, багажа и проч.), 2) вынужденная сдача (когда гарнизон уходил с личным оружием и содержимым ранцев, но оставляя знамена и прочее имущество), 3) сдача на милость или немилость неприятелю (гарнизон попадал в плен), и 4) постыдная сдача (выход без оружия и только с содержимым карманов и мешков) [1530]. В изученных нами трактатах по военному искусству не встретилось такого четкого разделения вариантов, но, очевидно, некая общепризнанная градация «образов» сдачи существовала, и к ней аппелировал Петр в своем указе от 23 октября 1709 г. генерал-майору Ф.-Г. Ностицу о начале осады Эльбинга. В этом документе в случае сдачи разрешалось принять город и на дискрецию, и на акорд, причем позволялось согласиться на капитуляцию «по первому или по лутчему образу, то есть с четырьмя пушками, з знамены, музыкою и верхним и нижним ружьем и багажем» [1531]. «На дискрецию» означало безоговорочную сдачу на милость победителя, т. е. гарнизон не мог диктовать никаких условий и как правило попадал в плен со всем имуществом. Все остальные варианты, когда гарнизону давалась возможность более или менее почетно покинуть крепость, назывались «на аккорд» (т. е. по договору), а конкретные условия сдачи – «аккордными пунктами».
Таким образом, термин «капитуляция» означал заключение любого соглашения о прекращении военных действий и был более общим понятием по сравнению с частными случаями – сдачей на аккорд и на дискрецию. Дословно капитуляцией назывался любой договор, вне зависимости от условий и даже предмета; например в петровской армии договор с нанимаемыми иностранными офицерами тоже назывался капитуляцией. К XX в. значение изменилось, и ситуация, обычная для начала XVIII в., спустя двести лет уже казалась П. О. Бобровскому курьезной: «Гарнизон, сдавшийся на капитуляцию, по-прежнему не считался военнопленным; ему предоставлялась полная свобода присоединиться к своей армии, или перейти в ближайшую смежную крепость, т. е. дозволялось усиливать своего противника войсками гарнизонов сдавшихся крепостей»[1532]. Со времени окончания Второй мировой войны упрочилось понятие «безоговорочная капитуляция», которое в годы Северной войны было бы названо сдачей на дискрецию.
В своих «Марсовых трудах» Малле писал, что не существовало какого-то единого вида справедливой капитуляции, поскольку условия каждый раз зависели от конкретных обстоятельств войны. Например в Религиозных войнах городам было важно при сдаче получить гарантии сохранения прав свободы вероисповедания. Мятежным городам или нарушителям норм международного права не полагалось ничего, кроме сдачи на милость победителя, хотя осаждающий мог дать пощаду и выпустить из города женщин с детьми, горожан лишь с носимым имуществом и военных без всякого оружия. А те города, которые верно оборонялись в интересах своего государя, были достойны почетной сдачи «с играющим барабаном, развевающимся знаменем, фитилем, зажженным с обоих концов, пулей во рту и несколькими пушками»[1533]. В словаре, сопровождающем английское издание мемуаров Фекьера, описанные выше условия названы наиболее почетными, и к ним добавлено предоставление повозок и конвоя для багажа, раненых и больных [1534]. Аналогичное описание мы встречаем у Вобана,