Б. М.]. И отпущен оной комендант Опалев с гварнизоном от Копорья с полками, которые отправлены, майя в 28 день, по прежнему в Шлотбурх…, и дано им каменданту и протчим под их борошень 30 подвод» [1622]. Однако спустя неделю после того, как гарнизон был отпущен, 3 июня Петр приказал А. И. Репнину догнать и задержать шведов[1623]. Вероятно, Петр посчитал, что гарнизон не имел шансов удержать крепость и поэтому не имело смысла проявлять к нему снисхождение – шведы сдались бы в плен рано или поздно. Из каких соображений был отдан этот запоздалый приказ и был ли он выполнен – точно не известно, но, судя по военно-походному журналу Шереметева, гарнизон все же был отпущен [1624]. По шведским источникам, гарнизон добрался до Выборга, но русские договор нарушили: по дороге к реке Сестре (границе на тот момент) их преследовали, ограбили и отобрали оружие[1625]. Коменданты Ниена и Копорья – братья Иоган и Василий Григорьевич Опалевы (Аполлоф) – были потомками русских дворян, перешедших на шведскую службу после Смутного времени, когда Ижорская земля была захвачена шведами.
Неизв. автор
План Копорской крепости
Нач. XVIII в.
Отдел рукописей БАН
Выдача устаревшего оружия копорскому гарнизону была наглядным примером того, как договор мог трактоваться победителем в выгодную для себя сторону. Также показательно, что спустя некоторое время царь прислал Шереметеву инструкции, заставляя нарушить данные ранее обещания. Эта ситуация повторилась в 1704 г. при сдаче Дерпта. Согласно подписанным 14 июля аккордным пунктам, всем воинским чинам гарнизона с женами и детьми позволялось выйти с пожитками без обыскания, с месячным провиантом; оружие сохранялось всем офицерам и только трем ротам солдат (что составляло треть гарнизона), а остальному гарнизону не позволялось «ни ружья, ни пороху, ни пулей при выходу их». Гарнизону давались три пушки, в знаменах и барабанах было отказано. Было обещано отправить шведов по прямой дороге к Ревелю с надежным конвоем[1626].
Практически сразу же было нарушено обещание выпустить гарнизон с пожитками без досмотра и с месячным провиантом. Шереметев писал Петру 16 июля: «Которые афицеры и салдаты вышли из города, великую имеют нужду: хлеба с собою взяли мало, толко дни на три, и у которых, Государь, хлеба мало, держать их много небуду, что бы мереть нестали, и зело упали и плачют; жалко смотреть и на афицеров, и сам камендант гораздо мякок, а медляетца затем, что в одне ворота идут и много, Государь, телеги их осматривают, по указу твоему. Яфимков ненашли тех, и в городе не было. Духота в городе явилась великая, которые побиты, метаны были, так в кирках многое число побитых явилось, а Финского полку толко осталось двадцать пять человек, а то все побиты»[1627]. «Держать их трудно: гладом и зноем тают, и пришли все в крайнее смирение, слезно во всяких делех поступают» [1628], – явно соболезновал побежденным Б. П. Шереметев в своем письме Ф. А. Головину от 21 июля, ожидая дальнейших распоряжений царя. Затянувшийся досмотр был связан с неподтвердившимся слухом, будто в гарнизон незадолго до начала осады прибыло 40 000 риксталеров (ефимков) жалованья. У солдат отобрали оружие под предлогом, что его нужно пересчитать и вернуть ровно треть, согласно договору; шведы жаловались на притеснения со стороны русских караулов [1629].
Спустя неделю после сдачи, 21 июля, Петр велел Шереметеву разделить гарнизон на три части; одну треть («которые плоше») отпустить в Ригу и дать им «ружье конечно ни к чему годное»; оставшиеся две трети отправить к русскому осадному лагерю под Нарвой [1630]. В ответном письме фельдмаршал отчитался, что к Нарве отправил 1269 нижних чинов с 50 офицерами и комендантом, «а третью часть, плохих, с полковником Тизингузеном отпустил сего же числа и велел проводить до Омовжи, а ружье им дано, которое хуже нельзя: без замков, и ломаное, и с жаграми»[1631]. Оружие выбрали из старых шведских запасов – т. е. формально гарнизон согласно договору отпускали с оружием. Но «пушек двух и ружья камендант бывшей тех не берет, которые я даю, а иново не дам; чаю пойдет и без ружья; толко они себе того в обиду не ставят, их же ружье швецкое отдаю, а не наше: мне для их не за море посылать», – писал Борис Петрович царю[1632]. Вскоре, при сдаче Ивангорода, история повторилась: оружие у гарнизона было отнято, и взамен дано негодное, так что многие из солдат его побросали [1633].
В Ригу (а не в указанный в договоре Ревель) отправились 697 человек; им был придан конвой, который, однако, занялся грабежом подопечных шведов и вскоре вернулся в Дерпт, а Тизенгаузен со своими людьми добрался до Риги в самом плачевном состоянии [1634]. Большая часть дерптского гарнизона во главе с полковником Скитте была доставлена в ставку царя под Нарвой, где Скитте напомнил царю о данных по договору обещаниях отправить шведов в Ревель. В ответ царь распорядился отправить их всех в Выборг. 6 августа это решение было изменено – в Выборг отправили ровно (отсчитывал лично Меншиков) 300 солдат с тремя офицерами, остальных все же отправили в Ревель. Комендант Скитте еще на несколько дней был задержан в качестве царского «гостя». 7 августа шведского полковника повели в апроши к нарвским стенам, где во время перемирия Скитте должен был подтвердить осажденному коменданту Горну, что Дерпт пал. 9 августа, в день взятия Нарвы, Скитте отправили в Ревель, куда он прибыл 13 числа. Надо сказать, что судьба Карла Густава Скитте (1647–1717) сложилась не в пример удачнее многих других шведских комендантов – он больше не попадал в плен, дослужился до генерала и к концу жизни был губернатором провинции Сконе [1635].
Дробление дерптского гарнизона и отправка его частей в Выборг, Ревель и Ригу хотя и противоречили условиям договора, но отвечали интересам Петра; таким образом гарнизон Ревеля не получал значительного усиления (что в дальнейшем осложнило бы его осаду), а сильный отряд шведских войск распылялся по трем крепостям, каждая из которых получала лишь небольшое пополнение и живых свидетелей безнадежной обороны против русских[1636]. Очевидно, той же логикой руководствовались и ранее. Например, в 1703 г. из соседних шведских крепостей – Ниена, Ям и Копорья – гарнизоны отправили в разные места, два – в неблизкий Выборг и лишь из Ям – в ближайшую Нарву.
Осада Бауска закончилась в сентябре 1705 г. после того как русские бомбардиры выпустили 13 бомб, и комендант вступил в переговоры о сдаче. В. Корчмин и М. фон Кирхен, сообщая об этом, радовались, что сильно укрепленный замок сдается без боя (для упорной обороны доставало 300–400 человек, т. е. шведский гарнизон в 300 человек вполне мог обороняться). Коменданта подполковника Сталь фон Гольштейна Кирхен охарактеризовал так: «человек добрый, я чаю что не гораздо солдат (а больше колбаза) чтоб и все у них такие были; в гварнизоне люди изрядные человек триста»[1637].
В ответ Петр напомнил, что выпускать противника на почетных условиях стоило лишь, если осада затягивалась. Он писал М. Б. фон Кирхену 13 сентября: «Писмо ваше купно с капитуляциею принято, на что ответствую, что вам приказано, что естли станут крепко сидеть и чаят траты людям, как скорее их уговаривать и дать им капитуляцию довольную; а естли от малого бросанья бомб скоро станут здаваться, тоб их принудить только на дискрецию; буде капитуляция еще не совершена, то кроме вышеписанной дискреции не выпущайте, хотя и слово дано, а письмом не обязано, а буде уже совершенно на письме, то однакоже добрых пушек и ружья не давать» [1638]. А. И. Репнину царь дублировал: «О Боушке еше подтверди Кирхену, чтоб без траты людей хотя на лутчей (буде заупряметца и бомбы гораздо шкодить не будут) окорт выпустить как наискоряя» [1639].
Однако договор был подписан и гарнизон выпущен, несмотря на инструкции царя. Шведский комендант предложил свой вариант аккордных пунктов, но контрпредложения русской стороны в нескольких пунктах уменьшали претензии шведов, обосновывая это тем, что «не по нашему увещанию, но по метанию бомб господин подполковник договариваетца, но понеже болшаго досаждения не допустил» [1640]. В тот же день, когда царь из Митавы требовал ужесточить условия сдачи, Кирхен доносил, что шведам позволено уйти с четырьмя (а не восемью, как просил комендант) пушками, с 12 зарядами на каждое орудие и мушкет, и с провиантом, «сколь может каждый человек несть на себе»[1641]. В следующем письме Кирхен сообщал, что условия договора были выполнены в интересах победителя – оружие дано старое (так можно расценить своеобразный юмор майора: «Ружье им дано новое из казны которая мода чаем за сто лет» – т. е. из арсенала замка шведам позволили взять устаревшие образцы столетней давности); а от пушек шведы отказались сами из-за их тяжести [1642].
Петр и в дальнейшем инструктировал своих полководцев, как принимать капитуляцию вражеских крепостей с наибольшей выгодой для себя. Например, гарнизон Динамюнде Шереметеву было приказано отпустить с менее ценными орудиями: «Гварнизон динаменский отпусти по капитуляции, толко с железными, а не с медными пушками»