Еще там было много фотографий Престона, большей частью вырезанных из журналов о серфинге. Тот же самый загорелый парень, которого Айк видел на фото в магазине. Теперь он понял, что имела в виду Барбара, когда говорила, что Престона знал каждый. Понял, пожалуй, и то, почему всех так удивило, как он изменился. Стройный изящный юноша. «Мистер Южная Калифорния». Татуировок у него тогда еще не было. Айк хотел было перевернуть страницу, но тут в рекламке какого-то фильма о серфинге его внимание привлекло одно имя. Объявление гласил о: «Победитель национального первенства Престон Марш в фильме Майло Тракса „Волна за волной“».
— Майло Тракс, — проговорил Айк, — это тот самый, которому принадлежит ранчо?
Барбара наклонилась взглянуть на имя.
— Не знаю. Я этого раньше не замечала.
Он рассказал ей о фотографиях в магазине, описал, как выглядел Майло Тракс. Она пожала плечами.
— Ничего не приходит на ум, но было время, в магазин забредали странные типы. Знаешь, такие немолодые, по всему видно, из большого города, вроде Лос-Анджелеса. О магазине всякое поговаривали, темные ходили слухи. Тогда как раз многие занялись наркотой, и вот вроде бы Хаунд и Престон здорово погрели на этом руки. Раскатывали по городу в новехоньких «поршах» и все такое. Хаунд, наверное, и сейчас этим занимается. У него здесь полно недвижимости. Разве купишь столько домов с одного магазина?
— А как же Престон?
— Ты имеешь в виду, что с его деньгами? Не знаю. Все промотал. Я же тебе говорила, что он попал на военку. Многие тогда удивлялись. Думали, что и у Хаунда и у Престона должно хватить ума, чтобы отвертеться… А потом однажды стою я на пирсе и слышу, как какая-то девушка говорит, что Престон поступил в морскую пехоту, сражаться-де собрался. Никто поверить не мог, что он способен на такой идиотизм. На какое-то время он пропал, потом вернулся, и мы встретились — ну, я тебе уже рассказывала.
Она сделала паузу, чтобы перевести дыхание и глотнуть кофе. Айк листал альбом.
— В магазине есть один снимок, — сказал он, — там Хаунд и Престон вместе и еще какая-то девушка. Джанет ее зовут.
— Звали.
Айк вопросительно поднял брови.
— Ты, наверное, имеешь в виду Джанет Адамс. Симпатичная, да?
Он кивнул.
— Это сестра Хаунда?
— Она умерла. Давно уже. Я тогда еще в школе училась, мы с ней не были знакомы. Но я думаю, все случилось от передозировки. Помню, что-то говорили о наркотиках, много шумели.
Айк помолчал. Это известие странным образом задело его. Он вспомнил девушку на фотографии — смеющуюся, с развевающимися волосами.
— А еще что ты знаешь?
Барбара покачала головой.
— Ничего я не знаю. Мы с ней не были знакомы. Это случилось давно. Я просто помню, как всех тогда шокировало, что такая девушка, как Джанет, оказывается, была наркоманкой.
Она помедлила, глядя в стол.
— Не возражаешь, если я задам тебе вопрос? — спросила она. — Зачем тебе все это?
Айк закрыл альбом и пожал плечами. В какой-то момент он хотел было рассказать ей, но потом передумал.
— Не знаю, — сказал он, — из любопытства, наверное. Ты ведь говорила, что Престон тогда был совсем другой. Разве тебе не хочется понять, что с ним произошло?
Барбару явно покоробила его наивность.
— Естественно, я хочу понять. Но ведь он дважды побывал во Вьетнаме. Многие вернулись оттуда не такими, как были.
— Да, но почему он вообще туда поехал, зачем бросил дело? Может, это имело какое-то отношение к Джанет Адамс? Ты же говоришь, они с Хаундом промышляли наркотиками.
Барбара встала, взяла у него альбом и положила его на место, в шкаф. Затем она закрыла дверцу и, прислонившись к ней спиной, посмотрела на Айка.
— Может, и так. Может быть. Полгода назад я бы дорого дала, чтобы узнать. Сейчас я вижу, что все бесполезно. Если кому-то до такой степени на себя наплевать, то со временем и тебе его судьба становится безразлична.
Айк оттолкнулся от стола и встал. Ему о многом надо было подумать и хотелось побыть одному. Он попрощался и сказал, что еще как-нибудь заглянет. Барбара открыла перед ним дверь.
Солнечный свет лился на тротуар, и дома плыли в горячих волнах, словно бумажные кораблики. Айк брел к центру, не обращая внимания ни на что вокруг и думая о том, что рассказала ему Барбара. Перед глазами стояла девушка на фотографии, обнимающая одной рукой Хаунда, а другой — Престона. Айк знал, что эта девушка и есть разгадка и именно ее смерть пролегла между Престоном и Хаундом. Непонятно почему, но он также был уверен, что именно она, Джанет Адамс, была причиной того странного выражения, которое появилось на лице Престона, когда Айк рассказал ему о своей сестре и показал обрывок бумажки с тремя именами.
Теперь он шел быстро и не заметил, как очутился возле Мейн-стрит, на одной из маленьких захудалых улочек, где на поросших сорной травой пустырях изредка попадались нефтекачалки. В конце улочки помещался одинокий пивной бар. Айк уже почти дошел до него, как вдруг откуда-то сбоку вывернулся Моррис. На нем была матерчатая кепка с повернутым на затылок козырьком, темные очки и безрукавка. Судя по всему, он здорово набрался. Когда Айк направился в его сторону, он покачнулся и с воинственным видом загородил ему дорогу, пряча в светлой спутанной бороде паскудную усмешку. Все же бежать было как-то глупо. Он ведь знал Морриса. Хватит уже всего бояться. Айк шагнул навстречу и поздоровался.
Моррис не торопясь снял очки, аккуратно сложил их и убрал в карман своей безрукавки. Левой рукой он забрал кулак правой и хрустнул суставами. Айк отступил назад, но бежать так и не решился. Моррис, качнувшись и теперь уже не скрывая усмешки, шагнул к нему.
Дальше все происходило очень быстро. Сверху обрушился громадный кулак, и небо потемнело. Айк вдруг осознал, что лежит на спине, но ничего вроде бы не болело. Наоборот, он вообще ничего не чувствовал. Знал только, что лицо у него в крови и все плывет перед глазами. Айк никак не мог понять, теряет он сознание или нет. В глазах темнело, потом светлело, потом вновь темнело. Где-то вверху покачивалась грязная физиономия Морриса, и толстый палец тыкал его в грудь.
— Я всегда знал, что ты дерьмо, — проговорил Моррис.
Он притянул Айка за футболку, словно хотел ударить еще раз. Мелькнула мысль о том, что сзади асфальт. Потом раздался чей-то другой голос.
— Ты вроде говорил, что одним ударом дух из него вышибешь, дубина.
— Не рассчитал, старик.
— Херня.
В глазах у Айка прояснилось, и он наконец разглядел, кто стоит за Моррисом — Престон в своей драной майке и красной бандане.
— Ну, давай еще разок, — умоляюще протянул Моррис, — сейчас уж я точно сворочу ему башку.
— Брось, ты уже продул мне пиво. — Престон повернулся и пошел к бару.
Моррис ослабил хватку.
— Расчухал, что к чему, сопля? — спросил он.
Глава двадцать вторая
Оказавшись в своей комнате, Айк посмотрел на себя в зеркало. Он был весь залит кровью. Удар пришелся над правым глазом и рассек бровь. Рана была огромная. От одного ее вида его тут же вырвало в раковину. Он завернул в полотенце несколько кубиков льда и приложил ко лбу. В голове начинало пульсировать, соображать было трудно. Отчего-то он чувствовал себя преданным. Моррис что, наплел Престону про Айка и Барбару? И Престон поверил? Нет, судя по всему, дело было в другом, а вот в чем, Айк не понимал.
Он, должно быть, заснул, потому что когда открыл глаза, небо за окном было красное. В комнате было темно, душно и воняло рвотой. Лед растаял, подушка вся промокла, но кровотечение прекратилось. Айк встал открыть окно и чуть не упал. Уцепился за спинку кровати, передохнул и со второй попытки открыл-таки окно. Чтобы создать сквозняк, он открыл и дверь, потом снова лег. Айк долго лежал, глядя, как темнеет, а потом чернеет пурпурное небо, как пляшут мотыльки возле оголенной лампочки в коридоре. Это кружение мотыльков и темнота за пределами желтого круга напомнили ему о пустыне, о захламленном дворике и просевшем крылечке, где горел, прорезая дыру во тьме, фонарь и насекомые, слетавшиеся к нему со всего поселка, дробно стучали о его металлический колпак.
Он снова задремал, а проснулся оттого, что на него смотрела Мишель. Одетая в свою униформу, она стояла в дверном проеме. Волосы были забраны под берет — в первый раз на его памяти, — и это делало ее лицо более округлым, не таким взрослым.
— Схлопотал, — сказал он.
Мишель включила свет и наклонилась, чтобы рассмотреть раны. Потом пошла к шкафу и поискала чистую футболку и джинсы.
— Надень. — Она бросила одежду ему на кровать.
— Зачем это?
— Я сейчас возьму у Джил машину и отвезу тебя в больницу.
— Не нужно мне в больницу.
— Еще как нужно. Надо наложить швы.
— Не нужны мне никакие швы, — сказал он, опершись на локоть и следя, как Мишель идет к двери.
Она остановилась и повернулась к нему.
— Еще как нужны, если только ты не хочешь большущий шрам. Не спорь со мной, ладно? У меня мать медсестра.
— Даты водить не умеешь.
— Я все умею. Давай вставай и одевайся.
Она вышла и закрыла за собой дверь. Айк сел и стянул с себя рубашку. Так он и сидел, когда она вернулась. Мишель стала его одевать, а он испытывал дурацкое удовольствие, глядя, как она это делает, как двигаются ее руки, такие же большие, как у него, и, возможно, даже более сильные. Потом он встал и пошел за ней.
Машина Джил оказалась «Рамблером» 68-го года. Мишель не очень-то справлялась с ручной передачей и всю дорогу нервно дергала рукоятку. До Общественной хантингтонской больницы — той самой, куда после драки доставили Терри Джекобса, — было пять или шесть миль.
Все было совсем не так плохо, как ожидал Айк. Его положили на белый стол в ослепительно белой комнате и осмотрели голову. Наложили швы, сделали укол и прописали нембутал.
Он стоял и ждал рецепт в конце коридора, который вел в приемную скорой. Там он их и увидел. Мелькнули грязные джинсы и футболка, и этого было достаточно, чтобы ноги у Айка подкосились. Каким-то образом он сразу понял, что случилось. Затем он увидел Барбару, которая шла, прижимая к лицу носовой платок. Айк тут же направился к ней. Мелькали серые двери, флюоресцентные лампы, Мишель тянула его за руку… Барбара посмотрела на него расширенными, красными от слез глазами и ровным, спокойным голосом сказала, что самоанцы поймали Престона в мастерской. Он был один. Моррис уехал за запчастями. Какой-то случайный прохожий увидел драку и позвонил в полицию. Он, возможно, спас ему жизнь, хотя последствия травмы черепа до сих пор не известны. Однако в любом случае руки спасти не успели. Самоанцы засунули их в токарный станок, и Престону отрезало все пальцы, кроме больших.