Впрочем, особенных альтернатив у Гинденбурга и не было: наступать можно было только туда, где русские заслоны были немногочисленны. Не сумев форсировать Вислу в период русской перегруппировки, дабы бить русских по флангам сосредоточенными ударами, перпендикулярно к маршевому движению русских армий следовало изменять направление наступления. Понимая, что преимущества движения на его стороне: инициатива действий и мощная железнодорожная сеть, Людендорф решает немедленно ударить на Варшаву. Это было единственно верное в сложившейся ситуации решение: как говорит теория, «наступление следует вести против таких пунктов в глубине расположения противника, которые он обречен защищать. При этом наступающие войска порождают сразу множество угроз, то есть создают оперативную тень, в которую попадают войска противника. А потому наиболее перспективным будет самый дальний маневр, который мы сможем совершить до перехода операции в стадию контрудара»[46].
Ясно, что Варшаву, являвшуюся центром русского наступательного плацдарма в германские пределы и важнейшим узлом коммуникаций, русские должны были защищать так или иначе. Ведь даже после отражения атаки под Ивангородом захват Варшавы резко понижал русскую наступательную инициативу на левом берегу Вислы. А блокирование в таком случае опорного пункта крепости Новогеоргиевск от Варшавы и крепости Торн означало, что русские фактически будут выбиты и с наревского направления удара в Восточную Пруссию.
Нельзя забывать, что политическая борьба за сочувствие польского населения, в XVIII–XIX веках распределенного между тремя державами – Российской империей, Пруссией (Германией) и Австро-Венгерской монархией – только еще начиналась. Из действующей армии писали, что поляки предпочитают австрийцев (помещики и интеллигенция), а при выборе из двух зол предпочитают русских немцам – германцы находились на последнем месте в ряду предпочтений поляков. Офицер-гвардеец, чей полк в начале войны перебрасывался в 9‐ю армию через варшавский железнодорожный узел, писал домой: «Отношение местного польского населения не только трогательно, но действительно выше всякой похвалы; видно искреннее их желание оказывать содействие нам чем могут. Наплыв местных добровольцев громадный. Дамы потеряли головы от восторга и устраивают везде шумные овации. Когда мы проходили через Варшаву, на нас сыпались цветы, солдатам совались в руки деньги, папиросы и т. п. Мы все шли с букетами»[47]. Поэтому значение польской столицы было чрезвычайно важным в политическом отношении. Как считает С.Г. Нелипович, русское командование сочетало «в анализе варшавской позиции и значение ее для обороны страны, и для наступления, причем и в том и в другом случае дело шло о действиях, имеющих решающее значение для хода и возможного исхода войны. Германские стратеги 1914 года также рассматривали Варшаву не как место, где можно было бы окружить и уничтожить массы русских войск, а как политический центр, овладение которым сразу же приведет к коренному перелому в ходе войны на Востоке»[48].
Напомним, что в начале наступления на варшавском направлении действовала группа А. фон Макензена силами в два армейских корпуса. Но эти войска не имели решительной самостоятельной задачи, всего лишь прикрывая наступление главной группировки на крепость Ивангород. Теперь же, когда удар на Ивангород фактически провалился (к 27‐му числу австро-германцы вплотную подошли к устью Сана и Вислы и окончательно остановились), главный удар переносится как раз в группу генерала Макензена.
Помимо 17‐го армейского и Сводного корпусов, Макензен получил еще и 20‐й армейский корпус Ф. фон Шольца. Кроме того, ландверный корпус Р. фон Войрша также должен был способствовать удару на Варшаву. Прочие силы 9‐й германской армии – Гвардейский резервный и 11‐й армейский корпуса – остались у Ивангорода. Располагая всеми необходимыми сведениями о действиях русских, получаемые путем радиоперехватов, германское командование спешило воспользоваться теми выгодами, что давала медленность русского сосредоточения.
Гинденбург получил данные о том, что в настоящий момент в Варшаве находится только пара второочередных резервных дивизий, да по левому берегу Вислы туда же отходит кавалерийский корпус А.В. Новикова. В то же время к польской столице вот-вот должен подтянуться 2‐й Сибирский корпус, а затем и целых две армии – 2‐я армия Северо-Западного фронта и 5‐я армия Юго-Западного фронта. Понять русский план не составляло особенного труда: перегруппировка сразу двух армий под Варшаву означала предстоящее контрнаступление на левом берегу Вислы. Следовательно, захват А. фон Макензеном Варшавы, помимо своего политического резонанса, в корне срывал русское планирование: русские оказывались сразу же запертыми на восточном берегу Вислы, что не позволило бы им нанести решительный удар с далеко идущими целями глубокого вторжения в Германию.
Таким образом, германское командование, раз уже не удалось разрезать надвое русский фронт, решило просто сдержать русский «паровой каток», заперев его естественной преградой. То есть теперь в операции немцы поставили перед собой оборонительную цель, что в случае занятия Варшавы означало бы фактический выигрыш операции, ибо в таком случае:
– линия Вислы контролируется австро-германцами;
– русские не имеют возможности предпринять наступление с левобережного плацдарма в Германию, согласно предвоенным франко-русским соглашениям;
– напор на австрийцев со стороны русского Юго-Западного фронта резко ослабевает, так как большая часть русской действующей армии скована на Висле.
Все это позволяло иметь успех с меньшими силами. Поэтому, перенося удар на Варшаву, Гинденбург и Людендорф все еще надеялись на благоприятный исход непредвиденно затягивающейся операции.
Удар на Варшаву
Не теряя ни минуты, 24‐го числа группа А. фон Макензена двинулась на Варшаву. Русская конница, в силу своей огневой слабости, не могла сдержать германского напора, тем более что немцы, не желавшие новой и уже окончательной неудачи, не останавливались ни перед чем. Противник стремился выиграть темпы операции, опередив те русские войска, что будут посланы к польской столице для создания обороны на полуразрушенных варшавских фортах. Уже на следующий день германцы заняли Лодзь, а 26 сентября, в день первого обстрела крепости Ивангород, подошли к району Варшавы, войдя в местечко Гройцы. Таким образом, перейдя к стратегической обороне под Ивангородом, Э. Людендорф перенес наступательные усилия на варшавское направление.
Вероятное взятие столицы русской Польши давало германцам массу козырей. Помимо контроля над переправой (а следовательно, возможности остановить русских на линии Вислы, прикрывшись естественной преградой), немцы получили бы в свои руки промышленную столицу запада Российской империи. Еще и население: в России к 1913 году было всего несколько городов, численность населения которых приближалась бы к полумиллиону человек (столицы – Санкт-Петербург и Москва – более миллиона каждый, Одесса, Киев, Рига и Варшава). К началу войны в Варшаве проживало около 450 тыс. жителей.
Вдобавок при подходе к Варшаве противник получил ценную информацию. В местечке Кутно в немецкий плен угодил сам варшавский губернатор С.Н. Корф: «Он поехал осматривать в Сохачеве, Ловиче и Кутно госпитали. Под Кутно встретил отступающих перед немцами солдат и стражников, которые сообщили ему, что в Кутно уже немецкие разъезды. Он, по обыкновению, разыграл храбреца и поехал дальше… там и остался»[49].
Оставленный Людендорфом заслон (два корпуса) на месте слияния Вислы и Сана сумел отбить попытки 4‐й русской армии А.Е. Эверта занять плацдармы на левом берегу в районе Ивангорода, обеспечив своим главным силам маневр против столицы Царства Польского. Своим движением немцы растянулись по западному берегу Вислы, создав сильные группы на тех участках, что подлежали форсированию со стороны русских. Преимущество в железнодорожном маневре помогло немцам бросить в наступление на Польшу основную массу своих подразделений, участвовавших в операции.
К моменту германского наступления на Варшаву столицу русской Польши прикрывал только слабый Варшавский отряд, который, к тому же, был разбросан по значительному периметру обороны от Варшавы до крепости Новогеоргиевск. Начальником Варшавского отряда был назначен П.Д. Ольховский (главный начальник Петроградского военного округа) при начальнике штаба И.З. Одишелидзе (перед войной – начальник штаба Туркестанского военного округа). В состав отряда входили 27‐й армейский корпус Д.В. Баланина, а также второочередные 63‐я (А.Ф. Зубковский) и 77‐я (Л.С. Барановский) пехотные дивизии. При этом 27‐й армейский корпус был выдвинут к крепости Новогеоргиевск. Всего в районе Варшавы и крепости Новогеоргиевск находились 65 пехотных батальонов (690 офицеров и 52 459 штыков), 47 эскадронов и сотен, 1629 орудий и 202 крепостных пулемета (в том числе все стационарные крепостные пулеметы и 1459 орудий в Новогеоргиевске, а не в Варшаве).
Сдержать германский натиск Варшавский отряд своими силами не мог: переброска части крепостных орудий и пулеметов из Новогеоргиевска только-только началась, а 27‐й армейский корпус не успевал закрыть Варшаву, даже двигаясь форсированными маршами. Однако русские все-таки успели! В этот же день, 26 сентября, на пути немцев грудью встал 2‐й Сибирский корпус А.В. Сычевского (из состава 10‐й армии, где теперь оставалось «всего лишь» пять корпусов). Несмотря на неравенство сил, сибиряки успели занять позиции и приготовиться к отражению атак. Но вся 2‐я армия по-прежнему никак не успевала к месту сражения вследствие запоздания своего движения по воле главкосевзапа Н.В. Рузского.
Ни целиком, ни по частям 2‐я армия С.М. Шейдемана не смогла бы отбросить немцев от польской столицы, в лучшем случае – удержать сам город. После своего подхода к Висле два корпуса 2‐й армии оказались бы прикованы к бою за Варшаву, а контрнаступление требовало иных масштабов. В результате первоначальные планы сторон, нацеленные на овладение стратегической инициативой, а не сражением за Варшаву, оказались сорваны обозначившейся логикой