Польское восстание 1830–1831 годов, подавление которого обошлось России большими жертвами, укрепило нового императора Николая I в необходимости проведения репрессалий в отношении непокорной провинции. Конституция, дарованная императором Александром I, была отменена, а по самой Польше стали строиться новые укрепления старых крепостей, призванные задавить любой бунт в зародыше. Во многом этот подход оправдался в ходе подавления нового восстания 1863 года. Таким образом, крепостная система на западных границах Российской империи в основе своей была заложена в 30–40‐е годы XIX столетия, с тех пор только совершенствуясь и «наращивая мускулы».
Спустя полвека эта система, конечно, во многом устарела. Во-первых, сражения развертывались теперь в виде армейских, а то и фронтовых операций на пространстве в десятки верст по фронту и столько же в глубину. Во-вторых, скорострельная и тяжелая артиллерия предъявила к фортификационным сооружениям повышенные требования в смысле их боеспособности. Также для того, чтобы противостоять полевой артиллерии, крепости должны были располагать современными образцами артиллерии. Между тем тяжелых полевых батарей не хватало и для полевых армий.
В новых условиях ведения военных действий требовались новые крепости в виде укрепленных районов (УРов). Первыми и единственными к июлю 1914 года новые требования осознали немцы, укрепившие Восточную Пруссию крепостными районами типа УРов в том понимании, каковым это стало в 1930‐е годы. В начале же столетия русские «крепости, стратегически распланированные при Николае I как двойные тет-де-поны на важнейших реках Польши, утратили в XX веке значительную часть смысла своего существования… Переправы через реки могли осуществляться при современных мостовых средствах в любом месте и требовали гораздо большего фронта, чем им обеспечивали даже первоклассные крепости. Последние выполняли свою маневренную роль, когда фронт генерального сражения не превосходил десятка верст. Новые условия требовали долговременного укрепления не одного пункта на реке, а всего ее течения; укрепленный рубеж создавался переплетом огня тяжелой артиллерии по всей реке. Если бы на Немане, Бобре и Нареве мы имели такую стратегическую опору, наши операции в мировой войне были бы действительно облегчены крепостями»[150].
Поражение в Крымской войне 1853–1856 годов резко ослабило Российскую империю. Стало ясно, что в современной войне никакая многочисленность войск при отсутствии техники и коммуникаций не спасет от разгрома. Австро-прусская (1866) и Франко-прусская (1870–1871) войны вывели единую Германию в лидеры мировой военщины. На западной границе России выросла страшная сила, способная и в одиночку схватиться с ослабевшей Российской империей. Образование Тройственного союза в 1882 году лишь укрепило эту опасность. В свою очередь, победа России над Турцией в войне 1877–1878 годов оказалась вымученной и ознаменовалась большими потерями, первопричиной которых стало отвратительное качество высшего командования и отсталость в вооружении даже от турок. Сразу по окончании войны с Турцией и Берлинского конгресса, лишившего Россию большей части плодов военного успеха, стали разрабатываться первые решительные планы предстоящей борьбы с Германией.
Позиция немцев, на Берлинском конгрессе поддержавших давних недругов России – Великобританию и Австро-Венгрию, показала, что в будущем Германия станет скорее противником, нежели союзником России. Следовало позаботиться не только о перевооружении армии, но и об укреплении западных границ. Одним из первых за составление планирования, которое в то время выражалось в виде «Записок» на имя военного министра или лично императора, взялся главный герой Русско-турецкой войны и наиболее выдающийся полководец России со времен Суворова и Кутузова – М.Д. Скобелев. В своих мыслях Скобелев опирался как на оценку возможностей противников, так и на состояние современной ему России, пока вынужденной брать на вооружение оборонительный образ действий. При этом, хотя в конце XIX века между Россией и Германией еще не существовало непреодолимых противоречий, убежденный франкофил Скобелев считал, что чем раньше начнется подготовка к войне с Германией и ее союзниками по Тройственному союзу, тем меньше жертв это будет стоить России.
Агрессивная политика Берлина, пока еще четко не намеченная «железным канцлером» О. фон Бисмарком в качестве рывка к европейской гегемонии, уже была просчитана в России. И первыми противниками империи могли считаться те великие державы, что соседствовали с Россией на западных границах. Поэтому «заранее, в 80‐х годах XIX века, к будущей войне с Германией призывал готовиться Скобелев. Сразу же после посещения германских маневров 1879 года им был разработан план войны с учетом недостатков немецкой тактики и стратегии: рутины охватов, слепой веры в стремительное наступление, пренебрежении к инженерному оборудованию позиций. Вместо системы крепостей он полагал необходимым установить по западной нашей границе “Варшаво – Новогеоргиевско – Глубо – Наревский плацдарм наподобие Плевны”, противопоставить немецким молниеносным действиям стратегию затяжной войны на истребление и истощение в расчете, что армию противника “доконает время”, а также “солдатская твердость и стойкость”. На случай быстро организованного вторжения противника М.Д. Скобелевым планировалось проведение глубокого кавалерийского рейда по немецким тылам силами великолепной среднеазиатской и кавказской конницы для нанесения материального ущерба, сеяния паники и страха. По окончании мобилизации и вступлении в войну главных сил предполагалось в первую очередь разбить и вывести из войны австрийцев, а затем уже развернуть наступление на Германию»[151]. Как видим, М.Д. Скобелев оценивал не только Германию, но и Австро-Венгрию в качестве наиболее вероятных врагов России в ближайшей перспективе. В своих записках Скобелев закладывал фундамент современной фортификации, заключающейся не в системе отдельных крепостей, а в сочетании их «плацдармом» в таком качестве, что после Первой мировой войны назвали бы укрепленным районом стратегического характера.
Принимая для первого этапа войны (впредь до окончания мобилизации, проводимой в России малыми темпами из-за неразветвленной сети железнодорожных коммуникаций) оборонительный способ действий, впоследствии русские предполагали вести наступательную войну. И прежде всего – против Австро-Венгрии. Для того чтобы выдержать первый этап войны, Польша и укреплялась фортификационными сооружениями. Затем сосредоточивавшаяся русская армия и должна была переходить в контрнаступление.
Эти взгляды разделялись всеми высшими руководителями русской военной машины. С 80‐х годов XIX века Генеральный штаб считал, что в случае одновременной войны с Германией и Австро-Венгрией предстоит вести против одной из сторон наступательные, а против другой – оборонительные действия. Соответственно, для этой задачи подготовлялся укрепленный «Привислинский район» – русская Польша. Крепости Новогеоргиевск, Варшава и Ивангород давали русским возможность маневрировать по обоим берегам Вислы. Фланговые район Нарева и люблинское направление искусственно были превращены в бездорожье, усиленное крепостями. К концу века русская крепостная система была в основном завершена: Ивангород был выстроен в 1837–1853 годах. 1842 год – Брест-Литовск. Осовец – 1882–1887 годы. Ковно – 1889 год.
Крепости должны обеспечивать свободу маневрирования полевых армий на обоих берегах водных рубежей, при этом надежно закрывая свой берег от вражеских атак: «Крепостью или крепостным районом надо называть заблаговременную и гармоническую (согласованную во всех отношениях) подготовку всех средств борьбы, необходимых для прочного удержания за собой избранного пункта (или района)»[152]. Следовательно, контролируя правый (восточный) берег Вислы до окончания на западных границах сосредоточения действующей армии весь Польский выступ оставался бы вне неприятельского вторжения.
В Польше были расположены громадные воинские склады, выстроены передовые коммуникации, подготовлены условия местности для вторжения во вражеские пределы. Это все – не говоря уже о потере самого пространства, которое затем пришлось бы брать обратно кровью, не говоря о политическом престиже государства и работе оккупированной территории (люди, промышленность, сельское хозяйство и проч.) в пользу противника. Исходя из данных постулатов, руководители русского военного ведомства стремились усилить обороноспособность выдвинутого вперед и подверженного фланговым ударам Польского выступа крепостями. В конце XIX века, когда острие российской внешней политики стало ощутимо смещаться на Дальний Восток, безопасность западного театра стала еще более насущной задачей.
Новый военный министр А.Н. Куропаткин, – бездарный полководец, но выдающийся администратор, – делал все от него зависящее, чтобы даже увязшая в Азии Россия (здесь, конечно, предполагалось противостояние прежде всего не с Японией, которую до 1896 года не рассматривали в качестве вероятного достойного противника, а с Великобританией) могла бы удержать Польшу в случае одновременного конфликта в Европе. Сам же военный министр, писавший о себе в третьем лице, так характеризовал собственные усилия по обороноспособности западной государственной границы в отношении крепостей: «В общем, Куропаткин имел в виду создать огромный, недоступный вторжению укрепленный район на нашем передовом театре: Новогеоргиевск, Варшава, Ивангород (по реке Висле) – Западный фронт; Ивангород, река Вепрж, Коцк-Влодавский озерно-болотистый район – Южный фронт и, наконец, Северный фронт – по Нареву с крепостями Новогеоргиевск, Зегрж, Пултуск, Рожаны, Остроленка, Ломжа, крепость Брест-Литовск…»[153]
Появление фугасных снарядов и дальнобойной артиллерии вынудили инженеров перестраивать крепостные системы. В России работы начались после Русско-японской войны – новые крепости должны укрепляться так, чтобы противостоять возросш