ей мощи орудий. Вплоть до начала Первой мировой войны предполагалось, что крепость должна выдержать и полную осаду, дожидаясь деблокады со стороны временно отступившей полевой армии. Опыт покажет, что ни одна полностью блокированная крепость не может выдержать обстрела тяжелыми калибрами до 420‐мм включительно, что крепостной район может драться только в тесной «связке» с полевыми войсками.
Но все это станет ясно лишь в 1914 году. Пока же две основные идеи, вынесенные будущим героем обороны крепости Ивангород, военным инженером А.В. фон Шварцем из опыта борьбы за Порт-Артур, заключались в следующем: «1) необходимость заблаговременной подготовки стрелковой позиции в промежутках между фортами и 2) необходимость прочных закрытий для стрелков на фланках фортов от огня». Схема современной сухопутной крепости по Шварцу: «В центре – защищаемый город, обнесенный оградой; по периферии – отдельные укрепления, форты, с батареями между ними. Форты, промежутки между фортами и батареи составляют позицию боя, ограда же является как бы запасной, последней позицией. Кроме того, по площади, ограниченной линией фортов и оградой города, разбросаны пороховые погреба и пути сообщения, связывающие линию боя с городом»[154].
После поражения в Русско-японской войне 1904–1905 гг. и потрясений первой русской революции 1905–1907 гг. русская военная мощь оказалась надломленной. Помимо падения боеспособности вооруженных сил (революционное движение в войсках), резко сократилось финансирование военного ведомства. Конечно, и прежде получавшие кредиты чуть ли не в самую последнюю очередь крепости должны были в полной мере испытать на себе последствия смутного периода. Генерал-квартирмейстер Генерального штаба Ю.Н. Данилов, в течение всего межвоенного периода занимавшийся планированием войны против Центральных держав, указывает: «Все наши крепости ко времени приступа к переоценке их значения имели крайне устарелое начертание в плане, состояли из укреплений и построек несовременного типа и профилей, снабжены были артиллерией “музейных” образцов и, обобранные в период Японской войны, были почти лишены необходимых запасов… технически наши крепости являлись вполне немощными и в таком виде могли принести полевой армии лишь один вред. Они требовали наделения их многочисленными гарнизонами, тем большими, чем несовершеннее было техническое их устройство, и этим весьма существенно должны были ослаблять численно нашу живую силу в поле. Но даже широко снабженные гарнизонами, эти крепости не могли ни при какой обстановке явиться опорными пунктами для маневрирования полевой армии. Напротив, эта последняя вынуждалась постоянно считаться со слабой сопротивляемостью крепостей и необходимостью оказывать им поддержку во избежание возможного их падения. Из изложенного видно, что военному ведомству предстояло заняться коренным переустройством наших крепостей, каковое едва ли не граничило с почти полным возведением их заново. Для этого требовались огромные денежные средства, отпуск коих мог идти лишь в ущерб ассигнованиям на полевую армию»[155].
Между тем франко-русские соглашения требовали в случае Большой Европейской войны немедленного наступления русских армий на запад, так как к 1906 году – отставке составителя германского планирования будущей войны графа А. фон Шлиффена – было понятно, что отказываться от «Плана Шлиффена» немцы не намерены. Российская финансово-экономическая зависимость от союзника понуждала русских выполнять соглашение. Ведь французы дали деньги на подавление революции. А потом предоставили кредиты на строительство стратегических железных дорог, которые строились в Польше и Литве и должны были ускорить русское сосредоточение во имя срыва «Плана Шлиффена», предполагавшего в качестве первоочередной цели германской агрессии сокрушение Франции.
Плачевное состояние русской крепостной системы требовало громадных денежных вливаний. Военный министр Российской империи в 1905–1909 годах А.Ф. Редигер вспоминал, что после Русско-японской войны «все наши крепости были далеко не закончены, вооружены по большей части устарелыми орудиями и не имели нужных запасов. На довершение постройки верков и на снабжение крепостей современной артиллерией нужно было около 800 млн рублей. То есть такая сумма, добыть которую нечего было и думать. На одни инженерные работы в крепостях требовалось около 300 млн рублей, а ежегодно на это отпускалось всего около 6 млн! Таким образом, все эти работы могли бы быть выполнены в пятьдесят лет»[156]. С 1909 года ситуация все-таки стала более благоприятной. Чтобы сохранить в своих руках передовой театр и не допустить срыва неприятельским ударом мобилизационных мероприятий, русские единовременно выделили значительные средства на реорганизацию крепостей, как только это позволило финансовое положение страны. Так, выделенные в 1910 году военному министерству 715 млн рублей подразделялись: 147 млн на пополнение материальной части, 81 млн на тяжелую артиллерию, 373 млн на крепости, 114 млн на строительство стратегических шоссе.
Восстановление военно-морского флота, погибшего на Дальнем Востоке, да и без того безнадежно устаревшего после создания «Дредноута», поглощало массу средств. Поэтому новый военный министр (с 1909 года) В.А. Сухомлинов решил реорганизовать русскую крепостную оборону на западе страны. Было решено отнести развертывание полевых армий вглубь, на линию Белосток – Брест-Литовск, что подразумевало оставление без боя всего Польского выступа. Соответственно, существовавшие там крепости подлежали упразднению. В связи с нехваткой времени вышло так, что старое уничтожалось, а новое еще не успело вступить в строй. Поэтому, как справедливо пишет А.М. Зайончковский, «мнение о том, что Россия вступила в мировую войну почти без инженерной подготовки театра предстоящей борьбы, не будет слишком преувеличено»[157].
Первоочередному упразднению подлежали крепости Варшава и Ивангород, удержать которые на начальном этапе войны генерал Сухомлинов не рассчитывал. Старые укрепления подлежали уничтожению, чтобы противник, заняв данные пункты, не смог ими воспользоваться в своих интересах. Это было логично в случае принятия на вооружение оборонительного плана войны, а иного в условиях разрушенной армии после революции 1905–1907 годов не могло и быть.
Вынесенной вперед оставалась только крепость Новогеоргиевск, которая поглотила слишком много средств, чтобы просто так отказаться от нее. Но теперь на Новогеоргиевск возлагалась задача ведения круговой осады в начале войны. При этом усиливались те крепости, которые было решено сохранить. Таким образом, возведенная еще многолетним начальником Главного штаба Н.Н. Обручевым и его последователями крепостная система в Польше, незадолго перед войной была практически полностью разрушена, а нового еще не успели сделать вследствие нехватки финансирования и господства наступательных тенденций в настроениях командного состава. Разрушение крепостной системы, выстроенной на принципах эпохи военного министерства фельдмаршала Д.А. Милютина, производилось прежде, чем позади, на линии предполагаемого развертывания новых крепостей, была возведена новая система.
Здесь следует сказать несколько слов о той крепостной системе, от которой отказались в 1910 году. До 1903 года военное ведомство, выразителями идей которого стали Н.Н. Обручев, а затем и А.Н. Куропаткин, укрепляло речные линии Немана, Нарева и Средней Вислы мелкими укреплениями, разбросанными в ключевых точках этих линий. Руководители военного ведомства исходили из того представления, что искусственные преграды должны предоставить возможность удержания противника, преследующего наши войска в случае отступления. Армии, получившие передышку для отдыха, перегруппировки, усиления резервами под прикрытием укреплений могут вновь перейти в наступление, пожертвовав при отходе возможно меньшей частью российской территории. Та же военно-фортификационная мощь обеспечивала прикрытие развертывания русских армий в период мобилизации, их сосредоточение в пограничных районах и изготовку к наступательным действиям.
Однако уже после окончания Русско-японской войны 1904–1905 годов стали раздаваться первые смелые высказывания отдельных военных и государственных деятелей о необходимости упразднения крепостной системы государственной обороны Российской империи. Определяющим аргументом служил простой расчет соответствия между громадными материальными затратами на крепости и необходимостью полевой армии в технических средствах ведения боя. Россия была связана с Францией взаимными обязательствами на случай войны. Творец германской стратегии ведения войны на два фронта – граф А. фон Шлиффен – уже в 1906 году уходит в отставку, оставляя своим преемникам план первоочередного удара по Франции.
В результате к русско-германской границе протягивались стратегические железнодорожные линии, выдвигались кавалерийские дивизии прикрытия, а обязательства, данные союзникам по Антанте, предусматривали вторжение русских армий на территорию Германии, в Восточную Пруссию. Хорошо, конечно, иметь и крепости, и необходимое вооружение и технику для полевых войск, но финансирования не хватало, и следовало выбирать первоочередность вкладывания бюджетных средств. Как представляется, приоритет полевой армии несомненен: в современной войне крепость как самодовлеющее целое не оправдывала себя и, главное, тех затрат, что отпускались на ее строительство и дальнейшее содержание в ущерб усилению полевой армии.
Еще в 1903 году император Николай II под давлением военного министра пришел к выводу об упразднении ряда второстепенных крепостей. Однако даже и в этом случае высвободившиеся средства было предположено пустить на развитие и совершенствование оставшихся и вновь строившихся первоклассных крепостных систем. Впрочем, приведение в исполнение и этого половинчатого решения растянулось на годы. Так, при составлении сметы военного министерства на 1908 год, предполагалось отпустить 10,8 млн рублей на перевооружение артиллерии скорострельными орудиями, а 4 млн – на заготовление предметов крепостного вооружения