Так, Гродно строилась в качестве совершенно новой крепости. Это строительство велось именно в связи с изменением в планах сухомлиновского развертывания. Гродно строилась по типу большой маневренной крепости, но крепость совершенно не была закончена и играла лишь роль укрепленной переправы. Точно так же и Ковенская крепость находилась к моменту мировой войны «в совершенно незаконченном виде»[165].
Система больших маневренных крепостей на передовом театре, предназначенная для обеспечения развертывания полевых армий на главных направлениях – Новогеоргиевск, Варшава, Ивангород, Ковно, Ломжа, Осовец, Брест-Литовск, получила высокопарное наименование «Порт-Артур на Висле». При этом, крепость Новогеоргиевск считалась «передовой крепостью в Европе» еще со времен Александра III, сохранив этот статус до капитуляции летом 1915 г.[166] Тем болезненнее было воспринято падение Новогеоргиевска как в России, так и за границей.
С 1910 года пришлось отказываться от этого, разоружая Варшаву, Ивангород и Ломжу. Причина отказа от крепостной системы «Порт-Артура на Висле»: разница в сроках сосредоточения и мобилизации. В Генеральном штабе подсчитали, что если немцы ударят на Востоке главной силой, то русские смогут принять удар лишь на линии Ковно – Гродно – Брест-Литовск, которые и стали укреплять. В случае же первоочередного удара германских армий на Западе русские все равно должны были наступать, и крепости не могли пригодиться. Отсюда и отнесение линии на восток.
В свое время, в XVII столетии, «король-солнце», французский король Людовик XIV, повелел выдающемуся инженеру Себастьяну Ле-Претр де Вобану возвести по западной границе Франции сплошную линию укреплений – «железную границу» от Ла-Манша до Швейцарии. Это строительство потребовало столько средств, что опустошило казну, вынудив сократить объемы финансирования вооруженных сил. В итоге французская армия, ранее превосходившая противника в артиллерии, стала уступать австрийцам, испанцам и немцам. Масса солдат была задействована на гарнизонной службе, зато в полевых войсках людей всегда не хватало. То есть, постройка первоклассных крепостей привела к пассивности в характере ведения войны, что в конечном счете не позволило имевшим для того шанс французам вырвать европейскую гегемонию.
Крепости были призваны играть роль центров сопротивления при содействии операциям полевых армий. Сила обороны такой крепости строилась на применении артиллерийского огня с возможно более дальних дистанций и проведении контратак подвижных частей гарнизона. Подвоз боеприпасов и переброска резервов возможны лишь в случае отсутствия блокады крепостного района и сохранения непосредственной связи с фронтом полевых войск.
Отступление полевой армии в крепостной район для создания угрозы флангу и коммуникациям противника было решительно отвергнуто уже после Франко-прусской войны 1870–1871 годов. Гибель осажденной армии маршала Ф.-А. Базена в Меце доказала, что при современном состоянии техники (тяжелая артиллерия больших калибров) и сети коммуникаций (возможность быстрой переброски подкреплений железнодорожным маневром) осаждающий может удержать блокаду сравнительно малыми силами, высвобождая главные силы для продолжения наступления вглубь территории противника. Хотя такие выводы были сделаны и с опозданием (тот же Мец все-таки приковал к себе германские армии; блокада Плевны в 1877 году осуществлялась главными силами русской армии, хотя ситуация вовсе и не требовала этого), но к началу XX века положение вещей стало очевидным. Упорная осада японцами Порт-Артура в 1904 году прежде всего объясняется необходимостью для японцев уничтожить русский флот, чтобы обеспечить себе безусловное превосходство на море (являвшееся ключом к выигрышу войны) даже и при подходе Балтийских эскадр русского Военно-морского флота.
Согласно планам В.А. Сухомлинова, перестройка крепостей должна была быть закончена в 1921 году. Кто бы дал России такой срок в эпоху империализма? Соответственно, кредиты отпускались соразмерно – по два-три миллиона в год. Причина отсталости России в крепостном отношении заключается как раз в этой самой соразмерности – на все тратили постепенно. А следовало бы сначала бросить все имевшиеся в наличии деньги на тяжелую артиллерию, потом – еще куда-то, и так далее. В зависимости от наиболее насущных нужд. А так не успели ничего.
Представляется, что приоритет тяжелой артиллерии перед крепостями в Польше очевиден: Россия имела активно-наступательное планирование, и тыловые крепости были вовсе ни к чему, пока не была, как говорится, «пришита последняя пуговица» в полевых войсках. Даже те мероприятия, что все-таки были сделаны, не доводились до конца вследствие сопротивления поклонников крепости: «Пожалуй, наиболее крупной ошибкой было ограничение реформы Сухомлинова уничтожением крепостной пехоты. Следовало уничтожить и артиллерию сухопутных крепостей, переформировав ее в запряженные тяжелые батареи и создав при них обширную систему скрытых кадров для формирования новых тяжелых батарей при мобилизации»[167]. В итоге в 1910–1914 годах, когда армия жизненно нуждалась в тяжелой артиллерии и реформе по изменению числа орудий в полевых батареях, увеличиваются кредиты на устройство и усиление крепостей. Правда, теперь деньги отправлялись лишь на ключевые районы: Новогеоргиевск, Гродно, Брест, Ковно.
Что касается финансирования, то после единовременного вливания, рассчитанного на восстановление, подорванное событиями 1904–1907 годов, оно не было слишком большим для крепостей. Если учесть сметы бюджетной комиссии Государственной Думы, где ассигнования рассрочивались на пять – десять лет, то каждая первоклассная крепость (Владивосток, Кронштадт, Севастополь, Новогеоргиевск, Осовец, Брест-Литовск, Гродно) могли рассчитывать на ежегодный кредит в 2–5 млн рублей. Между тем один современный форт стоил 3 млн рублей. Русские крепости (где, по крайней мере, была крепостная артиллерия) перед Первой мировой войной, это: морские крепости Петроград, Выборг, Кронштадт, Свеаборг, Севастополь, Очаков, Керчь, Михайловское, Владивосток, Николаев. А также сухопутные крепости Ковно, Усть-Двинск, Варшава, Новогеоргиевск, Брест-Литовск, Ивангород, Осовец, Ломжа, Гродно, Карс, Александрополь, Кушка, Термез. Часть их была упразднена и заброшена.
В любом случае артиллерийское вооружение русских крепостей не отвечало требованиям современной техники. Участник Первой мировой войны, чья батарея в самом начале была переброшена в Брест, писал: «Крепость Брест-Литовск в настоящее время могла бы только сыграть некоторую роль в общей боевой линии как укрепленный опорный пункт. Как крепость она уже устарела и характером своих фортов, и своим вооружением. И только в недавнее время было приступлено к постройке нескольких новых фортов, отвечающих современным требованиям. Что касается вооружения крепости, то таковое почти полностью состояло из орудий образца 1877 года, в настоящее время малопригодных. Из всего артиллерийского вооружения крепости только две или три шестидюймовые гаубичные батареи новейшего типа представляли собой действительно серьезное вооружение, но и те были уже предназначены к отправке на фронт»[168].
По табели вооружения русские крепости в 1913 году должны были иметь 4884 орудия. Состояло на вооружении и заказано – 2813. Некомплект – 43 %. Часть заказных орудий не поступила. Также в крепостях находилось более 3 тыс. орудий устаревших систем, уже принципиально снятых с вооружения и фактически не могущих сыграть никакой роли в обороне. Артиллерийское вооружение крепости подразделялось на следующие отделы: 1) постоянное вооружение фортового пояса; 2) вооружение крепостной ограды; 3) частные артиллерийские резервы (для отражения атаки открытой силой); 4) главный резерв (вооружение фортового участка, избранного неприятелем для постепенной атаки); 5) запас артиллерии. Согласно теории, вооружение крепостных фортов состояло из противоштурмовых орудий (3‐дюймовые и 57‐мм скорострельные пушки) и пулеметов (шесть – восемь единиц на форт), фланкирующих орудий (57‐мм скорострельные пушки). Вооружение долговременных промежуточных батарей – дальнобойные 6‐дм и 42‐лин. пушки; 6‐дм и 8‐дм гаубицы; мортиры. Артиллерийский резерв крепости составляли полевые орудия – 3‐дм пушки, 48‐лин. гаубицы и 6‐дм полевые мортиры. Характерный же крепостной тип орудий – 6‐дм пушки, 6‐дм гаубицы, 8‐дм мортиры. Например, для крепости в 16 фортов необходимо иметь более тысячи орудий, в том числе 700 пушек ближнего боя или мелкого калибра и 516 пушек и гаубиц дальнего боя или крупного калибра[169].
Большинство орудий, состоявших на вооружении крепостных районов русской Польши, были переданы в крепости из расформированной осадной артиллерии. В основном это пушки образца 1877 года, которые в большинстве своем могли стрелять лишь со стационарных, заранее подготовленных платформ. Как говорилось выше, если недостаток орудий в крепостях составлял в среднем около 45 % от положенного количества, то некомплект новейших орудий доходил до 80 %. Новых же тяжелых гаубиц в ряде крепостей не было вовсе за полным их отсутствием. Таким образом, «большинство орудий, состоявших на вооружении сухопутных крепостей, было устаревших образцов, не отвечавших современным требованиям, хотя ко многим орудиям был применен вместо черного бездымный порох и некоторые лафеты были усовершенствованы, что повысило баллистические качества орудий и увеличило скорость стрельбы»[170].
Сила обороны крепостей, как правило, строилась на вынесенных вперед фортах, чтобы предохранить от разрушения дальнобойной артиллерией цитадели и складов. Еще после Франко-прусской войны 1870–1871 годов стало ясно, что технические требования повысившейся дальнобойности артиллерии вынуждают выносить перед крепостями линию фортов с тем, чтобы не допустить артиллерийского обстрела ядра крепости. Однако такая система практиковалась гораздо раньше. Как отмечает советский редактор издания труда К. фон Клаузевица «О войне», «в эпоху Клаузевица Пруссия уже развивала свои крепости на Рейне как крепости-лагери, с этой целью на расстояние двух-трех километров от ядра крепости выносилось несколько фортов. Такие крепости-лагери являлись прекрасным убежищем для прусских войск, расположенных в рейнских провинциях Пруссии, отделенных от основного материка прусской территории, и позволяли этим войскам переждать натиск французов до момента прибытия главных сил прусской армии. Таким образом, линия вынесенных фортов образовалась первоначально под давлением оперативных, а не технических требований».