Но форт есть всего лишь только убежище для живой силы. Вся оборона строится на промежуточных батареях, контролирующих как огневую мощь фортов, так и промежутков между ними. И здесь главную роль в обороне крепости играет артиллерия, сосредоточенная на промежуточных батареях. Так, Р.И. Кондратенко, своевременно построивший эти батареи в Порт-Артуре (литерные батареи или, например, прославленная А.С. Степановым в эпопее «Порт-Артур» Залитерная батарея), сумел удержать крепость. Но против Порт-Артура тогда не действовали тяжелые пушки. Напротив, в 1914 году бельгийский Льеж пал так быстро потому, что там не было промежуточных батарей, и немцы, бросившись между фортами, сразу же взяли город, после чего уже разбивали тяжелой артиллерией форты. Общий вывод и для Западного, и для Восточного фронтов: «Отдельные крепости нельзя было удержать. Объединение ближней и дальней обороны было нецелесообразно. Все формы являлись исключительно благоприятными целями для артиллерии. Они также были малоцелесообразны и как опорные пункты ближней борьбы. Все укрепления подготавливались к штурму 42‐см мортирами. Фортовые укрепления часто изнемогали от одного морального воздействия артиллерийского огня. Бронированные орудия, имевшие наблюдение внутри укрепления, оказывались бесполезными. Если они и не были разрушены, то становились небоеспособными в результате сотрясений или повреждения механизмов вращения»[171].
В русских крепостях не было современных пушек, способных на равных биться с немецкими осадными группами. Цитированный выше П. Клокачев указывает, что вооружение долговременных промежуточных батарей – это дальнобойные 6‐дм и 42‐лин. пушки, а также 6‐дм и 8‐дм гаубицы. Этих орудий современных образцов, как и промежуточных батарей и узлов, без которых линия фортов теряла свое значение, в русских крепостях практически не было. Отсюда и быстрое падение крепостей в кампании 1915 года. Согласно всеподданнейшему докладу по военному министерству за 1914 год, к 1 января 1915 года в крепостях состояло около 7634 орудий и 3234 полупудовые мортиры[172]. Однако в львиной своей доле все это был устаревший хлам. Эти орудия не годились ни для обороны самой крепости, ни для усиления полевых армий.
Недаром все мало-мальски годные для ведения современной борьбы батареи осенью 1914 года были переданы фронту и передовым крепостям, а для штурма Перемышля не было соответствующих тяжелых калибров, что вынудило главнокомандование Юго-Западного фронта блокировать австрийскую крепость и осаждать ее измором. Пришлось обращаться к иностранным закупкам. Так, в 1914 году русское военное ведомство закупило в Японии старые, но все-таки пригодные для войны тяжелые орудия, которые почти все пошли в крепости взамен изымаемых оттуда русских крепостных пушек для полевых армий, брошенных в Карпаты и Восточную Пруссию.
Нехватка осадной артиллерии побудит русское командование широко (по меркам 1914 года, конечно) использовать бомбардировщики при осаде неприятельских крепостей. Начиная с декабря 1914 года «подробная разведка укреплений, наведение артиллерии и бомбометание собственно с аэропланов намного упростили процесс взятия крепостей. К подобному активному использованию авиации русское командование принудило отсутствие тяжелой осадной артиллерии и катастрофический недостаток в этот период в русской армии артиллерийских снарядов»[173]. Противник же оказался в ином положении. Тяжелые гаубичные батареи австро-германцев щедро снабжались боеприпасами, что в 1915 году стало одной из главных причин быстрого крушения русской крепостной системы в Польше.
Согласно предвоенному реформированию сухопутной армии, предпринятой министерством В.А. Сухомлинова, крепостные войска упразднялись совсем, а мобилизационные формирования относились вглубь страны, ближе к источникам живой силы. Эта мера должна была усилить мощь полевых армий. Ведь теперь из резервистов должны были формироваться второочередные дивизии, которые подлежали переброске на театр военных действий. Причина тому – недостаточная сила ударной группировки вследствие технической слабости; количество живой силы должно было возместить нехватку техники. Таким образом, «поскольку теперь мобилизация армии должна была производиться в центральных регионах России, оборонительная роль западных крепостей в начальной фазе войны становилась избыточной. Более того, Сухомлинов утверждал, что в любом случае прогресс дальнобойной артиллерии лишал существование крепостей всякого смысла – стоимость их содержания, не говоря уже о необходимости усовершенствования, чтобы они могли противостоять огневой мощи современной артиллерии, составляла сотни миллионов рублей – сумма, которую разумнее было пустить на текущие армейские нужды»[174].
Еще 8 мая 1908 года начальник Генерального штаба Ф.Ф. Палицын писал премьер-министру П.А. Столыпину: «… живая сила государства, армия, в современном ее виде слаба и числом, и устройством. Имея за собою обширные пространства, мы в случае неуспеха не приспособлены – по своему устройству, численности своих обученных запасных и заготовке средств – вести на Западе войну длительную. Мы рассчитываем на такую борьбу, ссылаясь на пример Отечественной войны, но, надо признать, средств к такой борьбе и надлежащей подготовки у нас в наличности нет»[175]. Но о крепостях не забыли. Для создания постоянных гарнизонов крепостей Гродно, Ковно, Новогеоргиевск, Осовец и Брест-Литовск должны были быть сформированы третьи бригады в составе перволинейных 2, 16, 26, 28 и 38‐й пехотных дивизий.
Слабость крепостных войск была известна уже давно. Крепостные войска до своего упразднения все полевые занятия и маневры проводили в крепостном районе и поэтому отлично знали местность. Но если немцы в состав постоянных гарнизонов назначали местных жителей, состоявших в запасе, то русские, имея крепости на территории Польши, не могли взять с противника пример: полякам не доверяли. Отсюда и слабость крепостных гарнизонов как войсковых единиц. Участник войны вспоминал: «Если крепостная артиллерия была падчерицей среди частей нашей артиллерии, то такими же пасынками были в пехоте крепостные пехотные батальоны. Думаю, что вакансии в эти пехотные батальоны были среди юнкеров военных училищ еще менее популярны, чем вакансии в крепостную артиллерию среди юнкеров артиллерийских училищ. И словно для того, чтобы подчеркнуть приниженное положение крепостной пехоты, им было присвоено приборное сукно крайне невзрачного коричневого цвета». Прозвища – «крем-брюле» и «шоколадные батальоны»[176].
Причины такого отношения к крепостной пехоте ясны: войны всегда велись вне России, а крепостные войска – это преемники так называемых гарнизонных войск. Стоит также вспомнить, что в свое время гарнизоны многих крепостей состояли из инвалидных команд. Крепостными гарнизонные войска вообще стали именоваться только с 1859 года. Безусловно, хорошо иметь постоянные подразделения в качестве гарнизонов крепостей. Например, французский автор считает, что «укрепления приобретают ценность только с течением времени, когда они действительно находятся в исправном состоянии, когда их защитники приобретут известный опыт и будут уже закалены войной… Человек, внезапно оторванный от занятий мирного времени, лишь постепенно привыкает к опасности, которая в начале войны всегда принимает неожиданный характер. Многие крепости первой линии не пали бы так скоро после нескольких месяцев кампании»[177]. Но русские были вынуждены выбирать слишком по многим позициям. И на этот раз компромисс не годился: русские ударные группировки обязывались на наступление в самом начале войны, и потому приоритетом ставилась полевая армия.
Расформировав перед войной крепостные войска, русские не имели права использовать крепости иначе как в линии полевых войск (Осовец – единственный пример), но никоим образом – сами по себе. Между тем все вышло как раз наоборот: продолжало господствовать воззрение на крепость как фортификацию, способную к изолированной обороне. Упразднение крепостных войск должно было увеличить силу полевой армии. Надо вспомнить, что русская армия вообще готовилась, по выражению И.И. Вацетиса, в качестве сильнейшего удара для выигрыша генерального сражения, долженствовавшего, согласно существовавшим воззрениям, решить исход войны.
Однако уже в ходе сосредоточения масса второочередных дивизий мгновенно была разбросана по крепостям в качестве прикрытий, что лишило полевые армейские корпуса живой силы. А ведь те же австрийцы сразу же влили резервные дивизии в армейские корпуса, а немцы вообще до войны предусмотрели их объединение в резервные корпуса. Промах был осознан достаточно быстро, но к этому времени уже последовал Танненберг. То есть дело не в упразднении крепостных войск, а в инертности мышления: правильную меру (огневая ружейная мощь каждого армейского корпуса, по итогам сухомлиновской реорганизации, увеличивалась на треть) умудрились загубить в ходе войны, запирая эти войска в крепостях, которым никто не угрожал, что существенно сказалось на ходе первых операций.
В 1905 году фельдмаршал А. фон Шлиффен говорил: «Современные большие крепости не имеют целью способствовать оборонительным операциям. Напротив, они предназначены сделать способными к наступлению даже численно более слабые силы, давая возможность войсковым соединениям, пользующимся крепостями, наносить внезапные удары в самых различных направлениях и прикрывая их фланги и тыл». Не прошло и двух лет, как русские вновь меняют свое оперативно-стратегическое планирование. По настоянию штабов военных округов развертывание опять было вынесено вперед, к линии государственной границы. Правда, в связи с планами Генерального штаба, предусматривавшего одновременное наступление в Восточную Пруссию и Галицию, крепости Средней Вислы не стали восстанавливаться.