Совместное оперативно-стратегическое планирование французского и российского Генеральных штабов в своей основе опиралось на противодействие германскому плану войны, известному как «план Шлиффена». Не имея объективных возможностей для одновременной равной борьбы на двух фронтах, граф Шлиффен в своем планировании перенес тяжесть первого немецкого удара на Францию. Тому было много причин. Это и малая глубина французского театра войны, что позволяло немцам добиваться победы, не растекаясь своими армиями по громадному пространству, как в России. Это и вероятность того, что итальянцы отвлекут на себя часть французских войск, а австро-венгры, напротив, сумеют сковать большую часть русской действующей армии. Это и коммуникационная составляющая, на которую опиралась превосходно оснащенная технически германская армия.
Умелое манипулирование союзными договоренностями относительно ведения наступательных действий в сочетании с объективными трудностями денежных вливаний в Вооруженные силы привели к тому, что военный министр сумел добиться упразднения передовых крепостей – Варшавы и Ивангорода, запиравших линию Средней Вислы. От упразднения уцелел только Новогеоргиевск. Подъем российской экономики с 1910 года побудил военное ведомство в 1912 году принять на вооружение новое планирование, основанное на сосредоточении шести армий вдоль государственной границы. Однако это решение было принято под давлением штабов военных округов (прежде всего Киевского военного округа) и против желания военного министра и его ставленников в Генеральном штабе. Пользуясь тем, что развертывание предполагалось вне Вислы, военный министр все-таки не стал восстанавливать уже к тому времени «заброшенные» крепости.
Объективная оценка есть вещь тяжелая. Современники, исходя из уже известного хода событий Первой мировой войны, единодушно критикуют В.А. Сухомлинова, сменившего курс развития русских крепостей после замены прежнего министра А.Ф. Редигера. Например, комендант Ивангорода вспоминал, что при генерале Сухомлинове «в военном министерстве укрепилась новая идея – уничтожения крепостей. Почти в течение четырех лет оказалось невозможным поднять вопрос о перестройке крепостей, что нанесло непоправимый вред нашей военной готовности»[182]. Оценивая же принимаемые решения издалека, надо отметить, что мнение военного министра относительно крепостных районов передового театра нельзя воспринимать однозначно.
С одной стороны, действительно, упразднение крепостей ослабило русскую оборону на западной границе. С другой – финансирования все равно не хватало (самый наглядный пример – невозможность своевременного перевода легких 3‐дм батарей с 8‐орудийного на 6‐орудийный штат), масса денег ушла на восстановление флота, да и план войны был наступательным. Крепости все равно не могли финансироваться иначе, как по остаточному принципу. Что сказали бы современники, если бы русский Северо-Западный фронт в августе 1914 года не был разбит под Танненбергом, а сумел бы уничтожить германскую 8‐ю армию и выбить немцев из Восточной Пруссии, создав тем самым условия для броска на Берлин? Именно так и должны были действовать русские армии в начале войны. А войсками, руководимыми бездарными военачальниками, в войне руководил все-таки не генерал Сухомлинов. Что тогда сказали бы современники, видя, что войскам не хватает технических средств ведения боя, но зато на Висле стоят современные крепости, оставшиеся в глубоком тылу? Кого тогда бы корили за напрасную трату средств на чисто оборонительные сооружения?
Другое дело, что можно было бы просто «забросить» упраздняемые крепостные районы и ограничиться этим. Тем более что угроза войны так и витала в воздухе. Но нет – в своем стремлении предусмотреть каждую мелочь, упуская из виду самое главное, упразднением не ограничились. Было решено уничтожить уже имевшиеся укрепления, чтобы они не достались противнику (напомним, что по плану 1910 года линия Средней Вислы сдавалась без боя). Во имя этого форты варшавского крепостного района стали взрывать, одновременно таким мероприятием ликвидируя ставшие ненужными запасы черного пороха, скопившиеся на складах. Бывший военный инженер так вспоминал об уничтожении варшавского форта литеры «Ч» старым порохом перед войной: «Электрический запал сделал свое дело, и через какой-то момент раздался страшный взрыв. Место нахождения форта было окутано желто-черным дымом. Затем среди клубов этого дыма появился в воздухе весь форт… Трудно сейчас сказать, сколько мгновений он стоял в воздухе, а потом рухнул, также со страшным грохотом, и все пространство было заполнено желтым дымом, столбами пыли и какими-то осколками камня, дерева… На другой день утром рабочие отобрали оставшиеся нужные куски, землю распахали, разровняли, и… форта не стало»[183].
Как известно, развитие военных действий в начале войны пошло не по самому оптимистичному сценарию. В Галиции австрийцы были разбиты, но не уничтожены. В Восточной же Пруссии русские вообще были разгромлены, несмотря на общее превосходство в силах. Сказался тот самый фактор, что привел к поражению на Дальнем Востоке в 1904–1905 годах: отрицательный подбор высшего генералитета. Отразив атаки русских, немцы сами перешли в контрнаступление.
Имея меньше живой силы, но обладая преимуществом в маневренности, германское командование (командарм-8 П. фон Гинденбург и его начальник штаба Э. Людендорф) перенесло удар на наименее защищенный участок боевых действий – линию Средней Вислы. Русские были вынуждены бросать сюда армии из района Нарева и из Галиции, однако противник был быстрее. Чтобы устоять, крепости должны были сдержать напор врага. Но Варшава и Ивангород уже четыре года как были упразднены, гарнизоны распущены, более-менее новая артиллерия раскассирована по другим крепостям, а часть фортового пояса вообще взорвана.
Уже 25 сентября 1914 года начальник инженеров Варшавской крепости сообщал командарму-2 С.М. Шейдеману: «На правом берегу реки Вислы все варшавские укрепления срыты. В настоящее время возводятся полевые окопы для прикрытия [варшавского пригорода] Праги на правом берегу». Крепостные районы по своему характеру переходили в управление начальника инженерных снабжений армий фронта, в руках которого сосредоточивались: «1) содержание сведений о наличии инженерных запасов в армиях, крепостях, а также в инженерных заведениях и складах тылового района; 2) содержание сведений о главнейших инженерных работах, производимых в районе армий, и о необходимых материалах и предметах инженерного снабжения, подлежащих заготовке и высылке распоряжением начальника инженерных сообщений для осуществления намеченных работ; 3) разработка соображений и распоряжений по снабжению войск, управлений, учреждений и заведений, а также крепостей, подчиненных главнокомандующему армиями фронта, всеми необходимыми предметами инженерного довольствия; 4) производство сношений с главным военно-техническим управлением о своевременной высылке в район военных действий необходимых предметов инженерного довольствия, коих не имеется на месте; 5) указания по производству инженерных работ в техническом отношении, по правильному использованию технических инженерных средств и по содержанию их в исправности; 6) отдача распоряжений по производству всех оборонительных работ в тыловом районе»[184].
Между тем Варшава и Ивангород, контролируя постоянную мостовую переправу через Вислу, являлись ключевыми пунктами в борьбе за Польский выступ. Их занятие австро-германцами означало ведение изнурительной борьбы в Польше, где преимущество получало не численное превосходство, а технические средства ведения боя. Состояние же польской столицы для выполнения оборонительных функций являлись плачевными: «Укрепления 11 фортов первой линии обороны и 6 фортов второй линии были взорваны при ликвидации крепости, за исключением оборонительных казарм. В крепостной артиллерии было 28 полевых и 52 тяжелых орудия, при потребности в 500; в 27‐м армейском корпусе было две артбригады и мортирный дивизион»[185]. Просчеты в состоянии крепостных районов пришлось восполнять избыточной кровью пехоты, дравшейся в неблагоприятных условиях. Русские Сибирские корпуса сражались в численном меньшинстве (впредь до подхода резервов) и нехватке техники (под Варшавой не хватало ни артиллерийских орудий, ни снарядов для уже имевшихся).
Во время Варшавско-Ивангородской операции не имевшие тяжелых батарей русские войска, отжимаемые неприятелем к Висле, нуждались в искусственных укреплениях. Причина тому – превосходство противника на первом этапе операции во всех отношениях. Главное – в маневренности и движении, что позволяло немцам иметь превосходство и под Ивангородом и под Варшавой до тех пор, пока к оборонявшимся русским соединениям не подоспели перебрасываемые подкрепления, а на левом берегу Вислы не были образованы плацдармы, отвлекшие на себя часть неприятельских сил. Как писал современник, «в этот момент ожесточенной борьбы на р. Висле за переправы особенно чувствовалось уничтожение предмостных фортов у Варшавы и Ивангорода»[186]. Пехоте пришлось принять бой в наскоро сооружаемых полевых укреплениях. Это – под ударами тяжелой германской артиллерии.
Гарнизон Варшавы к 15 октября 1914 года состоял всего из 12 батальонов ополчения: 131 офицер и 9885 солдат, плюс одна сотня и две саперные роты при 42 крепостных пулеметах и 110 орудиях. Благо что немцы не сразу ударили по Варшаве, пытаясь взять Ивангород, и только будучи отраженными, перенесли удар на польскую столицу. Это дало русским время, чтобы перебросить Сибирские корпуса (стрелки вступали в бой «с колес») и позволить отступавшему перед группой Макензена к Варшаве 27‐му армейскому корпусу построить хоть какое-то подобие траншейных линий. Кроме того, была оказана помощь и со стороны соседа – крепости Новогеоргиевск.