[201]. Поэтому подвоз грузов в столицы (особенно в Петроград) сокращался, а на фронт – усиливался. Этот же походный хаос становился причиной перманентного отставания тыловых служб от своих войск.
В ходе Варшавско-Ивангородской наступательной операции Привислинский край оказался до крайности насыщен войсками трех держав, местное население и хозяйство – разорено, отдельные районы по нескольку раз переходили из рук в руки. Недаром участники сражений в Польше вспоминали, что если летом – в начале осени господствовало продовольственное изобилие, то с середины осени 1914 года они голодали так, как никогда более за всю войну. Ведь войска действовали в несколько раз разоренной местности, и опереться на местные средства в снабжении войск продовольствием и фуражом не могли.
Не получая полноценного интендантского снабжения, войска вынуждены были отвлекаться на заготовки местных ресурсов для питания личного состава. Например, 25 сентября генерал-квартирмейстер 1‐й армии К.К. Байов телеграфировал в штаб фронта: «Недостаточность перевозочных средств объясняется необходимостью подвозить фураж и отсутствием корпусных транспортов для второочередных и кавалерийских корпусов и дивизий… отсутствие фуража в дивизионном обозе заставляет корпусные транспорты, а также заменяющие их армейские транспорты обратить исключительно на подвозки фуража, который обеспечивает 4‐дневный запас овса»[202].
Войскам приходилось жить ежедневным подвозом. А так как хаотичность маршей запутывала деятельность интендантства, то продовольствия не хватало, и голодающие солдаты часто сдавались в плен без сопротивления только ввиду исчерпания своих физических и моральных сил. Точно так же нехватка еды подрывает дух войск и может стать причиной панических настроений. Генерал Симанский называет в качестве одной из причин возникновения паники в войсках в начале войны именно бесцельные по своей сути марш-маневры. Он пишет: «Безостановочная гонка частей то вперед, то в сторону, вследствие чего тыловые учреждения не в состоянии были за ними поспевать, а если поспевали, то неопытные руководители не умели правильно организовать их деятельность, что вызывало физическое переутомление частей и одновременно их голодание…»[203]
Исходя из нехватки фуража, войска реквизировали его на месте, в польских и литовских губерниях. В целом около 10 % сена и клевера было реквизировано для нужд армии; реквизировался и овес, и еще больше продукции было просто выжжено, уничтожено или брошено. В массированных операциях армии противников перемешивались, и то русские на немецкой территории, то немцы – на русской забирали продукты и фураж, разоряя приграничье. Войска на театре военных действий истощали запасы населения реквизициями, что при отсутствии подвоза негативно сказывалось на этом населении[204].
Местные власти этих потребляющих регионов, разумеется, просили помощи. Например, ковенский губернатор в донесении в МВД присовокуплял: «Вследствие неурожая яровых хлебов и реквизиции таковых семян для посева не хватит, и к весне необходимо будет доставить населению семена для продажи, так как в ссуде оно не нуждается»[205]. А донесение гродненского губернатора показывало: «Тревога, переживаемая населением в связи с военными событиями, носит характер беспокойства за вторжение неприятеля в родные пределы и наряду с тем существует большое стремление жителей оказывать государству посильную помощь, которая активно проявляется в приносимых с охотой материальных пожертвованиях на военные нужды в пользу раненых воинов и семейств запасных. А также и в содействии военному делу личным трудом: привлеченное к работам в крепостях и к обслуживанию проходящих частей войск и обозов подводами население губернии несет эту повинность безропотно с глубоким сознанием важности этих работ на общую пользу отечества; усердие населения особенно усилилось после попытки неприятеля вторгнуться на территорию губернии»[206].
В ходе Варшавско-Ивангородской операции сентября – октября 1914 года, характеризовавшейся огромным размахом боевых действий и используемых в боях войск, успех снабжения сражавшихся соединений во многом зависел от их расположения – рядом с коммуникациями или нет. Казалось бы, что присутствие в тылу большого города – Варшавы – не должно было вызвать затруднений с питанием даже и весьма многочисленных войск. Тем не менее интендантство еще не справлялось с подвозом, а занимавшаяся закупками продуктов питания для армии организация Министерства земледелия только создавалась.
Продвижение русских армий Северо-Западного фронта, базировавшихся на Варшаву (польская столица являлась промежуточной базой для четырех армий и крепости Новогеоргиевск, почему здесь располагалось три продовольственных магазина), тормозилось хроническим отставанием тылов. Дело в том, что в период наступления германской группы А. фон Макензена на польскую столицу все запасы тылового обеспечения были в срочном порядке эвакуированы на правый берег Вислы. С переходом в контрнаступление предметы тылового снабжения должны были быть переброшены вслед за наступавшими войсками на левый берег.
С востока к Варшаве подходят две мощные железнодорожные магистрали: Северо-Западная и Привислинская. На левом берегу из города выходят железнодорожные ветки на Торн, Калиш и Сосновицы. Однако между станциями правого и левого берегов через железнодорожный мост вела только единственная передаточная ветвь в одну колею. Поэтому припасы просто-напросто не успевали перебрасываться на западный берег Вислы, чтобы обеспечить армии всем необходимым – прежде всего продовольствием и боеприпасами. Русским железнодорожникам пришлось даже организовать перевоз грузов через речную преграду по двум обыкновенным мостам колесным транспортом, после чего грузы уже забивались в поезда[207].
Будучи отражены от Варшавы и начав отход, немцы разрушали все коммуникации на пути своего отступления. 14 октября германский главнокомандующий на Востоке П. фон Гинденбург распорядился выйти из боев на всех участках и что есть мочи, разрушая инфраструктуру, отступать на линию Калиш – Ченстохов – Краков. Как писал об этом его начальник штаба Э. Людендорф, «порча железных и проезжих дорог была подготовлена образцово. Опыт показал нам, что современные армии могут удаляться от конечных станций железных дорог примерно на 120 километров. Таким образом, если бы нам удалось разрушить железные дороги, как я надеялся, мы могли рассчитывать, что русские массы временно задержатся, еще не переходя нашу границу, даже если мы не будем прибегать к бою… Войска разрушали мосты на дорогах без промедления. Была проделана большая работа. Результатом явилось постепенное замедление неприятельского наступления и конечная его остановка на заранее предусмотренном удалении»[208].
С увеличением количества войск на театре военных действий увеличивалась и нагрузка на интендантскую инфраструктуру. В частности, для людей не хватало даже и табаку, который занимает весьма важное место в повседневном быте бойца. Командованию пришлось даже иногда выдавать вместо табака деньги в надежде, что солдаты сами где-либо приобретут курево. Например, приказ Н.В. Рузского от 14 октября по армиям Северо-Западного фронта указывал: «Ввиду невозможности для нижних чинов на театре военных действий покупать табак собственным попечением приказываю установить новый вид отпуска нижним чинам от казны довольствия их табаком, определив размер дачи по 4 золотника [золотник – 4,3 грамма] в день на каждого человека. Некурящим, или почему-либо не получившим табак, выдавать деньгами помесячно, считая предельную цену за фунт табаку 38 копеек»[209].
Если без табака еще можно как-нибудь потерпеть, то без хлеба воевать уже невозможно, а полевые хлебопекарни не успевали производить хлеб для войск в требуемых количествах. Если же помнить, что большинство второочередных дивизий, уже участвующих в боях, пока не имела хлебопекарен (либо их не хватало на все полки), то проблема являлась еще более острой. Здесь появлялся упомянутый фактор – несвоевременность поступления хлеба в войска. Так, командир 23‐го армейского корпуса В.Н. Данилов 15 октября сообщал командарму-2 С.М. Шейдеману: «Хлеб везется за 125 верст и еще далее, по такой сырости покрывается плесенью и даже внутри зеленью. Необходимость полевых хлебопекарен настоятельная. Все операции сойдут в ничто, если солдат будет без хлеба, то есть голоден… Полевая хлебопекарня складывается в один час времени. Следовательно, можно держать всегда в одном переходе»[210].
Чтобы бороться с данным явлением, командование открывало «усиленные хлебопекарни» в городах и крепостях, чтобы содействовать полевым хлебопекарням в их нелегкой работе. Можно привести пример такой пекарни в Москве, где с 3 октября 1914 года начала работу пекарня московского городского самоуправления, делавшая сухари для армии. Пекарня была «оборудована электрическим освещением, водопроводом, канализацией; для хранения хлеба устроены деревянные стеллажи на 12 500 пудов; для согревания воды поставлены две пары котлов, а для получения кипятка – особый кипятильник. Для облегчения труда рабочих приобретены четыре мешальных машины с четырьмя электромоторами и с двенадцатью подвижными чанами; перемещение хлеба от печей в склад производится при помощи 50 подвижных вагонеток». Устройство пекарни, где трудилось 336 чел., стоило 36 тыс. руб., а с печами – 86 тыс. руб. Производительность такой пекарни – свыше 150 тыс. пудов сухарей в месяц. Сушилка располагалась в деревне Нижние Котлы, где «хлеб режется машинами и высушивается в сухари»