Разумеется, производимый городскими хлебопекарнями в Польше продукт поставлялся войскам несвоевременно. То есть к моменту своего прибытия к людям хлеб переставал быть свежим и годным для принятия в пищу. Выходило, что зря пропадал и труд хлебопеков, и мука, из которой изготовлялся этот хлеб. Подвозимые интендантством продукты неизбежно запаздывали в поступлении войскам, и наиболее подверженные порче из них, портились и становились негодными для употребления. Отсыревание муки стало обыденным явлением, что вело к невысокому качеству выпекаемого полевыми хлебопекарнями хлеба. Полевые хлебопекарни не справлялись, а людям требовался свежий хлеб. Исследователь пишет о периоде Лодзинской оборонительной операции армий Северо-Западного фронта в ноябре 1914 года: «Хлебопекарни Северо-Западного фронта были открыты в Ломже, Седлеце и Варшаве. Их суточная выпечка достигала 1 тыс. кг, а в период подготовки была увеличена до 3 тыс. кг. Хлеб доходил до войск на 7–8 день после выпечки и часто оказывался с плесенью, поэтому войска предпочитали получать его из корпусных хлебопекарен»[212]. Именно к корпусным хлебопекарням временно приписывались не имевшие полевых кухонь второочередные дивизии.
Основной причиной недохвата продфуража в войсковых соединениях, конечно, была недостаточно энергичная деятельность тылов. Приказ по армиям Северо-Западного фронта от 17 октября сообщал: «Если войска испытывают подчас недостаток в продовольствии, то это происходит не от отсутствия последнего в районе действий войск и в ближайшем тылу, а вследствие полного неумения хозяйственной части штабов армий и корпусных управлений распоряжаться теми средствами, которые им предоставляются, а равно по причине крайне неумелого руководства службой обозов»[213]. В войсках же считали, что интенданты просто не умеют своевременно доставить продфураж.
Однако обвинения хозяйственников в неумении являлись несправедливыми, так как работе препятствовал объективный фактор громадного размаха ведшихся военных операций. Вдобавок продовольственные ресурсы Польши уже истощались, ими пользовались все воюющие стороны (а боевые действия, напомним, велись в русской Польше), и местные жители старались припрятывать продукты для своего будущего потребления, не зная, что будет в ближайшее время. Письмо из действующей армии дает более верную картину: «Переходы были до того быстры, что интендантство не успевало нам доставлять питание; по пути мы скупали овес, сено, хлеба негде было купить, соли тоже… хлеба нет и нет. Целый месяц недоедания. Сейчас получают по ¼ фунта вместо 2 фунтов… Объедаем местное население до последней картошки, скупаем принудительно все съедобное»[214].
Когда 20 октября директивой Ставки 2‐я и 5‐я армии были остановлены, чтобы приступить к перегруппировке сил, им было необходимо восстановить сеть железных и шоссейных дорог в армейских тылах, растянувшихся на пять переходов от исходного положения на Висле вглубь разоряемой территории. Отсутствие лошадей, нехватка железнодорожных мощностей, общее разорение края стали препятствием на пути русских планов быстрого удара против Германии. 20 октября командарм-2 С.М. Шейдеман сообщил начальнику штаба Северо-Западного фронта В.А. Орановскому: «Снабжение армии продовольствием, фуражом и снарядами при дальнейшем ее движении может быть поставлено в критическое положение. Формирование вольнонаемных транспортов невозможно за полным недостатком ныне лошадей в крае. Крайне необходимо немедленное восстановление железнодорожного сообщения, иначе всякий подвоз предметов довольствия войск прекратится, или же армии придется сделать приостановку на несколько дней до восстановления железных дорог»[215].
В это время русские корпуса оторвались от своих баз на 150 верст и стали испытывать значительный недостаток в тыловом обеспечении и подвозе: боеприпасах, продовольствии, фураже. Ведь, помимо самого расстояния, разрушение дорожной сети, предпринятое германцами в громадных размерах в период отступления в Познань, носило характер не подлежавшего восстановлению в ближайшие сроки. Как свидетельствует участник событий, во время боев на левом берегу Вислы смена войск в каждом районе была постоянной, «и каждый вновь пришедший старший военный начальник распоряжался в данном районе по своему усмотрению. Реквизиция помещений, скота, перевозочных средств, продуктов, фуража, топлива и пр. производилась хищническим способом, обратившим местность, где прошло хотя бы несколько военных частей, в пустыню. Когда же в некоторых местах наши войска стали отходить и без натиска противника, то запылали ими же зажженные деревни, хотя эти выжженные места мы через несколько дней занимали вновь»[216].
То же самое в свое время наблюдалось и в Восточной Пруссии, и в Галиции, за тем исключением, что здесь русские стояли вроде бы на своей собственной земле. Такой подход, конечно, мало учитывал интересы местного населения. Но низшие командиры хотя бы понимали, что ресурсы оставляемой территории могут пригодиться армиям в будущем в вероятном контрнаступлении. Например, 24 октября начальник штаба 1‐й армии И.З. Одишелидзе доносил в Ставку, что «из пограничной полосы Риго-Шавельского района приказано угнать скот и вывезти фураж, что ставит войска этого района в тяжелое положение». Командарм-1 считал, что «обстоятельства не требуют вывоза продуктов и отгона скота вовнутрь страны, ибо армия наступает, и желательно, чтобы войска имели все необходимое поближе»[217].
В конце октября армии Северо-Западного фронта требовали от штаба фронта подвоза фуража, дабы иметь возможность продвигаться вперед – «при дальнейшем наступлении потребуется подвоз в армию овса, ибо местного фуража почти нет, и на сбор его при быстром наступлении не бывает времени, а транспортных средств в армии для подвоза его не имеется». Для людей же требовали сухари, запасы которых в войсках истощались, и это срывало подготовку войск к атакам[218]. Чтобы упорядочить дело снабжения и перераспределения продуктов, приказ главкосевзапа Н.В. Рузского от 25 ноября устанавливал войсковой и тыловой районы. Рузский разграничивал ответственность: «Предписываю частям войск, управлениям, учреждениям и заведениям производить покупку и заготовку предметов довольствия исключительно в своих районах. Покупка же и заготовка означенных предметов вне своих районов, а также внутри империи, безусловно воспрещается»[219].
Местные средства польского театра войны были исчерпаны, почему к концу 1914 года войска Северо-Западного фронта должны были питаться преимущественно подвозом. Главный начальник снабжений Северо-Западного фронта Н.А. Данилов 27 января 1915 года сообщал в Ставку: «В настоящее время на месте можно находить в значительном количестве только один картофель; все остальное и даже дрова для хлебопечения (требуются сухие) приходится подвозить». Правда, пока еще – из ближайшего тыла. Весной 1915 года в тыловых губерниях производились перепись и учет ресурсов регионов, чтобы иметь возможность использовать их в перспективе[220].
Как показывает исследователь, в начальный период войны, до зимы 1915 года, борьба за ресурсы на Восточном фронте носила «лишь вспомогательный и случайный характер, когда русская армия была вынуждена прибегать к ресурсам гражданского населения для обеспечения военных действий в материалах, продовольствии и фураже в силу невозможности интендантских служб выполнить свои обязанности». До весны шла защита этих ресурсов как «превентивный характер в виде реквизиций скота и лошадей в прифронтовых областях» в связи с ударами противника. И лишь в период Великого отступления – главный этап борьбы – происходила массовая реквизиция «живой силы и материальных ресурсов»[221]. Эти ресурсы – «местные средства» – требовали не только своего учета, но и доставки в войска по составленным планам, чтобы не срывать реквизиции друг друга.
Перенос усилий на войсковые перевозки неизбежно вел к понижению прочего грузопотока. Например, до восстановления второй колеи участка Радом – Кельцы было невозможно подвезти продовольствие пострадавшему населению. А весной надо будет везти еще и зерно на посев[222]. Поэтому, не имея возможности получить дополнительные вагоны, войска привлекали к перевозке грузов (прежде всего продфуража) гужевой транспорт местного населения. Вдобавок успех немцев на Лодзинском направлении, когда 2‐я русская армия оказалась почти окруженной в Лодзи, вызвал новый всплеск массовых перевозок.
Конечно, практика реквизиций вызвала массу злоупотреблений, с чем пытались бороться высшие штабы. Так, приказ генерала Рузского от 11 ноября напоминал «военным властям, что, согласно существующим постановлениям, расплата с населением за подводную повинность должна производиться беззамедлительно, и что виновные в неисполнении сего должны быть привлекаемы к законной ответственности». Требование повторилось 12 декабря, а 28 декабря Рузский настаивал на оплате транспортных услуг населения: «Из донесений гражданских властей усматривается, что многие войсковые части, требуя от населения для перевозки грузов подводы, считают, что поставка населением перевозочных средств никакой оплате не подлежит. Подтверждаю, что за все взятое от населения добровольно или принудительно, будь то продукты, рабочие руки или подводы, должно платить по ценам не выше предельных и не ниже местных справочных»