Итак, 9 ноября в ходе развития Лодзинской операции и ее перелома в пользу русских, сумевших склонить успех на свою сторону доблестью солдат и численным превосходством, под самой Лодзью образовался «слоеный пирог»: обходившие фланги друг друга противники перемешались, и вышло так, что окружавшие сами стали окруженными. Ударная германская группа Р. фон Шеффера-Бояделя, почти уже окружив русские силы в районе Лодзи, сама попала в окружение после перехода русских 1‐й и 5‐й армий в контрнаступление. При этом Шеффер не сразу узнал об отражении движения войск Фроммеля с запада и продолжал двигаться на соединение с ним, чтобы замкнуть кольцо окружения вокруг русской группировки под Лодзью. Тем самым немцы едва-едва сами не затянули петлю на собственной шее, залезая все дальше в петлю. И все это – итог более чем умелых действий германцев в отношении глубокого маневра.
Соотношение сил уже 9‐го числа не позволяло немцам надеяться на победу, а потому после того, как рвавшиеся на помощь Шефферу войска Р. фон Фроммеля были отбиты частями 5‐й русской армии, а Шеффер получил об этом сведения, германский военачальник должен был подумать о спасении своих людей. К нашему разочарованию, германские генералы были воспитаны в традициях стыда пленения. Поэтому генерал Шеффер принял твердое решение о прорыве, нисколько не думая о сдаче и ни на мгновение не усомнившись в том, что доблесть погибшего всегда предпочтительнее срама плененного. Недаром русский офицер в эти дни писал домой о немцах, окруженных под Лодзью: «Окружить-то мы их окружили (полтора или два корпуса), но они и не думали сдаваться, а дрались и дерутся до сих пор с необычной яростью… Одним словом, мы имеем перед собою такого врага, что если Бог даст нам их одолеть, то мы будем иметь право гордиться своими войсками больше, чем когда бы то ни было за всю нашу историю»[280].
Действия группы Шеффера координировались из штаба германской 9‐й армии, находившегося по ту сторону линии фронта в Гогензальце, так как у генерала Шеффера была в распоряжении мощная радиостанция. Тем самым барон Р. фон Шеффер-Боядель мог действовать в соответствии с ударами деблокирующих войск. К этому моменту группировка Шеффера (25‐й резервный корпус, 3‐я гвардейская дивизия К. фон Литцмана, 1‐й кавалерийский корпус М. фон Рихтгофена) насчитывала всего 13 тыс. активных штыков и сабель. При этом генерал Шеффер вел за собой 16 тыс. русских военнопленных и 64 (!) трофейных орудия[281]. Пленные тащили на своем горбу немецких раненых, пушки, обозы, нисколько не смущаясь явным пособничеством врагу, находившемуся в окружении.
Это говорит не об отсутствии храбрости или доблести, а о том, насколько уже к осени 1914 года были плохи отдельные русские подразделения, состоявшие из свежепризванных запасных и ополченцев. Участник боев под Лодзью, обер-офицер Бакулин, так говорит о ратниках ополчения, влитых в действующие войска к данному времени: «С ратниками была беда, приходилось поступать с ними решительно. На все наряды они заявляли, что “мы ратники”, значит, делать ничего не должны… Присылали даже таких ратников, которые не умеют заряжать винтовок. На наряды в секреты, караулы и дозоры приходилось самому вместе со взводным прикладами выгонять из окопов, так как на слова не обращали внимания, услыхавши, что их зовут, залезали еще глубже в окоп и зарывались в солому. Мученья было с ними много. Когда вызывались ратники, никто не изъявлял желания, поэтому приходилось прямо назначать по очереди из каждого взвода. Иногда выгонять из окопов приходилось только под угрозой, что буду стрелять в окоп, где лежат солдаты. Часто ратники обращались ко мне с просьбой, нельзя ль как им помочь уйти из действующей армии на основании того, что они ратники»[282].
Казалось бы, что надо бросать все и быстро пробиваться, чтобы спасти хотя бы людей, пока кольцо «мешка» было еще жидким и неплотным. Однако противник, воочию видевший недостатки высших русских командиров, принял другое решение: ввести русских в заблуждение относительно своей численности и идти вперед. Иначе говоря, генерал Шеффер, даже рискуя быть уничтоженным, не пожелал бросить ни трофеи, ни раненых. Такое решение ставило проведение прорыва на грань громадного риска. Русский участник войны – военный корреспондент «Биржевых ведомостей» В.В. Муйжель – так описывает положение войск группы Шеффера во время Лодзинской операции: «Они сумели сохранить артиллерийские парки, но обоз их отбит. Они бродят, как колоссальная стая голодных зимних волков по разоренному краю, где несколько раз прошли несколько армий. Все, что можно было взять у населения, взято месяца полтора тому назад… И вот в этом разоренном замерзшем полумертвом краю, кочуя из деревни в деревню, без пристанища, в морозы, бродит толпа в 40 тысяч человек с лошадьми, орудиями, снарядами. Выхода им нет – это ясно и для них, и для нас. Им остается или сдаться, или умереть, они выбирают последнее»[283]. Какая разница между Шеффером и высшими русскими командирами 2‐й армии, погибшей в августе 1914 года в Восточной Пруссии!
Положение немцев казалось безнадежным, в русской Ставке и штабе Северо-Западного фронта предвкушали триумф, чтобы хоть немного рассчитаться за Танненберг. Тем не менее Р. фон Шеффер-Боядель принял твердое решение пробиваться вместе с артиллерией и трофеями. В связи с тем, что главную угрозу для германской группировки представляла русская кавалерия, двигавшаяся за противником по пятам, следовало ввести в заблуждение именно нерешительных русских кавалерийских начальников.
Наседавшая на немцев русская конница А.В. Новикова не решилась на решительную атаку, ибо Шеффер сумел создать впечатление, что вся масса людей, им ведомых (то есть в том числе и пленные), есть солдаты. Поэтому генерал Новиков и насчитал в составе окруженной неприятельской группировки более 25 тыс. активных штыков, в то время как больше половины из них были русские военнопленные. Противник сумел создать такое впечатление, оказывая отчаянное сопротивление своими арьергардами, которые более чем вдвое уступали русской коннице в силах. Они состояли из спешенной кавалерии при поддержке батальона пехоты. В результате «вместо сосредоточенного удара (в данном случае в конном строю) в одном избранном решающем направлении дивизии корпуса спешиваются и завязывают тягучий стрелковый бой при поддержке своих батарей, действуя разрозненно…»[284]
Здесь нельзя не сказать, что командарм-1 П.К. Ренненкампф настойчиво требовал от своих подчиненных кавалеристов немедленной атаки на германскую группу ген. Р. фон Шеффер-Бояделя. Например, 9‐го числа начальник 1‐й гвардейской кавалерийской дивизии Н.Н. Казнаков получил от генерала Ренненкампфа телеграмму следующего содержания: «Предписываю вам совместно с Кавказской кавалерийской дивизией генерала Шарпантье, которая подчиняется вам, ударить в тыл германской армии, действующей против нашей 2‐й у Лодзи. Помните, что у вас лучшие полки кавалерии Российской империи. Требую действовать смело и решительно, не останавливаясь ни перед какими потерями»[285].
Нет сомнения, что примерно такие же телеграммы получили и Р.Г. Шарпантье, и А.В. Новиков. Как верно говорит исследователь, в период Брезинского прорыва «кавалерия Новикова, Шарпантье и Казнакова опять выказывала чудеса бездействия»[286] – приказ командарма выполнен не был. На следующий день, 10‐го числа, конница вела вялый огневой бой несколькими спешенными сотнями с немецкими заслонами, а на ночь генерал Казнаков, невзирая на протесты офицеров своего штаба, приказал уходить назад, в городок Ежов (Ежево). В ночь же на 11 ноября немцы прорвались к своим.
Во время прорыва германцев в тыл русским между крайними пунктами, удерживаемыми русскими войсками, Лодзью (юго-запад) и Ловичем (северо-восток), образовался 40‐километровый разрыв. То есть всего лишь сорок километров разделяли Ловичский отряд, преследовавший отступавшего врага, и попавшие в окружение части 2‐й армии. По мере углубления германского прорыва его ширина истончалась с каждой верстой, пока не достигла критической отметки. После начала русского контрнаступления группу генерала Шеффера от своих отделяли какие-то 18–20 км, но уже перекрытые русской конницей и сибиряками. Русская 6‐я Сибирская стрелковая дивизия О.А. фон Геннингса заняла местечко Брезины, где проходила последняя дорога к свободе для группировки Шеффера. Части 6‐й Сибирской стрелковой дивизии подошли к Брезинам днем 8 ноября.
Вечером 23‐й Сибирский полк атаковал Брезины, занятые слабым немецким отрядом, ожидавшим подхода всех сил генерала Шеффера, но был отбит. В полдень 9 ноября 6‐я дивизия ворвалась в горящий город, выбив оттуда противника, отход которого был прикрыт плотным артиллерийским огнем. Сводная казачья дивизия, также подошедшая к месту боя, не приняла участия в преследовании, позволив врагу уйти. В городе сибиряки выручили шестьсот русских пленных. На следующий день совместно с бронепоездом 4‐го железнодорожного батальона была взята станция Колюшки.
6‐я Сибирская стрелковая дивизия продолжила наступление на юг, однако к этому времени к Брезинам стали подходить основные силы группы Р. фон Шеффер-Бояделя. Во встречном бою южнее городка русские понесли большие потери, доходившие до 50 % исходного состава. Примечательно, что здесь германская артиллерия пожертвовала собой, чтобы нанести русским невосполнимые потери: немецкие батареи выезжали перед своими стрелковыми цепями и до последней возможности били в упор по русской пехоте. Сибиряки даже захватили одну легкую и одну тяжелую батареи, но зато потери 6‐й Сибирской стрелковой дивизии существенно превосходили потери немцев: это в значительной степени деморализовало войска, понизив их боеспособность. Но главное – в это холодное время года, в обстановке ежедневных тяжелых боев и утомительных маршей войска 6‐й Сибирской стрелковой дивизии три дня не получали горячей пищи и вообще испытывали недостаток в снабжении продовольствием.