ИНТЕРВЬЮ: «…Ни к кому, кроме руководства бывшего Верховного Совета, мы претензий не имеем… Все переговоры должны начинаться со сдачи оружия… Любой, пусть даже нечаянный, выстрел — это провокация, которая приведет к крови, и это недопустимо… Мы не будем прибегать к силовым методам, потому что не хотим крови. Но и не хотели бы, чтобы боевики из Приднестровья, рижского ОМОНа проливали российскую кровь…» (Из интервью Президента Российской Федерации Б.Н. Ельцина телекомпании «Останкино», 1 октября 1993 года. — Москва. Осень-93. Хроника противостояния. Москва, 1994 год).
В этот же день Руцкой подписал указ, предписывающий Ачалову, Баранникову и Дунаеву «приступить к выполнению своих обязанностей» и направиться в свои министерства, что, разумеется, было невозможным. И в министерстве обороны, и в министерстве безопасности, и в министерстве внутренних дел находились действующие министры, назначенные президентом Ельциным. Несмотря на драматизм ситуации, никто из них не собирался уступать место «самозванцам», понимая, что даже самая малая уступка, например переговоры с ними, может быть воспринята Ельциным как предательство со всеми вытекающими отсюда последствиями. В ответ на несговорчивость депутатского корпуса в Белом доме снова было отключено электричество, прекратилась подача воды.
Министр безопасности Голушко делал все для того, чтобы разброд и шатания не проникли в среду чекистов. Впрочем, новая власть уже никак не хотела отождествлять органы безопасности России с ВЧК, считая, что новое поколение сотрудников органов должно ориентироваться на принципы демократического рыночного государства, а не искать опору в «темном» прошлом. О героических делах предшественников следовало забыть, как о чем-то постыдном и неприличном.
Упреждая возможные нападки на органы безопасности в связи с тем, что прежний глава ведомства стал одной из ключевых фигур «мятежного парламента», министр безопасности Голушко дал указание распространить в средствах массовой информации сообщение, которое должно было подтвердить полную благонадежность системы и ее неучастие в политическом противостоянии.
ДОКУМЕНТ: «…В связи с появившимися в некоторых средствах массовой информации сообщениями о том, что в министерстве безопасности происходит поляризация отношения сотрудников к Указу Президента России № 1400 от 21 сентября с.г. «О поэтапной конституционной реформе в России», и якобы начавшейся идеологической «чистке» профессиональных кадров МБ РФ заявляет, что руководство и абсолютное большинство личного состава министерства, понимая свою ответственность за обеспечение безопасности России, направляют усилия исключительно на решение задач, определенных для органов безопасности действующим законодательством, считают опасным для интересов страны допустить раскол внутри министерства и втягивание сотрудников в политическое противостояние. Министерство безопасности и впредь будет действовать строго в рамках закона и в пределах своей компетенции». (Из Сообщения Министерства безопасности Российской Федерации» 1 октября 1993 года. — Москва. Осень-93. Хроника противостояния. Москва, 1994 год.)
Страницы российских газет пестрели броскими заголовками:
«Стоит ли властям превращать сидельцев Белого дома в героев?» «Защитники распущенного парламента напоминают о себе уличным хулиганством», «Отключение света — не метод разрешения политических конфликтов» («Известия»);
«Кажется, начался поиск путей мирного выхода из кризиса», «Десять суток после указа. Блокада Белого дома усиливается» («Независимая газета»);
«Кто же контролирует ситуацию?», «Милиция хватает всех подряд», «Мэрия решила оказать гуманитарную помощь Белому дому» («Московский комсомолец»);
«Вставай, страна огромная!», «Ночи мятежного дома», «У президентской пушки треснул лафет», «Господи, спаси Русь Православную!», «Церковь не может поддерживать беззаконие» («День»).
Французская «Монд» рассуждала: «Силы сторон сравнивать нельзя, и сопротивление парламента все больше похоже на сопротивление горстки непримиримых и даже экстремистов. Однако оно затягивается дольше, чем, видимо, предполагал Б. Ельцин, и это толкает власть на скользкую дорожку авторитаризма». Английская «Дейли Телеграф» писала: «Вмешательство в конфликт главы Русской православной церкви Алексия II получило одобрение всего политического спектра и виделось многим последним шансом избежать кровавой бойни и краха правительственного контроля».
Орлову, да и не только ему, становилось все более понятным, что «избежать кровавой бойни», по-видимому, все-таки не удастся. Слишком непримиримыми были позиции противостоящих друг другу сил, слишком радикально были настроены окружающие их группы, слишком высока была цена проигрыша в этой схватке. И что самое горькое, произнося заклинания о готовности к переговорам и компромиссам, ни та, ни другая сторона не хотела уступать друг другу даже в малом.
2 октября переговоры в Свято-Даниловом монастыре, казалось, стали давать некоторые положительные результаты. Стороны договорились о сокращении вооружений, находившихся у вооруженных формирований Дома Советов и блокировавших его подразделений МВД и Внутренних войск, о снятии заграждений и баррикад вокруг здания парламента, о совместном складировании оружия. Но днем собравшийся на Смоленской площади несанкционированный митинг сторонников Верховного Совета перерос в массовые беспорядки. Как и весной, снова сооружались баррикады из ящиков, кровельного железа, листов фанеры, катушек электрокабеля, металлических труб, автомобильных покрышек, различного мусора.
СТЕНОГРАММА: «…Филатов: Ваше Святейшество, я с глубочайшим сожалением должен констатировать, что переговорный наш процесс на пути в тупик: вместо того, чтобы идти навстречу друг другу, уменьшая требования, наша другая сторона пошла на ужесточение их. И мы сегодня стоим перед фактом, что должны прекратить переговоры и покинуть это заседание, потому что видим: что идет преднамеренная оттяжка времени, которая ведет к потерям, к жертвам… Надо искать, видимо, другие пути к разрешению этой проблемы…» (Из выступления С.А. Филатова на переговорах между представителями Президента Российской Федерации и представителями Верховного Совета Российской Федерации при посредничестве Патриарха Московского и всея Руси Алексия II, 2 октября 1993 года.)
Снова начались ожесточенные столкновения с милицией и ОМОНом, дикие крики, рев толпы, возгласы в мегафон:
«Фашизм не пройдет!», «Банду Ельцина под суд!», «Мы победим!». Над одной из баррикад появилось белое полотнище с надписью: «Мы — русские! С нами — Бог!». Националисты, коммунисты, монархисты — все перемешалось в этой потерявшей ориентиры гигантской стране. В центре Москвы, напротив министерства иностранных дел, рядом с гастрономом «Столичный» и аркой станции метро «Смоленская», разворачивалось настоящее побоище. Возбужденные толпы с одной стороны, разъяренные люди в униформе — с другой. Кто прав? Кто виноват? Понять уже было невозможно.
ВОСПОМИНАНИЯ: «…Первое крупное столкновение между милицией и демонстрантами произошло 2 октября. Удивительное дело: правительство Москвы, несмотря на постоянные инциденты, которые происходили в непосредственной близости к Дому Советов между сотрудниками органов внутренних дел и москвичами, решило отметить очередной День города и устроить массовые гуляния. Что это было: недомыслие или сознательная провокация? Мэр Москвы не производит впечатления идиота. Уверен, что решение устроить городской пир во время «политической чумы» было принято им осознанно…» (Д.О. Рогозин. Ястребы мира. Дневник русского посла. Москва, 2010 год.)
В самом начале заварухи митингующие разобрали праздничную сцену, смонтированную ко Дню города, и использовали ее элементы для укрепления баррикад. Солдаты в касках и бронежилетах, с пластиковыми и стальными щитами пытались вытеснять толпу в переулки, но это плохо удавалось. Вскоре в нескольких местах запылали баррикады, от которых потянулся едкий черный дым горящей резины и пластмассы. Пожарные и милицейские машины, кареты «скорой помощи» и водометы дополняли картину безумия, охватывающего улицы и площади столицы.
Уже на подъезде к своему дому в Крылатском, Орлов услышал зуммер телефонного аппарата. Радиостанция «Алтай», молчавшая все эти дни, вдруг ожила, чему Андрей немало удивился. Ведь все виды специальной связи у депутатов были отключены, и в первую очередь это касалось мобильной связи — телефонов, установленных на служебных автомобилях. Это были громоздкие ящики, занимавшие чуть не половину багажника, и аппараты в виде контейнера с проводной трубкой, как у простого телефона. Они размещались впереди между сиденьями водителя и пассажира, потеснив рычаги управления автомобилем.
— Орлов, — произнес Андрей в трубку. На том конце что-то хрипело и щелкало. Он уже было хотел положить трубку, как в ней раздался голос телефонистки:
— Это 325-я?
Андрей пожал плечами, не зная, что ответить. Потом, что-то вспомнив, спросил водителя:
— Какой у нас номер? 325?
Сергей кивнул.
— Да, да, это 325-я!
— Хорошо! А то мы включили связь и не знаем… Вас вызывают.
— Кто? — удивился Андрей.
— Соединяю, — ответила телефонистка, не реагируя на вопрос Орлова. В трубке еще немного поскрежетало, затем знакомый голос спросил:
— Андрей Петрович, вы где?
— Еду домой, Сергей Александрович! — Орлов сразу узнал руководителя Администрации Президента.
— Ну, как там у вас? Как идет работа? Борис Николаевич интересуется.
— Все в порядке, Сергей Александрович. Работаем.
— Что-нибудь нашли?
— Сергей Александрович, — Орлов чуть помедлил, — если нужно, я сейчас подъеду. Готов доложить…
— Не надо, — прервал его Филатов. — Приходите завтра утром, полдевятого.