ожилая пара: мужчина подносит к очкам какие-то консервы, а женщина вцепилась в тележку для покупок, словно в ходунки для инвалидов, и оба смотрят вверх, как будто услышали над собой какие-то звуки. Они обмениваются понимающими взглядами. Затем женщина с тележкой отталкивает ее от себя, с невероятной легкостью делает шаг назад и балансирует на обеих ногах, а мужчина бросает свою палку на пол, низко наклоняется к женщине, и они начинают вальсировать со старомодным изяществом.
Элизавет бежит к полке за пультом, но успевает сделать погромче только на последних секундах рекламы, когда ребенок, поймавший яйца, пожимает плечами на камеру. Заключительный кадр: залитый солнцем летний супермаркет показан снаружи, на парковке танцуют люди, а вкрадчивый голос мужчины средних лет говорит за кадром: «Поем и пляшем для вас круглый год».
Мама встает и обнаруживает, что Элизавет снова и снова смотрит рекламу супермаркета на ноутбуке.
– Что это горит? – спрашивает она.
Она открывает окна, убирает все вокруг плиты и выбрасывает подпалившееся кухонное полотенце.
Все начинается со стоянки возле супермаркета, заполненной машинами и заваленной снегом. Идет снег. Потом песня и танец. Когда песня заканчивается, летний супермаркет показан снаружи.
– Мрачноватая песенка для рекламы супермаркета, – говорит мама. – Хотя в последнее время, что ни слышу, на слезу пробивает.
– Ну, не знаю, – говорит Элизавет. – Ты всегда была слезливой.
– Тут не поспоришь, за эти годы я сделала себе внушительную карьеру по слезливости, – говорит мама и берет компьютер.
Неужели все эти годы мама была такой остроумной, а Элизавет этого просто не замечала?
– Майк Рэй и «Милки Уэйз», – говорит мама.
– Никогда о них не слышала, – говорит Элизавет.
Мама ищет в интернете.
– Группы одного хита, 1962, «Лето-брат, сестрица-осень» (Глюк, Клайн). № 19, сентябрь 1962-го, – говорит мама. – Ну и ну. Возможно, ты и права. Возможно, наш мистер Глюк действительно ее написал.
Первый куплет:
Падают снежинки летом,
Листья падают весной.
Все умчалось, все смешалось,
Летний холод, зимний зной.
Припев:
Лето-брат, сестрица-осень
Четко отбивает такт
Золотая пожилая,
Как мне песни вновь слагать.
Второй куплет:
Осенью тебя найду я
Посреди осенней мглы.
Лето-брат, сестрица-осень
От меня навек ушли.
Припев x 1:
Лето-брат, сестрица-осень
Унесли любовь мою.
Я найду ее весною,
Летом, осенью, зимою,
Если песню допою.
Припев x 2 (по желанию, c постепенным затиханием):
(© слова & музыка Глюк/Клайн)
В интернете почти ничего нет о «Глюке – песеннике», «Глюке – поэте-песеннике» или «музыке и словах Глюка/Клайна», помимо ссылок на эту песню и рекламу супермаркета. Этих ссылок очень много. Двадцать пять тысяч. Семьсот пять человек посмотрели рекламу на ютьюбе.
– Что, включили «Милки Уэйз»? – спрашивает Зои, проходя в гостиную в мамином купальном халате. – А что это горит?
Она проходит в кухню, насвистывая припев.
Элизавет проверяет, какое место занимает песня в интернет-чартах. Довольно высокое. Она ищет контакты головного офиса супермаркета.
– Как ваша фамилия? – спрашивает она Зои.
– Спенсер-Барнс, – отвечает Зои. – А что?
Элизавет набирает номер на своем телефоне.
– Добрый день, – говорит она. – Меня зовут Элизавет Требуй, я звоню из агентства «Спенсер-Барнс», не могли бы вы соединить меня с маркетинговым отделом? Нет, ничего страшного, устроит автоответчик. Спасибо. (Пауза.) Здравствуйте, я звоню из агентства «Спенсер-Барнс», меня зовут Элизавет Требуй, Т-р-е-б-у-й, и я звоню по просьбе своего клиента мистера Дэниэла Глюка. Вы нарушаете его авторские права путем использования в своей нынешней рекламной кампании его шлягера 1962 года «Лето-брат, сестрица-осень» всякий раз, когда ваш новый рекламный ролик выходит в телеэфир. Разумеется, если вы или ваши партнеры по агентству любезно свяжетесь со мной, что можно сделать по этому номеру (конечно, мы были бы благодарны вам за оперативность), чтобы обсудить условия, а затем немедленно перевести средства в сумме, которая, по нашему обоюдному согласию, причитается согласно закону нашему клиенту мистеру Глюку, то это дело больше не будет представлять для нас проблему в том, что касается нашего клиента и вопроса нарушения авторских прав. Жду от вас сообщения о том, что ситуация разрешена. Если я не получу ответа в течение двадцати четырех часов, мы подадим судебный иск, и я бы посоветовала полностью приостановить показ вашего рекламного ролика до тех пор, пока мы не взяли это дело под свой контроль. Большое спасибо.
Она оставила свой номер в конце сообщения.
– Нарушение авторских прав, – говорит мама. – Оперативность. Путем использования.
Элизавет пожимает плечами.
– Думаешь, сработает? – спрашивает мама.
– Стоит попробовать, – говорит Элизавет. – Уверена, они думают, что он уже давно умер.
– А как же остальные? – говорит Зои. – Как же Майк Рэй? «Милки Уэйз»?
– Меня волнует только Дэниэл, – говорит Элизавет. – В смысле мистер Глюк.
– Твоя девочка прет как танк, – говорит Зои.
– Это да. Но нельзя недооценивать и генератор, – говорит мама.
– Генератор? – переспрашивает Элизавет.
– Меня, – говорит мама.
– Ну это уж вряд ли, – говорит Элизавет.
– Как ни крути, хорошая старая песня, – говорит Зои.
Она начинает напевать.
– В моей жизни словно случилось чудо, – шепчет мама Элизавет, когда Зои выходит из комнаты.
– Это извращение, – говорит Элизавет.
– Кто знал, кто бы мог догадаться, что на закате лет меня ждет любовь? – говорит мама.
– Это патология, – говорит Элизавет. – Я запрещаю тебе этим заниматься.
Она крепко обнимает и целует маму.
– Ну, хватит, – говорит мама.
– Что это за книга? – спрашивает Зои.
Она возвращается через прихожую.
– Что это за художница? – спрашивает она. – Это чудесно.
Она садится за кухонный стол со старым каталогом Полин Боти, раскрытым на картине под названием «54321».
– Одна из тех, о ком рассказывает людям моя эрудированная дочь, – говорит мама.
– Художница из 60-х, – говорит Элизавет. – Единственная представительница британского поп-арта.
– А, – говорит Зои. – Я и не знала, что такие были.
– Были, – говорит Элизавет.
– Полагаю, жертва нападок, – говорит Зои.
Она подмигивает Элизавет. Элизавет усмехается.
– Банальной современной мизогинии, – говорит она.
– Покончила с собой, – говорит Зои.
– Не-а, – говорит Элизавет.
– Ну, тогда сошла с ума, – говорит Зои.
– Не-а. Банальная совершенно здоровая периодическая депрессия, – говорит Элизавет.
– А. Значит, трагическая смерть, – говорит Зои.
– Ну, это только одна из возможных интерпретаций, – говорит Элизавет. – Лично я предпочитаю другое: на землю спускается вольный дух, наделенный даром и воображением, способными унести трагедии, которые случаются со всеми нами, в космос, где они рассыплются в прах, если только мы почувствуем жизненную силу в ее картинах.
– Как хорошо, – говорит Зои. – Это очень хорошо. Но все равно. Уверена, что ее игнорировали.
– После смерти, – говорит Элизавет.
– Уверена, что все происходит так, – говорит Зои. – Игнорируют. Теряют. Открывают заново годы спустя. Затем снова игнорируют. Теряют. Опять открывают заново годы спустя. Потом снова игнорируют. Теряют. Открывают заново, и так до бесконечности. Я права?
Элизавет хохочет.
– Ты что, прослушала один из дочкиных курсов? – говорит мама.
– Так какова же история этой девушки? – спрашивает Зои.
Она смотрит на фотографию молодой и смеющейся Боти, которой еще нет и двадцати, на внутренней стороне суперобложки каталога.
– История? – говорит Элизавет. – Есть десять минут?
Осень 1963 года. «Скандал 63». Вплоть до вчерашнего вечера самый известный портрет Килер был еще здесь, на центральном полотне: она пробивала плечами себе дорогу на верхний балкон, балансируя посредине верхней ступеньки между «Уордом» и «Профьюмо» – по крайней мере одно изображение Кристин. До вчерашнего вечера их было несколько в разных точках полотна. Одна Кристин широко шагала, другая была обнаженной и мило улыбалась у нижнего края рамки, третья билась в экстазе под ногами центральной Кристин, которая шла, размахивая сумочкой. Но вчера вечером в заведении побывал Льюис, он был в баре.
Льюис сделал снимок для прессы, который распространился, как эпидемия испанки. Стал культовым. Льюис увидел, над чем работала Полин, и даже сфотографировал. Он пришел в студию и сфотографировал ее со «Скандалом 63» в одной руке и «На старт, внимание, марш!» – в другой, типа равноценные картины, и он увидел, как она вошла, и сказал: «Хочешь подняться и посмотреть на моих Килер?» И Полин сказала: «Ну и ну, в каком это смысле, вы же знаете, я замужем, да, пожалуйста». В общем, они поднялись к нему наверх, он жил над клубом и показал ей и Клайву снимки под фотоувеличением, а она вплотную рассмотрела оригинал – этот кадр. Килер с поднятыми руками, подпирающая обоими кулаками подбородок, это было бесподобно.
Потом она заметила рядом на обзорном листе слегка отличающийся вариант того же кадра.
Поэтому она сказала Льюису: «А вы не могли бы увеличить для меня вот этот?»
Это был удачный кадр, не такой жеманный, скорее обороняющийся. Одна рука опущена. Было видно, как выглядела задумчивая Килер.
«Я напишу задумчивую Килер, – подумала она. – Килер-Мыслительницу».
Потом она показала на какие-то пятна на ноге Килер: синяки, довольно хорошо различимые при увеличении.
– Боже, – сказала она.
– На оттиске этого не видно, – сказал Льюис. – Бумага чересчур зернистая.