Однако ближе к вечеру мы наткнулись на нечто совершенно неожиданное — ехавший по Tierra de Guerra конный отряд вооружённых испанцев в доспехах. Встреча оказалась столь внезапной, что уклониться от неё не было никакой возможности. Правда, я очень сомневался в том, что эти солдаты посланы за нами в погоню, дабы посчитаться за нападение на пост. Остерегаясь возможного преследования, я беспрестанно оглядывался и при появлении малейших признаков патруля не преминул бы скрыться. Этот же отряд появился не сзади, а спереди, с дальней стороны холма, на который мы поднимались. И, увидев нас на вершине, испанцы явно удивились не меньше нашего.
Мне ничего не оставалось, как шепнуть своей спутнице на поре: «Помалкивай!» — а потом помахать рукой ехавшему впереди солдату, уже потянувшемуся было к подвешенной у луки седла аркебузе, и приветствовать его так, словно это самая заурядная встреча:
— Buenas tardes, amigo. ¿Qué tal?[7]
— B-buenas tardes, — с запинкой отозвался он и рукой, только что тянувшейся к оружию, помахал мне в ответ. Не промолвив более ни слова, солдат обернулся к двум другим всадникам, судя по виду офицерам, которые подъехали и остановились рядом с ним.
Один из них пробурчал грязное ругательство: «¡Ме cago en la puta Virgen!», — потом, оглядев мой неполный мундир и армейскую сбрую наших лошадей, грубо спросил:
— ¿Quién eres, Don Mierda?[8]
Хотя я и был встревожен, мне хватило ума сказать ему то же самое, что и падре Васко: представиться Хуаном Британико, переводчиком и помощником нотариуса, который служит у епископа Мехико.
— ¡Y un cojón! — с усмешкой произнёс офицер. Это вульгарное выражение означало неверие. — Индеец верхом на лошади? Это запрещено!
Радуясь тому, что ему на глаза не попались наши куда более строго запрещённые аркебузы, я сказал:
— Сеньор капитан, если ты едешь в направлении Мехико, я охотно поеду туда вместе с тобой. Вот увидишь: епископ Сумаррага и нотариус де Молина обязательно за меня поручатся. Ведь именно они и предоставили мне лошадей для этого путешествия.
Уж не знаю, слышал ли офицер когда-либо эти имена, но уверенность, с какой я их произнёс, похоже, умерила его подозрительность.
— А кто это с тобой? — спросил он уже не столь задиристо.
— Мой раб и помощник, — солгал я, довольный тем, что в таком виде На Цыпочках вполне могла сойти за мужчину, и назвал её имя на испанский лад: — Se llama de Puntas[9].
Другой офицер рассмеялся, а потом насмешливо спросил:
— А тебя, дон Цонцон, — (вы наверняка помните, что слово это обозначает глупца), — как сюда занесло?
Я к тому времени уже несколько успокоился. А потому ответил довольно бойко:
— У меня особое задание, сеньор капитан. Епископ пожелал собрать сведения о нравах дикарей, обитающих в Tierra de Guerra. Меня послали сюда, потому что я, с одной стороны, сам принадлежу к индейской расе и говорю на нескольких их языках, а с другой — служу испанским и церковным властям.
— ¡Joder![10] — воскликнул он. — Нравы этих дикарей и без того всем известны! Свирепые кровожадные убийцы — вот они кто. Как ты думаешь, почему мы решаемся заезжать сюда только многочисленными вооружёнными отрядами, способными отразить любое нападение?
— Истинная правда, таковы они и есть, — льстиво поддакнул я. — Моё намерение состоит как раз в том, чтобы сообщить епископу, каким образом можно смягчить нравы этих дикарей. Сие под силу христианским проповедникам, вершащим человеколюбивые деяния, таким как, например, падре Васко де Куирога.
Опять же мне неизвестно, слышали или нет офицеры об этом добром священнике, но, видимо, моё знакомство со столькими служителями Святой Церкви окончательно развеяло все подозрения.
— Мы, можно сказать, тоже выполняем человеколюбивую миссию, — ответил офицер. — Наш сеньор, губернатор Новой Галисии де Гусман, собрал этот многочисленный отряд, чтобы сопроводить в Мехико четырёх человек. Это три отважных христианина-испанца и их верный раб-мавр, которых давно считали сгинувшими в дальнем краю, именуемом Флорида. Однако с Божьей помощью, можно сказать, чудом, им удалось добраться досюда и оказаться вблизи цивилизованных земель. Теперь они хотят поведать историю своих скитаний самому маркизу де Кортесу.
— Ия уверен, сеньор капитан, что ты благополучно доставишь их к месту назначения, — заявил я. — Но день подходит к концу. Вообще-то мы с моим рабом собирались ехать дальше, однако в лиге позади нас остался прекрасный источник, возле которого можно было бы устроить привал для всего вашего отряда. Если хочешь, мы вернёмся туда, чтобы показать вам дорогу. Но в таком случае я прошу разрешения остаться на ночлег в вашем лагере.
— Конечно, дон Хуан Британико, — отозвался он, уже вполне дружелюбно. — Указывай путь.
Мы с На Цыпочках повернули своих лошадей, и, когда отряд, стуча копытами и бряцая оружием, поехал позади нас, я перевёл своей спутнице содержание нашего разговора с офицером.
— Почему, во имя бога войны Курикаури, тебе пришло в голову провести ночь в их компании? — спросила она слегка дрожащим голосом, ибо речь шла о ненавистных белых людях.
— Потому что офицер упомянул этого мясника Гусмана, — ответил я. — Этот человек опустошил твою родину Мичоакан и объявил её своей собственностью. Мне-то казалось, что так далеко на севере испанцев нет. Но раз я ошибался, нужно выяснить, что делает Гусман вдали от своей Новой Галисии.
— Ну, если нужно... — смирилась она.
— А ты, На Цыпочках, веди себя так, чтобы не бросаться в глаза. Пусть белые люди сами охотятся, добывая мясо на ужин. Не вздумай при них достать гром-палку и похвастаться своим умением.
Офицер — звали его Тальябуэна, и он имел звание teniente, лейтенанта, хотя я продолжал почтительно именовать этого человека капитаном, сидел рядом со мной у походного костра. Пока мы вгрызались в сочное жаркое из оленины, он совершенно свободно поведал мне всё, что я хотел узнать о губернаторе Гусмане.
— Ну уж нет, кого-кого, а его так далеко на север не заманишь. Он по-прежнему живёт в безопасности, в Новой Галисии. Этот хитрец Гусман не станет рисковать своей жирной задницей, появляясь здесь, в Tierra de Guerra. Но он основал на северной границе Новой Галисии свою столицу — Компостелью — и надеется сделать из неё прекрасный город.
— Почему он выбрал такое место? — поинтересовался я. — Старая столица Мичоакана находилась на берегу Большого Тростникового озера, далеко к югу.
— Гусман не рыбак. Галисия, его родная провинция в Старой Испании, славится серебряными рудниками, поэтому он хочет и здесь увеличить своё состояние за счёт добычи серебра. Правда, пока в этой столице нет никого, кроме него самого, его прихлебателей и, разумеется, его войск, но Гусман обращает в рабство местных жителей и сгоняет их на рудники, заставляя работать под землёй и добывать для него серебро. Мне жаль этих бедняг.
— Мне тоже, — пробормотал я, размышляя, не стоит ли нам с На Цыпочках, когда мы продолжим путь, двинуться в более северном или западном направлении, чтобы случайно не наткнуться на эту Компостелью. К тому же меня беспокоило, что мясник Гусман основал свой новый город так близко от моего родного Ацтлана, — насколько я мог судить, не более чем в ста долгих прогонах.
— Но пойдём со мной, дон Хуан, — пригласил меня лейтенант. — Я познакомлю тебя с нашими героями.
Он повёл меня туда, где три героя сидели и ужинали, в то время как многие простые солдаты восторженно ухаживали за ними, предлагая самые лакомые куски оленины, щедро наливая вина из кожаных бурдюков и с готовностью вскакивая, чтобы выполнить малейшую просьбу. Ещё более услужливо вёл себя человек в дорожном платье монаха. Эти герои, как я понял, принадлежали к белой расе, но во время странствий загорели так, что теперь их кожа стала темнее моей. Четвёртый человек, тоже считавшийся бы героем, будь он белым, сидел и ел в сторонке. За ним не ухаживал никто. Он был чернокожим и, загорев, стать ещё темнее никак не мог.
После той единственной ночи мне больше не доводилось видеть этих испанцев. Но, хотя я, разумеется, и не мог знать этого тогда, топали каждого из них был настолько связан с моим, что наше с ними будущее, а заодно и судьбы разных племён и народов оказались неразрывно переплетёнными. Поэтому сейчас я расскажу вам о том, что я узнал об этих людях и как я подружился с одним из них, хотя мы и провели вместе весьма непродолжительное время.
16
К предводителю героев все почтительно обращались по его христианскому имени дон Альвар. Но когда его представили мне, я подумал, что испанцы напрасно так уж смеялись над именем На Цыпочках, поскольку фамилия этого дона Альвара была Кабеза де Вака, что означает «Коровья Голова»! Однако, при всей неблагозвучности имени предводителя, нельзя не признать, что он и его товарищи действительно совершили настоящий подвиг. Мне пришлось составлять их историю из отдельных фрагментов, восстанавливая её из подслушанных обрывков разговоров да того, что поведал мне лейтенант Тальябуэна, — потому что сами эти герои, после того как в самом начале достаточно вежливо со мной поздоровались, потом ни разу не обратились ко мне напрямую. Впрочем, узнав о том, что выпало на долю отважных путешественников, я отнёсся к их нежеланию иметь дело с индейцами с полным пониманием.
Я знаю, что Флорида на испанском языке означает «цветущая», хотя мне по сей день неизвестно, где именно находится земля с таким названием. Впрочем, где бы она ни находилась, это наверняка ужасное место. Более восьми лет тому назад этот испанец со смешным именем Коровья Голова, его уцелевшие спутники и несколько сотен других белых людей, с лошадьми, оружием и запасами провианта, отплыли с острова Куба в эту самую Флориду, намереваясь основать там новую колонию.