— А что ты станешь делать, если дядя Кэ-мин захочет? — холодно спросил Цзюе-минь.
— Так ведь не ему же выходить замуж! Он даже с Шу-ин ничего не мог сделать, с какой же стати он будет распоряжаться мной? — сердито воскликнула Шу-хуа.
— Потише! — предостерегающе сказал Цзюе-синь.
— Вот теперь-то я узнаю свою сестренку, — радостно и одобрительно произнес вдруг Цзюе-минь.
Цзюе-синь встал и тихо проговорил:
— Идем! Мать ждет.
— Я тоже пойду, — сказал Цзюе-минь, и все трое вышли из комнаты. Очутившись на улице, они повернули за угол и вошли в западный господский флигель. Там их ждала госпожа Чжоу. Она лениво полулежала на софе, а рядом Ци-ся приготовляла ей кальян.
— Ты еще не спишь? — улыбнулась госпожа Чжоу, увидев Цзюе-миня за спиной Цзюе-синя.
— Я тоже пришел послушать. Ничего не случится, если иногда ляжешь спать немного позднее, — с улыбкой отвечал Цзюе-минь.
Все сели. Керосиновая лампа на столе сандалового дерева освещала только часть комнаты. Цзюе-синь опустился на стул тоже сандалового дерева слева от госпожи Чжоу. Напротив небольшая печурка, стоявшая на чайном столике возле платяного шкафа, отбрасывала красные отблески. На конфорке стоял чайник.
— Ци-ся! Цзюе-синь любит крепкий чай. Налей ему чашку весеннего чаю, — распорядилась госпожа Чжоу.
— Мама, Ци-ся ведь должна приготовить кальян. Я сам, — поднявшись, вежливо произнес Цзюе-синь.
— Не надо, — торопливо остановила его госпожа Чжоу, — я курю только, чтобы убить время и отнюдь не пристрастилась к этому. Неплохо от скуки выкурить несколько трубок.
— Мама права, — улыбнулся Цзюе-синь. Ци-ся поставила перед ним чашку ароматного крепкого чаю.
— Недавно ко мне заходила твоя третья тетя. Рассказывала о Шу-ин, видимо очень жалеет ее. Она сказала, что поручила тебе переправить в Шанхай сто юаней. Кэ-мин еще не знает об этом. Он, не читая, рвет письма от дочери. В конце концов это даже не похоже на отца… — тараторила госпожа Чжоу; слова, будто горошины, вылетали из ее маленького рта. Едва она остановилась, Шу-хуа подхватила:
— А разве дядя Чжоу Бо-тао не такой же? Еще когда двоюродная сестра Хой была жива, он отказался от нее. Сейчас гроб с телом покойной все еще находится в кумирне, семья Чжэн ни о чем не заботится, а дядя ничего не предпринимает, он думает только о женитьбе Мэя.
Шу-хуа не стеснялась в выражениях, осторожность была ей незнакома, она высказывалась откровенно, когда чувствовала несправедливость или ей что-нибудь не нравилось.
Госпожа Чжоу не проронила ни звука. Цзюе-синь искоса с горечью посмотрел на Шу-хуа. И только у Цзюе-миня было легко на сердце. Он многозначительно переглянулся с Шу-хуа.
Вздохнув, госпожа Чжоу сказала Ци-ся:
— Налей-ка и мне чаю: — И затем, обращаясь ко всем троим, промолвила: — По совести говоря, в словах Шу-хуа есть доля правды. Хой действительно очень жаль. Такая хорошая девушка была и погубил ее родной отец. Как подумаешь о том, что семья Чжэн бросила тело в кумирне и не собирается предать его погребению, прямо страшно становится! Судьба Юнь счастливее. У нее, к счастью, нет такого упрямого отца… — Госпожа Чжоу умолкла и переменила тему: — Давайте поговорим о женитьбе Мэя, — сказала она, — это опять затея вашего дяди. Даже бабушка не могла переубедить его. Но я бы не сказала, что Мэю еще рано жениться.
— Но ведь невеста старше Мэя года на четыре, — с досадой сказала Шу-хуа, все трое не одобрили последних слов госпожи Чжоу, однако Цзюе-синь поддакнул ей, Цзюе-минь состроил неодобрительную мину, и одна только Шу-хуа выразила свое неудовольствие.
— Пусть старше, но их гороскопы очень подходят друг к другу. Прорицатель предсказал, что этот брак будет вполне счастливым, поэтому бабушка тоже согласилась, и мне кажется, что ваш дядя на этот раз не ошибается, — сказала госпожа Чжоу. Она как будто защищала своего старшего брата Чжоу Бо-тао.
— Мама права, — улыбнулся Цзюе-синь. Но в душе он был другого мнения. Цзюе-минь тихонько кашлянул.
— Бабушка просила тебя прийти в воскресенье. Они о многом хотят посоветоваться с тобой. Лучше всего тебе зайти до обеда, так как после обеда дяди, пожалуй, не будет дома. По мнению дяди, чем быстрее состоится свадьба, тем лучше.
— Что же, схожу, — в раздумье произнес Цзюе-синь.
— Мама, а ты не знаешь, что за семья у невесты? Я совершенно не понимаю, почему дядя не мог выбрать Мэю невесту подходящего возраста. Мэй ведь еще очень молод, к чему же такая спешка? — по-прежнему не сдавалась Шу-хуа.
На полном лице госпожи Чжоу отразилось нетерпение и, обращаясь к Шу-хуа, она сказала с укором:
— К счастью, здесь нет чужих, если бы кто-нибудь услышал подобные слова от молодой девушки, тебя бы засмеяли.
Обидчиво поджав губы, Шу-хуа выпалила:
— У меня от рождения такой характер, мама. Мне все равно, как обо мне отзываются другие. Я не понимаю, почему девушке ничего нельзя сказать.
Цзюе-синь нахмурил брови; на лбу еще резче обозначились морщины; опасаясь, что слова Шу-хуа могут рассердить госпожу Чжоу, он с опаской взглянул на нее. На лице Цзюе-миня, спокойно сидевшего рядом, появилась легкая улыбка.
Госпоже Чжоу было неприятно то, что она услышала, однако выражение ее лица Не изменилось. Ей хотелось и сердиться и смеяться: она смотрела на Шу-хуа, как на несмышленое дитя.
— Уж ты спуску никому не дашь, — ласково проговорила госпожа Чжоу. — Ты, как твой старший брат, который живет в Шанхае. Не удивительно, что четвертая и пятая тети сплетничают про тебя. Даже я ничего не могу с тобой сделать.
— У нее скверный характер, — проговорила Цзюе-синь в тон госпоже Чжоу. — Всегда нужно идти на уступки. Мы не должны давать пищу для пересудов.
Госпожа Чжоу осталась довольна словами Цзюе-синя, однако, увидев, что Шу-хуа готова ввязаться в спор, опередила ее:
— Действительно, слова Шу-хуа не лишены смысла. Но барышне не пристало высказывать такие мысли, хотя и считается, что теперь люди стали более просвещенными, чем прежде. Когда я была барышней, вот уж действительно было тяжело. У Мэя неважное здоровье, и если эта женитьба расстроится, то не знаю, что будет потом. — Поток слов, катящихся словно жемчужинки, внезапно оборвался. Она взяла чашку чаю, стоявшую рядом на скамеечке, отпила несколько глотков и продолжала:
— Ваш дядя очень упрям, и с ним трудно сговориться. На этот раз ему приглянулась семья Фэн. Говорят, что невеста высока ростом и ей уже за двадцать. Однако отец ее — приятель вашего дяди. Дядю больше всего восхищают образованность и порядочность семьи Фэн. Говорят, что дед невесты был очень известен.
— Семья Фэн? — удивленно произнес Цзюе-минь, обращаясь к самому себе, но никто не обратил внимания на его слова. Цзюе-синь и Шу-хуа слушали госпожу Чжоу. Ци-ся, сидевшая у кровати на скамеечке для ног, когда речь зашла о свадьбе, тоже стала внимательно прислушиваться к разговору.
— И дядя сразу согласился. Он сказал, что лучшего и желать нечего. Бабушка сначала не соглашалась, но не могла переубедить дядю, а когда узнала, что гороскопы совпадают, то больше не возражала.
— Гороскоп — вещь ненадежная. Все это враки. Скольких людей они погубили! — не выдержав, сказал Цзюе-минь.
— Мне кажется, что Мэй болен. А ранний брак вряд ли будет ему полезен, — подхватил Цзюе-синь.
— Да, у Мэя наверняка неладно с легкими, — сказала Шу-хуа.
— Лучше и не говори об этом, — всплеснув руками, воскликнула госпожа Чжоу. — Когда однажды его мать заикнулась о том, что Мэй часто кашляет и ему следует пойти во Французскую больницу, дядя обругал ее и заявил, что именно европейская медицина погубила Хой. Трудно заставить людей поверить в это. И я не знаю, надежны ли гороскопы. Однако я верю в судьбу. Все предопределено судьбой. — Госпожа Чжоу печально вздохнула, но на душе у нее стало значительно легче.
— Я никак не могу понять, о чем думает дядя, — гневно воскликнула Шу-хуа.
— Хватит об этом! Подобные разговоры только расстраивают. Я хочу еще кое о чем посоветоваться с твоим старшим братом, — нетерпеливо остановила ее госпожа Чжоу. — Цзюе-синь, ну а как твои дела? О тебе только что вспоминала во время своего визита госпожа Чжан.
— Мои? — растерянно спросил Цзюе-синь; он не предполагал, что разговор коснется его. Затем подавленно ответил: — Мне кажется, можно не спешить. Сейчас я и думать об этом не могу. Да и срок траура у меня еще не кончился.
— Тетя говорила, что Кэ-мин надеется на то, что я уговорю тебя, объясню, что ты — продолжатель рода, что вас, братьев, немного, а срок твоего траура скоро кончится…
Госпожа Чжоу не замечала ни выражения лица Цзюе-синя, ни его тона, она не понимала, какое значение имеют для него ее слова, и торопилась высказаться.
— Мама, все это мне известно. Но я никак не могу забыть Жуй-цзюе, не могу даже подумать о вторичном браке. К тому же я уже испортил жизнь не одному хорошему человеку. Я не имею права сделать еще кого-нибудь своей жертвой! — сквозь слезы проговорил Цзюе-синь.
Последняя линия его обороны была прорвана, и он, больше не владея собой, разрыдался, не дав госпоже Чжоу договорить.
Цзюе-минь встал и заботливо, голосом, полным участия, обратился к брату:
— Иди-ка лучше спать. Ты сегодня очень разволновался. Тебе не следует так убиваться.
— Я… Я ничего, ничего, — говорил Цзюе-синь, утирая набегавшие слезы.
— Цзюе-синь, ложись спать. А ты, Цзюе-минь, проводи брата да постарайся его успокоить, — заботливо проговорила госпожа Чжоу.
— Хорошо, — согласился Цзюе-минь, подошел к Цзюе-синю и сказал ему вполголоса: «Пойдем, брат!» Но лишь после того, как Цзюе-минь позвал его второй раз, Цзюе-синь поднялся, поклонился госпоже Чжоу и с поникшей головой вышел из комнаты, вслед за Цзюе-минем.
— Ци-ся, приготовь мне еще один кальян, — машинально приказала госпожа Чжоу; когда Цзюе-синь скрылся за дверью, она почувствовала необъяснимую грусть.
Вернувшись к себе, Цзюе-синь снова сел за письмо.