— Они, Митяй, тебе врут, — заявил отец Димитрий. — Такую информацию не афишируют. Или ты правда думаешь, что надо на всю страну объявить, что боевой летчик спился и подох под забором?
— Врут? — обрадовался Митяй.
— Врут — я тебе говорю!
— А ты откуда знаешь?
— Главное, чтобы ты это знал, — сказал отец Димитрий.
— Эта…
— Бывай. — Священник хлопнул его по плечу и, махнув остальным, двинулся к воротам.
Федор Иваныч со скрипом поднялся с крыльца, закинул на плечо ружье, подцепил автомат, но, поколебавшись, снова повесил на перила.
Посреди двора одиноко стоял белый «Мерседес» с лежащей на крыше массивной дверью. Процессия разделилась — обходили машину с разных сторон.
— Митяй! — окликнули сверху.
Все резко остановились. В разбитом окне с расщепленной выстрелом рамой маячил Хунько.
— Митяй, дай закурить, — попросил Хунько.
— А ты, эта, в милицию не сдашь? — насторожился Митяй.
— Милиция у нас, как выяснилось, не работает, — мотнул ушастой головой Хунько.
— Ну, эта, спускайся… — неуверенно предложил Митяй.
— Не, давай ты ко мне. Тут и выпить найдется. Друга твоего помянем.
— Пойду? — полувопросительно сообщил Митяй остальным.
— Нормально, — кивнул отец Димитрий.
И больше не оборачиваясь, трое товарищей пошли к выходу.
— Уважаемый! — Юрий Григорич мимоходом пнул дверь гаража. — Можешь выходить!
В глубине переулка, не решаясь подойти ближе, застыла небольшая группа местных. Заметив вышедших из ворот, народ взволновался. Старушки засуетились, некоторые мужики приветственно помахали руками. Впрочем, почти сразу же переулок опустел — люди на всякий случай предпочли «не участвовать».
— Пойду внука проведаю, — сказал Федорыч, когда они вышли к площади.
Он остановился, по-хозяйски оглядев пустынную улицу. Открыто висевшее на плече ружье делало старика похожим на заправского охотника.
— А мы прогуляемся, — полувопросительно предложил отец Димитрий.
— Пошли! — согласился Юрий Григорич.
Не сговариваясь, повернули в переулок к кладбищу. Привычка уже, видимо. Пока шли вдоль заборов, отец Димитрий надергал с веток яблок, рассовал по карманам. Мимо нарядно красующейся в солнечных лучах церкви — к проходу на погост. Пропетляли между могил. Вошли в ограду, уселись на лавочки по бокам стола. К кресту, возле самой фотографии тетки Ульяны, прилип грязно-желтый лист. Трепыхался на ветру, но держался, не улетал. Вдоль холмика намело других листьев: запутались в стеблях травы.
— Никогда не понимал вот это ваше: ударят по щеке, подставь другую, — сообщил Юрий Григорич, ставя на стол бутылку виски.
— Ну и дурак. — Отец Димитрий достал из кармана пару яблок.
— Почему? Если меня в морду ударят, я тоже в ответ набью морду!
— И вместо одной станет две битых морды.
Шумела над головами береза, безвольно качались ветки — тонкие, похожие на волосы. Совсем мало листьев осталось. Почесал небритую щеку Юрий Григорич, подумал. Нашелся:
— А что ж ты тогда Хуньке нос дубиной расквасил? Что ж щеку не подставил?
— Высшая мера социальной защиты. Я ему взамен душу подставил.
Формулировка напомнила Юрию Григори-чу оби-тые дешевой, «под дуб», фанерой стены залов суда. Как в фильмах про честных милиционеров.
— А ты бы смог убить Хуньку? — спросил Юрий Григорич.
— Так я и собирался… — равнодушно пожал плечами отец Димитрий.
— Да? — Юрий Григорич оторвался от созерцания оврага. — А чего же передумал?
— Предпочел взять деньгами.
— Значит, от тебя откупиться можно?
— Он не от меня откупился, он свою жизнь спасал. В прямом смысле слова.
— Индульгенцию оплатил?
Внизу, в овраге, из камышей поднялись две утки и, смешно крякая, понеслись куда-то за детдом, в пахнущее осенью небо. С горизонта потихоньку наступала стая легких облаков. Шумел ветер, поднимая в душе тревогу.
— Ну, в целом механизм тот же, — согласился отец Димитрий. — Знаешь, почему на Руси буржуев не любят? Потому что большие деньги трудно зарабатываются, через грех. У нас по-другому нельзя, условий нет. Да и у них, за границей, по сути, тоже не особо разгуляешься. Гением надо быть. Или подлецом. Подлецов в разы больше. У буржуя душа сатанеет, привыкает ко злу. Черт стоит за его спиной, черт нашептывает, что делать.
— Деньги — зло?
— Деньги — потенциал. Добра или зла, это уже от человека зависит. А от твоего Хуньки и не осталось ничего, черт из-за него, не скрываясь, выглядывает. Неужели не увидел? Я его пристрелю — черт вместе с деньгами к другому перейдет. А деньги отобрать — совсем другое дело. Тут я его, нечистого, по живому резанул, кровь пустил. Ослабнет он, глядишь — и Хуньку приотпустит. Лучше, конечно, добровольно деньги отдавать…
— Ага, отдаст Хунька добровольно, жди! — Злая гримаса перекосила лицо Юрия Григорича. — И остальные, чьи рожи по новостям крутят, они тоже отдадут. Надо взять всех буржуев и отобрать все деньги. Как в семнадцатом. Правильно?
— Правильно. Кто деньги ради денег копит — чертей кормит. В семнадцатом мы знатно нечистому кровь пустили. Долго потом оправиться не мог.
— Ну как же так? Вы же вроде большевиков прокляли.
— Мы атеистов прокляли. У атеистов идей не бывает. А у большевиков были. Мозгов только не было.
— Завел шарманку. При чем тут атеисты?
Юрий Григорич свинтил бутылке крышку, отец Димитрий достал из-под стола пару пластиковых стаканчиков.
— Атеисту смысла в жизни нету, — сказал он, подставляя стаканы. — Поел, поспал — да и в небытие. Зачем ему страна?
— Чтобы детям передать.
— А зачем ему дети? Чтобы в свой черед в небытие?
— Что значит зачем? Продолжение рода.
— Нелогично. Если заранее известен конец, чего тянуть-то?
— Может быть, наша наука бессмертие придумала бы…
— Зачем атеисту бессмертие? Чтобы бесконечно есть и спать? Лучше уж небытие.
— Слушай…
— Нет, это ты слушай, Пономарь. Однажды ты умрешь. Встанешь и увидишь перед собой дорогу. Но когда тебя спросят: хочешь ли идти дальше? — попробуй отказаться. Если получится — значит, ты действительно был атеистом.
Отец Димитрий впечатал свой стакан в стакан товарища и выпил. Понеслась куда-то листва по тропинке вдоль ограды. Кленовый лист, пронизанный венозной сеткой красных прожилок, спохватившись, поднялся на ребро и заспешил вдогонку за остальными. Нахмурился Юрий Григорич, достал из кармана папиросу, прикурил.
— Тогда скажи, отец Димитрий, если такой умный…
Глава 32
…не расслышал: ветер ударил с такой силой, что рама загудела. Дождь гремел по карнизам, хлестко бил в окна. Сползающие по стеклам ручейки ломали свет уличных фонарей, размазывали по стенам переливающимися разводами: от этого казалось, что темный коридор до самого потолка заполнен водой.
— А он точно пойдет? — переспросил Шурик.
— Я тебе отвечаю! — горячо зашипел Игорь.
Дети сидели в тени под подоконником, в батарейной нише. Напротив, метрах в пяти, зиял чернотой выход на лестницу. Игорь чувствовал тепло, исходящее от чугунных ребер, подпирающих спину — поднявшаяся к вечеру непогода принесла такой холод, что Паутиныч распорядился запустить отопление.
— Ты же говорил, что Вадим сам тебе предлагал показать потайной подвал! — продолжал сомневаться Шурик.
— Блин, врет он все! Я ж тебе рассказывал.
— А твои дядьки, типа, самые умные, да?
— Поумней некоторых. Отец Димитрий точно сказал, что подземный ход есть. А он знает.
— С чего он знает? Он там был?
— Был!
Ветер завывал над самым ухом и, пробиваясь сквозь рассохшиеся рамы, ерошил волосы на затылке. Вместе с ветром с подоконника стекал запах гниловатой воды. Игорь передернулся, уловив в этом запахе отголоски той вони, которую принесло с собой страшное существо на мосту через ручей.
— Короче, слушай! — Игорь дернул друга поближе. — Они просили никому не говорить. Чтобы никто из наших не лазил. Но я только тебе. По секрету. В общем, мы сегодня с дедом шли от детдома через кладбище. Встретили отца Димитрия с дядей Юрой. Они там сидели. И, короче, опять что-то про подземный ход начали… Ну я такой и говорю: дядя Вадим раскололся, никакого хода нет, а то, что мы с Шуриком нашли, это просто вход в тайный подвал.
— Чего это «мы нашли»! — возмутился Шурик. — Это я нашел. Один. А ты потом примазался.
— Да отвали, не в этом дело. Отец Димитрий как разозлился! Врет, говорит, твой дядя Вадим. Нет в детдоме никаких секретных подвалов. А подземный ход есть. Ну, дед с ним спорить начал. А отец Димитрий повел всех к генеральскому склепу… Ну, знаешь, домик такой на кладбище, с той стороны, где обрыв… Короче, зашли мы туда, там внутри между могил такая колонна чугунная…
— Ну чего ты рассказываешь! — перебил Шурик. — Я что, не был там, что ли?
— Короче. Помнишь, поверх колонны идет такая красивая решетка, толстая, как будто венок из цветов?
— Ага.
— Ну вот. Отец Димитрий папиросу к ней поднес — и прям реально видно, как дым сдувает. Ветер из-под той решетки дует. А дядя Юра говорит: все понятно, это вытяжная шахта. Он инженер, метро строил. Сказал, что в тоннелях обязательно такая вытяжка должна быть, чтобы воздух не застаивался, иначе задохнешься. Все знают, что зимой в генеральском склепе тепло. Это потому что из-под земли воздух выходит. Понял?
Шурик не ответил. Его лицо было скрыто тенью, но глаза блестели — остановившийся взгляд уперся в стену: друг переваривал полученную информацию. Игорь дал товарищу время осознать, потом снова толкнул в плечо, привлекая внимание.
— И самое главное теперь: какого хрена он нас в подземный ход заманивал, понял?
— Кто?
— Блин, да Вадим, чего ты тормозишь-то? Он ведь нам предлагал ночью показать типа «подвал», помнишь?
— И чего?
— Значит, специально заманивал. Мне дед, как узнал все, велел пообещать, что я туда никогда не полезу! Сказал, нож держи под подушкой. И сразу бей, если Вадим ночью ко мне подойдет.