— И что, ты так и будешь караулить его? — В голосе Шурика явственно сквозил испуг.
— Щас! Это они его караулить будут. Я же тебе говорю: мне надо знак подать, когда этот козел опять в подвал полезет.
— Мы, получается, тут каждую ночь сторожить будем?
— Надо будет, каждую ночь! Но отец Димитрий сказал, что он уже скоро должен полезть. Сегодня-завтра.
— А добьет твой фонарь?
— Я, как стемнело, проверил. С того окна посветил и видел, как они мне с кладбища ответили. Добивает.
— Дождь какой! — с сомнением произнес Шурик.
— Фигня. В восемь вечера сильнее был. И ничего. Они там в склепе сидят, ждут.
— И что, прямо через решетку полезут?
— Они ее сняли, там шахта. И ступеньки вниз, знаешь, как в колодцах такие скобы в стену вделаны?
— А чего там Вадиму делать?
— Если не заочкуешь и будешь со мной караулить, расскажу.
— Не заочкую.
— Ну вот посмотрим.
— Я же сижу с тобой. Расскажи, Гарик!
— Вначале досиди. Дело сделаем, расскажу. Зуб даю.
— Ну Гарик… — заканючил друг.
— Тихо! — тревожно прошипел Игорь.
Друзья замерли, прижавшись к батарее. Шипел ветер в щелях, долбили капли по жести — непогода истерично набрасывалась на все окна длинного коридора, пыталась прорваться внутрь. По стенам внутри световых отпечатков окон мотались из стороны в сторону тени деревьев — казалось, что это не коридор, а вагон поезда, мчащийся вперед на бешеной скорости. И только черный прямоугольник прохода на лестницу выделялся зловещей неподвижностью.
— Чего ты? — прошептал Шурик возле самого уха.
— Вроде дверь наверху хлопнула!
— Точно? — запаниковал друг.
— Сиди тихо.
— Он выглянет и запалит нас!
— Не запалит. Тут темно.
— Давай свалим подальше! За угол!
— Да? А как я увижу, что это он?
— А если он фонарем посветит?
На мгновение ветер стих, дождевой грохот сорвался с карнизов — и дети испуганно замерли, потому что в наступившей тишине выяснилось, что они вовсе не шепчут, а разговаривают почти в полный голос. Но спустя секунду ураган принялся трепать здание с новой силой, и дети, привставшие было от испуга, снова нырнули в тень подоконника.
— Скажи, чего он там делает, в подземном ходе, — настойчиво прошептал Шурик. — А то обратно пойду!
— Колдует! — заявил Игорь.
— Да ладно! Вадим Алексеевич?
— Я тебе говорю! Подземный ход под кладбищем идет! Там самое место.
— Не гони! — Шурик хмыкнул, забыв про недавний страх.
— Да? А что, по-твоему, он туда лазит?
— А хрен его знает. Может быть, там у него наркотики.
— Точно! — иронично согласился Игорь. — Молодец!
— Или оружие! — не сдавался Шурик. — Чак Норрис, ну, дядя Миша-охранник, он в Чечне воевал. С чеченцами подружился. Они в подземном ходе взрывчатку хранят. Потом в Москву переправляют. Он поэтому и исчез.
— Иногда лучше жевать, чем говорить, — посоветовал Игорь.
— А ты с дедом кино пересмотрел…
Тут оба вздрогнули, потому что — теперь уже совершенно однозначно — со стороны лестницы донесся стук закрывшейся двери. Некоторое время ничего не происходило, будто хлопнувший дверью сам испугался произведенного шума… Но тут в глубине черного прямоугольника мелькнул свет. Вначале слабый отблеск, потом все ярче — и вот по выступившим из темноты ступенькам стекает, покачиваясь в такт чьим-то шагам, яркий световой овал.
— Прижмись! — яростно прошептал Игорь, до боли вдавив спину в грани батарейных секций.
— Бежим! — не шепот, а стон.
— Тихо!
Показались ноги, рука с фонарем… Вот человек спустился на лестничную площадку. Если посветит фонарем в коридор — легко заметит их. Надо было прятаться подальше! Его, Игоря, может, и не заметит. А вот Шурика точно увидит: друга почти не скрывает угол ниши!
Но человек предпочел погасить фонарь. Осторожно выглянул в коридор. Забывший дышать Игорь увидел знакомую прическу, а потом через полумрак разобрал и черты лица — Вадим Алексеевич! И сквозь страх, оттеснив его на периферию, в груди расплылось теплое чувство удовлетворения.
Вадим, посмотрев туда-сюда, вновь нырнул на лестницу и, включив фонарь, начал спускаться в подвал. За спиной Игоря судорожно втянул воздух Шурик — видимо, тоже не дышал.
— Кранты ему! — с тяжелым удовлетворением прошептал Игорь. — Пошли!
— Стремно! Подождем.
— Ну сиди, очкуй! — сказал в полный голос Игорь и поднялся.
— Не, не, я с тобой! — подскочил друг.
Дети почти бегом — ограничивая себя только стремлением двигаться бесшумно — бросились к противоположной лестнице. Предосторожности эти были особо не нужны, потому что ветер взялся за детдом всерьез: грохот капель слился в тугой гул, по дребезжащим стеклам лились целые водопады, а из-под рам полезли хмуро поблескивающие лужи.
Игорь вбежал на лестницу, в несколько прыжков поднялся на два пролета, на ходу доставая фонарь, вскочил на подоконник…
— Подожди! Подожди! — жалобно крикнул снизу Шурик.
Он отстал и теперь, прыгая сразу через две ступеньки, отчаянно махал руками.
— Подожди меня, не свети!
— Давай быстрее! — Игорь трясся от нетерпения.
Он помог задыхающемуся другу взобраться на подоконник. Дети распластались в оконном проеме, прильнув лбами к ледяному стеклу. Шурик поставил по бокам лица ладони, Игорь закрылся только слева — в правой руке у него был фонарь. С этой стороны детдома не было освещения, и за окном стояла чернота — не глубокая, с перспективой, а совсем близкая, ограниченная залитым водой стеклом внешней рамы. И за этим стеклом не было ничего.
— Готов? — прошептал Игорь.
— Да!
Включив фонарь, Игорь провел им сначала сверху вниз, потом слева направо. И ничего не произошло — покрытая каплями черная стена все так же ограничивала пространство. Ветер бил в фасад, а здесь было относительно тихо, и дождь безвольно стекал по окну.
Но тут маленькая искра вспыхнула на стекле — и вдруг оказалось, что это не искра, а далекий-далекий огонь. И у черноты сразу появилась перспектива, блестящая от дождя стена исчезла — фонарь светил оттуда, из-за оврага, где сейчас дежурили дядя Юра и отец Димитрий.
— Ух ты! — не сдержался Шурик.
Игорь облегченно вздохнул и уже спокойнее повторил в окно световой сигнал. С кладбища снова ответили таким же крестообразным знаком, потом далекий фонарь несколько раз подмигнул и погас. Игорь спрыгнул с подоконника. Шурик смотрел с восхищением.
— Это как, помнишь, в кино про…
Глава 33
— …не было и нет, — проворчал Юрий Григорич.
— Не боись, Пономарь!
Отец Димитрий стоял у распахнутой двери склепа, курил, спрятав папиросу в горсти — от ветра и дождя. Внутри толстых кирпичных стен штормовой напор ливня практически не ощущался, только со стороны входа изредка залетали ледяные языки ветра.
Склеп представлял из себя низкое каменное помещение примерно три на три метра. Посередине симметрично располагались два надгробия: известняковые плиты, когда-то покрытые богатой резьбой, теперь же выщербленные, с многочисленными трещинами и сколами. Юрий Григорич помнил, что, когда он лазил сюда в детстве, поверху на этих плитах еще можно было различить какие-то надписи, а теперь еле-еле угадывались контуры крестов.
Пол склепа был засыпан крупной гранитной крошкой, вдоль боковых стен тянулась низкая кирпичная лавочка, а у противоположной от входа стены стояла толстая, высотой под два метра, металлическая колонна, вся в чугунных завитках и узорах. Говорили, что раньше она служила постаментом для бюста генерала, но вживую сам бюст никто не видел, и когда он исчез с постамента — тоже никто не знал. Справа на колонну опиралась хлипкая деревянная стремянка, вся усыпанная разноцветными потеками краски.
Юрий Григорич сидел на левом надгробии. Две керосинки — летучие мыши — стояли рядом с ним, освещая обстановку теплым розоватым светом. Снаружи перед дверью колебалась сплошная пелена дождя.
— Зачем тогда было парня посылать следить? — спросил Пономарь, разглядывая шумящую дождем темноту.
— Я, что ли, этот ливень заказал?
Отец Димитрий обернулся, на его бороде и отворотах шинели заискрились мельчайшие звездочки брызг. Юрий Григорич хмуро отвернулся, потом кивнул, признавая правоту товарища.
— Бессмысленный риск, — пояснил он свое недовольство.
— Парень хорошее дело делает, — возразил священник. — Что тут бессмысленного?
— А какой смысл, если мы его сигнал не увидим?
— Так он-то этого не знает.
— И если эта тварь не полезет сегодня, так и проторчим под землей всю ночь?
— Ну, придется. А какие варианты?
И снова Юрий Григорич промолчал, соглашаясь. Все дело было в том, что ровно посреди груди у него лежала спокойная, холодная ненависть — он ощущал ее именно физически, как какой-то отдельный внутренний орган. Она не давила, не мешала дышать — она просто лежала, чуть перекатываясь при ходьбе. И заставляла совершать поступки. Именно из-за нее он, не задумываясь, пошел штурмовать Хуньку. И сейчас, даже не будучи уверенным в результате, готов был лезть в шахту воздуховода. Если есть шанс достать там того, кто…
— Какая вероятность, что сегодня он туда спустится? — спросил Юрий Григорич.
— Большая. Мы отработали Хуньку, мы убили его упыря…
— Мы убили не упыря! — перебил Пономарь.
— Знаешь… — начал отец Димитрий, но отмахнулся. — Ладно. Короче говоря, он понимает, что мы уже разобрались, что он из себя представляет. И осталось только выяснить: кто он?
Отец Димитрий подошел к колонне, запрыгнул на надгробие и заглянул в отверстие… Им пришлось серьезно повозиться с крышкой. Плоский чугунный блин, прикрывающий колонну сверху, отрывали больше часа. Погнули лом и сломали два топора. А когда оторвали, выяснилось, что в одной из завитушек навершия скрывался рычаг, повернув который, можно было разом отодвинуть все восемь щеколд, запирающих крышку…
— Да так-то, если порассуждать, тут колдуном кто угодно быть может, — сказал Юрий Григорич. — Этот мой родственник не самый подходящий кандидат.